С любовью, твоя сестра,

Адриана.

Я улыбаюсь этим чувствам. Несмотря на ее раздражительность, я действительно не мог бы просить о лучшей сестре — единственном человеке, несмотря ни на что, который знает меня лучше, чем я иногда знаю себя.

Захватив свой чемодан, я возвращаюсь в комнату Шарлотты. Я вхожу тихо, чтобы услышать звук падающей воды. Я не хочу прерывать ее, я знаю, что это был долгий день, но я хочу обнять ее.

Раздевшись, я вхожу в ванную комнату, наполненную паром. Я открываю стеклянную дверь и вижу, что она стоит с закрытыми глазами под струями воды. Мой взгляд скользит по ее телу, любуясь каждым изгибом, представляя, как моя рука касается каждого сантиметра. Осторожно, чтобы не испугать ее, я вхожу, обхватывая ее руками. Она тут же погружается в меня, и мы молча стоим вдвоем. Наши обнаженные тела слились в одно целое, и мы совершенны.

Шарлотта совершенна.

Прижав ее голову к своей груди, я нежно глажу ее по спине.

— Я люблю тебя…, — пробормотала она.

— Я тоже тебя люблю.

Подняв ее голову, наши глаза встречаются, притягивая нас ближе друг к другу. Ее простой взгляд бросает якорь в мою душу, и только Шарлотта, моя прекрасная жена, может подчинить мое сердце биению своего собственного. Я никогда не хочу, чтобы наша история закончилась, здесь — я хочу испытывать нашу уникальную любовь до конца жизни. Без нее у меня нет цели. Я буду бродить по этой земле в одиночестве, и я это уже проходил, делал это.

Ничто, и я имею в виду ничто, никогда не разлучит нас снова.

Лаская мою щеку, ее грудь прижимается к моей груди, делая невозможным контролировать порывы, бушующие во мне. Невесомый взгляд, ее однобокая ухмылка привлекают мое внимание.

— Что это за ухмылка?

— Я надеюсь, что у нашего ребенка будут твои глаза. Если это будет девочка, каждый мальчик будет хотеть ее, а если мальчик, каждая девочка будет хотеть его. Я не думаю, что ты понимаешь, насколько они сильны. Как они очаровывают… словно накладывают на тебя заклятие.

— Ну, теперь ты меня просто напугала, потому что я не хочу, чтобы нашу дочь пытался подцепить каждый игрок, и я не хочу, чтобы на нашего сына вешалась каждая мамаша-хулиганка.

— О, значит, для тебя это нормально, а для него нет?

— Ты называешь себя мамой-хулиганкой? — поддразниваю я.

— Ты называешь себя игроком?

— Шах и мат, миссис Эдвардс, — я смеюсь, потому что даже в самые мрачные времена всегда есть тот единственный человек, который заставит тебя увидеть свет, заставит тебя снова смеяться, когда ты думаешь, что это невозможно.

Я прикасаюсь к ее губам, изо всех сил стараясь игнорировать тот факт, что мы стоим здесь голые и мокрые. Что Шарлотта голая и мокрая. Я серьезно, я парень, ради всего святого, но я чувствую себя немного виноватым за то, что все это время тыкал в нее своим членом.

— Нам нужно выйти… тебе нужно поесть.

— Тебе тоже, — поддразнивает она.

— О, поверь мне, я знаю. У меня большой аппетит, если ты не заметила, но сейчас мне очень нужно, чтобы ты поела. Дело теперь не только в тебе, — говорю я ей серьезным тоном.

— Да, я заметила… это почти просверлило во мне дыру, — хихикает она, выпуская после этого небольшой вздох, — И да, я проголодалась.

Мы вместе выходим из душа, вытираясь. Шарлотта надевает свою ночнушку, а я нахожу свои боксеры. Сидя на кровати, мы вызываем обслуживание номеров и заказываем столь необходимую еду. Пока мы ждем, я целую ее шею, отчаянно желая почувствовать вкус ее кожи.

— Я не могу поверить, что Адриана и Элайджа поженились. Сегодняшний день был таким…, — она прерывается, тихо стонет, — Ты отвлекаешь меня.

— Ага, — дышу я в ее кожу, — У нас есть дело, чтобы убить время.

— Эй, я быстрая, но не настолько.

Раздается стук в дверь. С довольной ухмылкой Шарлотта спрыгивает с кровати и надевает халат, оставляя меня на кровати расстроенным. Прикрыв лицо, я издаю стон.

Молодой парень вносит еду, снимая крышки и глядя на Шарлотту. Я спрыгиваю с кровати, издавая легкий рык, и беру у него счет. Даже не проверяя суммы, я подписываю его и требую, чтобы он ушел.

— Правда, Лекс? — Шарлотта стоит у края кровати, положив руки на бедра, — Парню было лет двадцать один в лучшем случае.

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — вру я, приглашая ее сесть и поесть.

Она качает головой с разжатой челюстью: — Некоторые вещи никогда не меняются с тобой…

Я игнорирую ее замечание, снова напоминая ей, чтобы она поела. Еда на свадьбе была нормальной, но нет ничего лучше гамбургера и картошки фри после полуночи.

— О, ничего себе, как вкусно, — восклицает она, в мгновение ока доедая свой бургер.

— Тебя сильно тошнило по утрам?

— Не очень. Не так сильно, как в первый раз, — тихо говорит она.

— Какой у тебя срок?

— Думаю, около семи недель.

Мы закончили есть и почистили зубы, прежде чем забраться обратно в постель. Это наша вторая официальная ночь вместе после ночи в Хэмптоне, которая была совершенно неудачной. Выключив лампу рядом с собой, она прижимается ко мне, и только бледный лунный свет проникает в комнату.

— Что будет, когда мы вернемся в город? — пробормотала она в моих объятиях.

— Что ты имеешь в виду?

— С нами?

— Я не знаю, Шарлотта. Скажи мне, чего ты хочешь

— Мы женаты, и я хочу, чтобы мы жили вместе.

— Договорились.

— В моей квартире?

— Не договорились, — заявляю я, затем быстро поясняю: — Ну, временно, но нам нужно что-то побольше.

— Но ты живешь в Лондоне.

— Шарлотта, посмотри на меня, — умоляю я. Она поворачивается ко мне лицом, ее свежее мятное дыхание охлаждает воздух между нами, — Я могу делать все, что захочу… Я владею этой компанией. Если мне нужно быть в Нью-Йорке, значит, я буду в Нью-Йорке. Ты и я… это все, детка. Назад дороги нет.

— Никакого пути назад… а Лекс? — снова мягко называет она мое имя, — Ты все еще подкалываешь меня.

— Тогда нам нужно найти способ предотвратить это.

Я опускаю голову, чтобы встретиться с ее головой и поцеловать ее губы, ее язык скользит по моим, мягкий, но интенсивный. Невозможно отрицать, что она нужна мне, и я так стараюсь дать ей отдых, в котором она нуждается, но это чертовски невозможно.

Мой разум предупреждает меня остановиться и дать ей поспать, но она так нужна мне. Я хочу, чтобы она увидела, как сильно я ее люблю, как сильно я никогда не переставал ее любить.

Наши поцелуи становятся лихорадочными, когда она стонет в мой рот, ее тело жаждет большего. Я перемещаюсь к ее шее, осыпая поцелуями теплую кожу, ее голова опускается глубже в подушки, пока она пытается успокоиться.

Я медленно спускаюсь ниже, целуя каждую точку на ее груди, она умоляет меня спуститься ниже, и я делаю это, не торопясь. Я хочу насладиться этим моментом. Я так долго ждал возможности оказаться внутри нее и наконец-то заняться с ней любовью без наших обычных ограничений.

Пока я дразню языком ее соски, она извивается под моим телом, вгрызаясь в мое плечо. Я стараюсь не ложиться прямо на нее, напоминая себе, что есть еще кто-то, о ком нужно думать. Одна эта мысль на мгновение отвлекает меня, но, словно зная об этом, она притягивает мою голову к своей, и наши глаза снова встречаются.

Я точно знаю, чего она хочет в этот момент.

Не отрывая от нее взгляда, я осторожно ввожу свой член в нее, и ее глаза кричат мне о наслаждении. Когда я медленно вхожу, мой член чувствует каждый изгиб, прокладывая себе путь и находя место, которое он называет домом, затем я остаюсь совершенно неподвижным, позволяя ей перевести дух.

— Лекс, — шепчет она, все еще задыхаясь, — Necesito que te pierdes en mí, tengo que sentir lo mucho que me quieres. Muéstrame lo mucho que me quieres, sólo a mí(прим. испанский: «Мне нужно, чтобы ты потерял себя во мне, мне нужно почувствовать, как сильно ты меня любишь. Покажи мне, как сильно ты меня любишь, только меня»), — ее голос едва слышен, но то, как она говорит со мной, как испанский язык слетает с ее языка, это наш интимный способ общения, как в старые времена, и она читает мои мысли.