— Ты не настоящая, — проговорил Кай не то вслух, не то про себя.

Но образ землянки не исчез.

Тогда дракон из последних сил выбрался из шалаша и пополз по песку. В кромешном мраке чудилось, что женщина удаляется от него, словно нарочно издеваясь над измученным сознанием дракона.

Кай не понял, как очутился у воды. Голова казалась огненной, будто набитой углями. Лицо горело. Дракон больше не видел желанного образа. Перед глазами лишь чёрная вода, отражающая слабое мерцание леса.

Кай подполз к реке, опустился плашмя в холодную воду. На пару секунд он почувствовал облегчение. Жар будто смыло ледяными водами. Дракон подумал, что хочет остаться лежать вот так, в воде, и ждать своего конца. До смерти надоели одиночество и тоска, бесконечная боль от невозможности вернуться в прошлую жизнь, когда он ничего не знал и не чувствовал.

Головная боль мешала думать. Ломота растекалась по телу. Болела каждая мышца. Кай малодушно представил, как отплывёт чуть дальше и погрузится в чёрную пучину реки и всё исчезнет, закончится.

«Какой смысл валяться в горячке? — промелькнула мысль. — Не лучше ли нырнуть в прохладу реки?»

Так прошло какое-то время. Кай лежал на спине, погружённый наполовину в воду.

«Нет, это недостойно дракона, — понял он. — Слишком просто и глупо к тому же». Ему хотелось увидеть Анну ещё раз, пусть даже в кошмарах.

Капли дождя падали на лицо. Чёрное небо казалось совсем низким и беспросветным.

Дракон с немалыми усилиями поднялся на ноги и побрёл, пошатываясь, к своей лачуге.

Ливень зарядил сильнее. С мокрых волос струилась вода. Снова начался озноб.

В своём ветхом укрытии Кай свернулся калачиком, накрылся всем, что было, и бесконечно долго метался, ворочался в горячечном бреду, то проваливаясь в сон, то возвращаясь в реальность.

К утру стало совсем невмоготу. Голова грозила разорваться от боли. Кай всё более отчётливо понимал, что, если так пойдёт и дальше, он умрёт. Ему не было страшно. Дракон чувствовал скорее досаду. Вспомнились слова Анны: «Ты хотел бы стать отцом?», которые она произнесла в бреду.

Кай задумался: «Что останется после меня? Истлевшие кости, затерянные на чужой планете, вот и всё».

Раньше он никогда не думал о таких вещах. Казалось, впереди долгая жизнь, спланированная за него. Здесь, в необитаемом мире, всё изменилось. Кай представил, как бывает у людей, вообразил, каково иметь семью и детей. Образ был странный, но притягательный. Дракон ярко увидел, что Анна могла бы навсегда остаться вместе с ним и у неё были бы дети.

«Как вообще они появляются на свет?» — Он точно не знал, мог лишь предположить. Драконы досконально изучили врага, но многое осталось скрытым от рядовых вояк. Какая-то важная мысль ускользала от болезненного сознания.

«Слишком многое в прошлом драконьей расы напоминало людей», — понял Кай. Боль мешала сосредоточиться.

Дракон воскресил в воображении образ землянки, боясь забыть её лицо: большие испуганные глаза в обрамлении белых волос, пухлые мягкие губы.

Красивое видение сменилось видом пустого человеческого корабля. Следы на поляне и грохот турбины — всё, что осталось дракону вместо прощания.

Перед самым рассветом Кай провалился в долгожданное забытьё. Измученные тело и разум больше не могли бороться.

У входной двери Александра Владимировна помедлила. Она будто подсознательно не хотела возвращаться домой, в мир детского плача и разбросанных повсюду игрушек. Двое малышей стали для неё настоящим испытанием, хотя женщина возвращалась с работы лишь поздно вечером, а уходила рано утром. Ночные побудки давались ей тяжело. Старшая Лазарева уже забыла, когда высыпалась.

Тяжело вздохнув, она отперла дверь. На удивление, было тихо. Александра Владимировна сбросила туфли, сняла пальто, пошлёпала к гостиной, по пути споткнувшись о пару пёстрых детских машинок, чертыхнулась. Она мечтала выпить горячего чая в полной тишине, положить голову на подушку и больше ни о чём не думать. На работе и без того хватало забот. Александра Владимировна вознамерилась снова завести разговор о няне.

Тишина была странной, словно затишье перед бурей, ни детской возни, ни звуков посуды с кухни. Лазарева посмотрела на часы: почти десять. «Должно быть, дети спят, — подумала она. — Надолго ли?»

Посреди комнаты в кресле сидела Аня, шевеля ногой двойную детскую качалку. Руки она сложила на груди, а выражение её лица не предвещало милой беседы.

Александра Владимировна приблизилась к детям. Те мирно спали. За шесть месяцев они подросли, сделались пухлыми и розовощёкими, неотличимыми от обычных детей. Только тёмные как ночь глаза выделяли двойняшек. Маленький Максим во сне положил руку на сестру.

Аня смотрела в упор на мать.

— Мама, надо поговорить, — злым шёпотом выдала она и поднялась с кресла.

Александра Владимировна пошла за ней на кухню.

Аня начала без предисловий:

— Почему ты мне не сказала?!

— Что? — устало уточнила мать, прикрыв за собой дверь.

Ей казалось, что стоит детской качалке остановить движение, и малыши проснутся. Но было тихо.

— Что будет экспедиция на Гизу.

— Да, будет, — не стала отпираться Александра Владимировна. — Как ты узнала? В моём компьютере рылась?

— Несложно догадаться. Сколько ты меня расспрашивала про кристаллы.

Александра Владимировна опустилась на кухонный стул. Разболелась голова.

— Только я думала, что для исследования. А тут уже и экспедицию готовят, — зло продолжала дочь.

— Аня, рыться в моих документах — подсудное дело.

— Успокойся, не знаю я пароли. Один из твоих лаборантов недавно звонил.

Александра Владимировна вспомнила, как полчаса назад сидела на лавочке в сквере, не желая сразу идти домой. Она выругалась про себя. «Только не мог никто ничего сказать», — подумала Лазарева.

Аня перебила ход её мысли.

— Догадалась. Не глупая.

И Александра Владимировна поняла, что её подловила собственная дочь.

«Ничего она не знала и знать не могла. А я, старая дура, с ходу всё подтвердила. Ладно, что толку скрывать?»

— Не сказала, чтобы рану не бередить, не беспокоить. Что теперь? Да, готовится. Полетит или нет, рано говорить, — произнесла Александра Владимировна, хотя уже знала, что экспедиция полетит, слишком важным оказался минерал.

— Мама, я должна быть в экспедиции, — уверенно заявила Аня.

Старшая Лазарева ожидала этого и боялась. Её охватило раздражение. Она вспомнила чувство ужаса и бесконечной пустоты в тот миг, когда дочь пропала.

— Нет. Я тебя никуда больше не отпущу, — выдала Александра Владимировна, не успев подумать.

— Мама, как ты не понимаешь?! — Аня сорвалась на крик.

— А дети? Ты подумала?

— Мама, я знаю, ты можешь всё устроить.

— Нет! Никаких больше дальних перелётов, никаких станций! Забудь! — Александра Владимировна тоже перешла на крик.

— Я так не могу, мне надо знать, что с ним, жив ли он, увидеть хотя бы раз, — умоляюще проговорила Аня.

— Перестань! И думать забудь!

За стеной раздалось хныканье.

Александра Владимировна с укоризной посмотрела на дочь. Та не сдвинулась с места.

— Я просто умру, понимаешь? Если упущу возможность вернуться, никогда тебя не прощу, — выплюнула слова Аня.

Хныканье перешло в плач. Александра Владимировна чертыхнулась и пошла к детям. Аня двинулась следом.

Старшая Лазарева взяла на руки плачущую Алису, принялась успокаивать. Аня взяла Максима, хотя тот и не плакал.

— С чего ты взяла, что он жив? — спросила Александра Владимировна, укачивая ребёнка.

— Он сильный, очень сильный.

— Может, его забрали свои? — резонно заметила мать.

— Может. — Аня понесла малыша к кроватке у окна, уложила и шёпотом добавила: — Или он до сих пор там, совсем один. Он ведь даже не знает, что стал отцом.

Александра Владимировна передала ей малышку. Та всё ещё хныкала, не желая засыпать.