Также мне пришлось побывать в роли бизнесмена из Западного Берлина, приехавшего на Лейпцигскую ярмарку, и апробировать свой немецкий в не совсем привычных и рискованных для меня условиях.
В 8-й гвардейской армии, дислоцировавшейся в Тюрингии, был получен редкий по характеру сигнал. Старший лейтенант, проходивший службу на одном из полигонов армии, обратился к местному немцу с просьбой купить у него или продать на Запад один воинский секретный документ. Этот немецкий гражданин являлся информатором особого отдела. Он доложил о содержании разговора оперработнику. Но поскольку сам информатор не владел русским языком, то не смог уточнить у офицера, о каком документе шла речь. Он отказался приобретать этот документ, сославшись на то, что не может оценить его значимость. Однако пообещал свести «продавца» с одним бизнесменом из Западного Берлина, которого могло бы заинтересовать это предложение. Ранее он совершал с этим офицером мелкие спекулятивные сделки по покупке и обмену товара: сигарет, кофе, женских принадлежностей западного производства. Поэтому наличие у него знакомых на Западе не было новостью для нашего офицера.
Начальник управления генерал А. И. Матвеев принял решение использовать эту ситуацию и предложил мне выступить в роли коммерсанта из Западного Берлина. При выборе моей кандидатуры для этой цели определенную роль сыграло мое удачное участие в аналогичной ситуации в прошлой командировке. Тогда мы в Лейпциге тоже изобличали потенциального изменника Родины. В этот раз в нашем распоряжении было только трое суток.
Офицер уже знал, что через три дня я должен буду вернуться в Берлин. Такой цейтнот серьезно осложнял ситуацию. За два дня нужно было подготовить документы жителя Западного Берлина, экипировку бизнесмена, ознакомиться с обстановкой на предполагаемом месте событий и, наконец, войти в рабочий контакт с источником, который должен был познакомить меня с советским офицером. Мы не успели даже проговорить запасные варианты на случай, если объект заподозрит что-то неладное и возникнут осложнения. После знакомства с посредником я попросил его критически оценить мой внешний вид на предмет соответствия западным стандартам. С натяжкой он сказал: «Сойдет!»
Встреча с советским офицером, любителем продавать военные секреты, состоялась. При знакомстве я сказал, что мои родители родом из Польши, поэтому я немного понимаю по-русски. На мои уточняющие вопросы, которые я задавал по-немецки, ничего вразумительного он ответить не мог, явно не понимая, о чем речь. Я объяснил, что со слов нашего общего знакомого (нашего информатора), мне известно, что их связывают деловые отношения (Gesch fte machen). Но я хотел бы понять, какую сделку на этот раз он предложил моему другу.
В ответ на мой вопрос, заданный на смеси русского, польского и немецкого языков, старший лейтенант взял планшетку, вынул из нее красную книжечку с грифом «Секретно. Только для служебного пользования». Заголовок гласил: «Кодовая таблица позывных для полевых учений». Используя отдельные немецкие слова, он попытался объяснить мне, что это очень важный военный документ для командного состава. Я сделал вид, что не понял смысла слова «код». Общими усилиями мы определили его как «шифр». Несмотря на настойчивые объяснения офицера, что это очень важный и ценный документ, я ответил, что не понимаю, какая мне может быть от него польза. Старший лейтенант принялся меня горячо заверять, что если я в Западном Берлине предложу эту книжечку американским военным, то получу за нее большие деньги.
По-прежнему используя для диалога русско-немецкопольскую языковую смесь, я уточнил, правильно ли я понял последнюю мысль офицера. Получив положительный ответ, я возразил: «Но это же шпионаж! Торговля чужими секретами — это есть черный бизнес, плохая сделка!!! Я не хочу рисковать, я — честный коммерсант, а не шпион». Я тут же предложил ему другую сделку: «Я знаю, что ты торговал с моим другом кофе. Ты даешь мне два мешка кофе в зернах, это 50 килограммов. Взамен ты можешь получить от меня коробку дамских нейлоновых чулок, это тысяча пар. Это все, что у меня осталось к концу ярмарки.
Идет? К этому я готов». Для убедительности я продемонстрировал ему пару дамских чулок. Поняв смысл моего делового предложения, он воскликнул: «Где я возьму тебе 50 кг кофе?! У меня столько нет. Мы из отпуска привозим по 2–3 кг!»
Далее наша беседа сопровождалась употреблением спиртного «за знакомство». Я сказал, что, видимо, наша встреча не будет иметь делового продолжения, потому что предложенный офицером документ меня не заинтересовал. На этом встреча с ним закончилась.
Позже при его профилактике в особом отделе он рассказал, что встречался с одним дельцом из Западного Берлина и пытался продать ему кодовую таблицу, которую он изъял из документов, предназначенных для уничтожения.
Все удивлялся, почему приезжий коммерсант не пошел на эту сделку: «А нам здесь говорят, что западные торгаши согласны на любую сделку, лишь бы деньги заработать.
Видимо, это не так, я сам в этом убедился!» В подлинности «бизнесмена из Западного Берлина» он не усомнился и к организатору встречи не имел никаких претензий…
После переезда Третьего отдела из Берлина в Потсдам я был назначен старшим группы оперработников Третьего отдела в Берлине, занял должность заместителя начальника отделения Управления особых отделов. С появлением нового руководства отдела меня, наряду с привычными задачами оперативной работы, постепенно стали нагружать новыми для меня проблемами. Увеличилось число поручений по координации деятельности периферийных подразделений Третьего отдела, требовалась разработка обобщающих рекомендаций по моей линии работы для особых отделов на местах.
Затем последовало поручение о подготовке проекта учебного пособия для Новосибирской школы военной контрразведки. Нужно было обобщить опыт Третьего отдела по проведению наиболее удачных наступательных контрразведывательных операций в отношении органов военной разведки стран НАТО в Германии. Отказаться от этого «общественного» поручения мне все-таки не удалось. Перечислив наиболее значимые дела для включения в проект, заместитель начальника отдела А. А. Чудинов сумел «доказать», что большинство из них мне известно. Я или лично принимал в них участие, либо работал над документами, или знакомился с ними при выездах на места для анализа материалов. С его слов получалось, что нет более подходящего кандидата, который смог бы справиться с написанием учебного пособия. Пришлось потратить на эту работу около трех месяцев.
Интересна дальнейшая судьба этого проекта. Начальник Новосибирской школы военной контрразведки, получив из ГДР пособие, позвонил по правительственной связи в Потсдам и поблагодарил начальника нашего управления за интересный учебный материал из «сегодняшней практики» работы особых отделов. Начальник Управления особых отделов в Потсдаме, ничего не зная до этого разговора о проделанной работе, назначил служебное расследование. В результате руководитель Третьего отдела Б. В. Теплов получил замечание за отправку учебного материала в Новосибирск без его ведома. Моей подписи под этим документом не было, так как исполнителем значился Чудинов. Позже выяснилось, что составление этого пособия начальником отдела поручалось лично ему.
Я сделал для себя соответствующие выводы из этой ситуации. В дальнейшем был вынужден настороженно относиться ко всем поручениям Чудинова по берлинской группе, которые не входили непосредственно в мои служебные обязанности. Он обычно сопровождал их словами:
«Для того вы и сидите в Берлине!» К сожалению, иногда приходилось перепроверять их обоснованность через вышестоящее руководство. Такова была реальность!
Жизнь в Берлине после закрытия границы с его западной частью носила довольно тревожный характер.
Оперсостав уже втянулся в напряженный ритм службы.
Мы привыкли к изменениям и приближенности нашей жизни к полевым условиям. Но нашим близким, женам и детям это давалось непросто. По ночам иногда слышались взрывы в районе границы. В Карлсхорсте немедленно поднимались тревожные мобильные группы батальонов охраны, и машины БТР с мотострелками мимо наших окон выезжали к местам событий у «защитной стены» для подстраховки погранвойск ГДР. Часто приходилось самому проводить проверки на мобилизационную готовность самих членов семей: два тревожных чемодана на семью на случай срочной эвакуации и час на сборы для погрузки в автомашину. Иногда приходилось напоминать о требованиях, если они не соблюдались. Это тоже не поднимало настроение у жен и детей. Приходилось напоминать, что мы — воинская часть, полевая почта, и сборы должны быть короткими по-военному.
