― Это,― заметил Юкио,― известно и мне. Только я пришёл к пониманию через практику.

― Что до европейцев,― продолжил юный каллиграф,― то они уже вторую тысячу лет не могут перебраться через проблему Бога, который наделил весь мир смыслом, но не сказал каким.

Для наглядности это можно изобразить в виде картины.

Ехал трамвай, далеко-далеко. В конце концов пассажирам стало скучно и они начали спорить:

одни говорят, что выпустить их может только водитель

другие – что водитель может только поворачивать, трамвай двигается за счёт мотора, а дверей не бывает,

третьи – что водитель есть, но найти его нельзя,

четвёртые – что весь трамвай это и есть один огромный мотор,

пятые – что пассажиры тоже часть мотора,

шестые – что при движении по замкнутому маршруту водитель не нужен, а достаточно мотора,

седьмые – что мотор только толкнул трамвай, а дальше он своим ходом,

восьмые – что если ездить по кругу, то и мотор не нужен, достаточно инерции,

девятые – что раз никто ни разу не был за пределами трамвая, то нет смысла делить мир на трамвай и нетрамвай

десятые – что если хочешь понять трамвай, надо проложить через вагон рельсы и пустить ещё один трамвай, можно игрушечный

одиннадцатые – что нет ни мотора, ни водителя, ни трамвая, ни рельс, а все пассажиры – одновременно водители и каждый ведёт трамвай в свою сторону…

― Что-то какая-то чушь получается,― заметила Оно.

― Вот поэтому и нет во мне веры в европейскую философию. Оружие у них хорошее, а мышление никуда не годится. Только и умеют, что слова переставлять.

― Ты хорошо говоришь о скверном оружии наших врагов,― заметил Юкио,― Теперь расскажи про наше, хорошее.

Кимитакэ наморщил лоб, кисть замерла в воздухе.

― Я думаю, мы сможет разобраться в этом вопросе, если посмотрим на невероятно древней символе, который мы, японцы, читаем как “бун” (и ещё другими способами), а китайцы – как “вэнь”. Вот как он выглядит в чистом виде.

И Кимитакэ изобразил: 文.

― На географических картах он обозначает школу, поставленное после названия страны – язык этого государства, вместо со знаком Человек – литератора, вместо со знаком Воздействие – культуру, вместе со знаком Умысел – смысл сказанного, а в женском имени Фумико – что родители были люди литературные и образованные. Как видите все они так или иначе связаны с письмом, украшением, узорчатостью.

Более того, само название классического китайского вэнь-янь есть ничто иное, как вэнь+янь (то есть Вэнь+Слово!). И даже наш классический литературный язык называется бунго (Вэнь+Язык!). Ну и, говоря о твоём тайном увлечении, сама литература – это бун-гаку, Вэнь+Изучение!

Вспомним и ещё одно значение знака Вэнь в нашем языке – Монета!

Согласно классическим комментариям, этот значок произошёл от древнего рисунка, который изображал человека с татуированной, или, возможно, разукрашенной грудью.

Мудрецы древности “беседовали кистью”, без слов, просто писали вопросы и ответы. Они учили, что подлинный язык – узор, а звуки не имеют значения, ведь жители разных провинций произносят одно и то же слово по-разному.

У других народов сохранилось подобное учение об Истинной Речи, на которой невозможно солгать ― ведь каждое слово на ней обозначает некоторый предмет, а если такого предмета нет ― он немедленно возникает. Великий аргентинский исследователь Франсиско Асевадо утверждает, однако, что эта трактовка даже не индоевропейская, а восходит к традиции культуры Укбар, чьи следы обнаружены неподалёку от Армении. Этим объясняется то, что маги Европы произносили заклинания, а маги Китая ― писали. Но это не имеет большого значения ― как все мы знаем из младшей школы, многие иероглифы содержат в себе второй ключ-подсказку, который сообщает, как их примерно читать. Только это чтение существовало, разумеется, в Китае и глубокой древности, так что от этих подсказок мало толку даже самим современным китайцам.

Следует понимать, что современный китайский очень сильно отличается от древнего. Видимо, в этом причина деградации их государства. На страницах “Книги о Дао и Дэ” или “Бесед и суждений” каждый иероглиф выражает целую бездну смыслов. Теперь же требуется целых два, а то и три иероглифа, чтобы перевести на китайский какой-нибудь новомодный термин. Например, вот как пишутся на современном китайском такие актуальные слова, как: гуманизм, порнография, демократия, концлагерь, социализм, геноцид, джаз.

Однако могущество иероглифов по-прежнему весьма велико и в современных языках действует своя вэнь.

Даже представляясь новому человеку, мы, японцы, обычно поясняем, как пишется наше имя. А про того, чьё имя не написано, можно смело сказать словами поэта:

Это было просто слово,

Это был не человек.

Когда император Фу Си изобрёл триграммы, чтобы уловить в сети Вэнь тайну великой Переменчивости и составить Книгу Перемен, он взял за основу созвездия, которые суть Вэнь Неба, и следы птиц и зверей, которые суть Вэнь Земли. Вэнь покрывает шкуры горных тигров, изгибы жертвенного дыма приоткрывают вэнь духов воздуха. В древности гадали так: записывали ответы на черепашьем панцире, а потом бросали в огонь и вэнь трещин возвещал Истину.

Конфуций писал, что именно Культурность (вэнь) уравновешивает Природность (чжи). Но позже, когда государство добралось до самых глухих уголков Поднебесной, обратным к Культурности-Вэнь стали называть Воинственность – У. Ведь ещё во времена династии Чжоу Вэнь-ван был сменён на престоле У-ваном. И уже в те далёкие времена династия Чжоу полагалась на Вэнь – и именно поэтому к ней перешёл мандат неба от династии Шан, что вела записи узелками и полагалась на духов!

В тайных китайских союзах Белого Лотоса (которые, без сомнения, пришли туда из Ямато, и произошли от почтеннейшего Нитирэна-хоси, чьё имя и значит Белый Лотос) различали учение У и учение Вэнь. У ― это алтари для простонародья, где совершали радения и обучали боевым искусствам. Вэнь – алтари для высших посвящённых, где давались тайные наставления по магии и стратегии.

Южные варвары, как водится, всё перепутали. Именно отсюда возникла странная сказка про “Хризантему и Меч”, которые якобы лежат в основе культуры Ямато. Ещё до войны ей пугали штабных генералов и прочих детей. Но разве не объяснил нам Старый Каллиграф, что между У и Вэнь нет ни малейшей разницы? Разве фигуры, которые описывает меч при фехтовании и тело при занятии боевыми искусствами – не Вэнь? Разве письмена, которые приводят в порядок умы и сердца людей в государстве – не У?

Недавние события войны открывают нам и другие смыслы великого знака Вэнь.

Разве не Вэнь узоры кишок в человеческом животе, этом удивительном дворце внутренних органов? И разве не вэнь эти удивительные изгибы на схеме, по которой можно собрать тысячи стандартных радиоприёмников? А водопровод, электрические сети, телеграфные столбы – чем эти системы не вэнь, опутавший всю страну?

Содержит ли хоть один европейский язык настолько же простые и глубокие символы? И как можно после этого сомневаться в превосходстве нашей культуры (нашего Вэнь!) над варварской?

Но сможет ли современный человек, испорченный варварскими влияниями, узреть дракона, изваянного в сердце Вэнь?

Все дела равно ничтожны перед величием Неба, все желания неуместны, если противоречат Воле Императора. А раз так, то, как учил нас мудрейший Ван Янмин, все наши дела одинаково не важны.

― Но если иероглифы настолько сильнее букв ― почему тогда каждое любовное письмо не вызывает взаимности?― осведомилась Оно.― Ему что ― вэнь не хватает?

В ответ каллиграф написал ещё два символа: 字甲.

― Что это может значить?― спросил Кимитакэ.

Ёко прищурилась.

― Как ни посмотри ― какая-то чушь получается,― признала она.

― Это чушь только на нашем языке. На классическом китайском, если верить словарям, это сочетание означает “алфавит” или “набор доступных слов”. Мы, японцы, не заимствовали это слово, потому что в повседневной жизни мы им не пользуемся. А маги и так знают классический китайский язык, им переводить не обязательно. Но присмотритесь внимательно к этому слову.