Разум Кимитакэ плыл тем временем по парфюмерному морю, а Эйнштейн, Шекспир и Гёте вместе с сурком казались величественными скалами над отравленной гладью.
― А что было первым?― смог спросить он.― Картина — или музыка?
― Сначала был Шекспир. Это первая песня Ариэля из его пьесы, её вспоминают часто. Очень часто,― учитель музыки икнул,― Весьма часто. Эта пьеса настолько великолепна, что многие сомневаются в авторстве Шекспира, ты можешь представить? Говорят, её сочинило некое тайное общество.
― А вы слышали о теперешних тайных обществах?― с внезапной надеждой спросил Кимитакэ.
― Слышал ли я? Да меня постоянно обвиняли, что я с ними связан!― гордо рявкнул учитель музыки,― Нас всех обвиняют. Поверить в это может каждый. А как опровергнешь?
― Вы слышали про тайное общество, которое называется “Стальная Хризантема”?
― Нет. В таком пока не обвиняли. Но скоро это будет исправлена. Ведь про места вроде того, где мы сейчас находимся, тоже говорят, что это тайные общества. Но как видишь, ничего тайного в отношениях не бывает.
― А про какие общества вы слышали?
― Ну вот, к примеру, “Общество зелёного дракона”. Они были в Германии, собирались с помощью вас, японцев, исследовать тайны Тибета. Сейчас, конечно, ничего не исследуют. Слишком это всё сложно.
― А вы знали кого-то, кто в этом разбирался?
― Дома ― нет. Здесь ― только слухи. Эдогава Рампо, говорят, занимался чем-то таким, когда был моложе. Ты знаешь Эдогаву Рампо?
― Да, знаю. Он очень знаменитый современный писатель.
Откуда-то появился кофе. Кимитакэ отпил и понял, что такого ещё не пробовал. Но не смог понять ― такого хорошего или такого плохого.
― Вот именно!― замотал головой учитель музыки,― Ты знаешь его как писателя. Ты не знаешь про его членство в этом обществе. Но ты не знаешь ещё кое-что про него!
― Что же это?
― Раньше, до войны, когда он был моложе и эпоха Тайсё была в зените, он очень любил посещать подобные места!― произнёс учитель музыки и многозначительно постучал пальцами по столу.
Кимитакэ невольно огляделся и поймал ещё пару мужских взглядов.
― Я даже не подозревал об этой… стороне его жизни,― признался юноша.
― Я скажу даже больше! Он любил посещать в подобные места вместе с женой!
Кимитакэ так и остолбенел. Открывшаяся перед ним картина была настолько извращённой, что он не мог в неё ни поверить, ни выкинуть её из головы.
Между тем, учитель музыки внезапно перешёл на темы глобальной политики.
― …Конечно, при дворе есть свои группировки. Сейчас у власти этот генерал Бритва. Ты мог слышать в школе, что принц Коноэ его ненавидит. Это правда, но император утвердил назначение. Иногда кажется, что это сделано нарочно ― чтобы премьер-министр был посторонний человек, и всегда помнил что над ним стоит императорская семья. Только вот генерал Бритва, похоже, настолько лихой, что намёка не понимает. Конечно, это непривычно, что у генерала больше влияния, чем у принца императорского дома… Так вот ― не всем это нравится!
― Вот как…― сказал Кимитакэ и уже в который раз за этот день решил не задавать слишком неприятных вопросов.
― Некоторые чиновники готовятся к его неизбежной отставке. Создают планы и готовятся его сменить. Но им приходится скрываться. Они обедают вместе. В кафе, которое мы и ищем.
― Эти люди ― тайное общество?
― Можно и так называть.
― Как вы думаете, может быть, они и есть “Стальная Хризантема”? Или какой-то союз вроде них.
― Может быть, но я бы сомневался. Чего там! Сейчас многие даже сомневаются, есть ли смысл в двенадцатиричных гаммах Леверкюна. И вообще есть ли смысл даже исполнять музыку? Сколько не шагал прогресс, сколько не просвещали энциклопедисты ― безумные или просто бессовестные вожди отдают приказ и миллионы людей идут убивать друг друга в мировой войне. Можно ли играть музыку, когда происходит такое?
― Насчёт музыки не знаю,― сказал Кимитакэ,― Но завтракать-то хотя бы можно? Или умываться?
Леви посмотрел на него и усмехнулся. Чуть не выронил чашку с кофе. Допил, потом поднялся, покачнувшись. И двинулся к выходу.
Кимитакэ последовал за ним. А что ещё оставалось?
Снова улица. Темнеет. Всё больше темнеет. Люди. Тени. Какие-то телеги. Жёлтые, сонные окна.
Что здесь вообще происходит?
Пересекаем дорогу. Снова какие-то двери. Запах табака. Полутёмный зал. В углу, за столом, сбились в кучу люди в серых пиджаках.
Леви грохнулся на стул возле входа, взмахнул шляпой, заулыбался.
― Видишь? Мы угадали!
***
Это место отличалось. Конечно, это тоже было кафе ― Кимитакэ и не думал, что их так много осталось. Низкий потолок. Много табачного дыма. Какие-то картинки с цветами на стенах, едва различимые в полумраке.
Картины безумного художника среди них не было.
― Здесь мы тоже будем пить кофе?― спросил Кимитакэ.
― Я пока не решил.
― Мы пришли, чтобы говорить с ними?
― Нет. Пожалуй, что нет. Это слишком опасно.
― А разве мы ― не опасны?― вдруг спросил Кимитакэ.
Этот дурной вечер надо было кончать. Он не знал почему. Но знал, что надо кончать.
― Если ты опасен ― молчи!
Принесли кофе. Юноша попробовал. Вкус отличался ― тоже непонятно, в лучшую или худшую сторону.
― Молчу,― ответил Кимитакэ. Достал блокнот, кисточку, кусочек туши. Поискал, подумал ― и попросту бросил кусочек прямо в кофе. И принялся растирать.
Леви не возражал. Только смотрел, словно завороженный.
Кимитакэ окунул кисть и изобразил два значка. А потом объединил их изящным хвостиком. Когда добавил усы, значки зашевелились. Потом та сторона, где была голова, оторвалась от странички.
― Что это такое?― прошептал Леви. Теперь дрожали не только глаза, но и руки.
― Чернильный дракон!― отозвался Кимитакэ.― Видите. Мы, японцы, тоже что-то умеем.
― Убери!
― Он сейчас полетит!
― Убери! Достаточно!
― Он совершенно безопасен. Как только засохнет. Особенно если кофейный.
― Это бред! Это словно бред! Убери! Не показывай мне такого безумия! Я словно в сон провалился!
― Скажите, а Леверкюн такое умел?
― Его музыка убивала другим способом…
Кимитакэ хмыкнул и полил страничку из чашечки. Чернильный силуэт затрепетал ― и растаял в чёрно-коричневое пятно.
― Получается, это правда,― прошептал Леви.― Ваша каллиграфическая магия и правда существует. Просто стала ненужной.
― Кто знает, насколько ненужной…
― Леверкюн собирался сделать ненужной даже Девятую симфонию,― Леви криво усмехнулся.
За спиной хлопнула дверь. Кимитакэ вздрогнул и обернулся.
Посередине зала стояли четверо ― все в пальто и с недобрыми лицами. Чиновники резко смолкли в своём углу и кое-кто потянулся за шляпой.
Один из вошедших, зубастый и постоянно сощуренный, пересёк зал и навис над чиновным столиком.
― Ну что? Сидим? Заговоры составляем?
― Мы ― сотрудники министерства экономики и планирования,― с достоинством заговорил ближний,― и собрались здесь для обсуждения…
Вошедший сгрёб его за пиджак и приподнял. А потом (виной был, наверное, повисший в воздухе аромат лилий, резкий и колючий, словно запах грозы) как-то так получилось, что Кими схватил стул и хрястнул пришельца со спины.
Вошедший повалился на стол, опрокидывая тарелки. А ему на выручку спешили ещё трое, которые пришли вместе с ним.
Но те, кто собрался возле стола, уже успели вскочить и взяться за стулья. А ещё они понимали, что у них есть шанс спастись.
И тут же началась драка.
Кажется, кто-то схватил школьника сзади и швырнул в стену. Комната тоже крутилась, звенела посуда, летали чашки и чайники и потому Кими вскарабкался вверх по стене, бросился к выходу, врезал кому-то наотмашь — и опять отлетел, теперь в другую сторону.
Потом оказался на полу. Поднялся на четвереньки, попытался уйти галопом. У него почти получилось, но тут кто-то отвесил ему пинка и Кими с размаху треснулся головой об прилавок.
