— Здравствуй, человек, — сказал неизвестный.

Мидас сунул руку в карман куртки и, достав складной нож, раскрыл его и выставил перед собой.

— Это не поможет.

Так же внезапно, как появилось, существо растворилось в воздухе. Мидас сжал рукоять крепче и отступил назад. Бороться с невидимым противником — задача непростая. Он развернулся, пересёк зал в несколько прыжков и нырнул под один из сводов, надеясь уйти от преследователя по тоннелям. Но Мидас не знал эту часть катакомб, тогда как существо, похоже, прекрасно ориентировалось в них. Деваться было некуда, он бежал вперёд, не разбирая дороги, ступая по влажной и скользкой каменной кладке.

Заметив расщелину в стене, Мидас спрятался в ней и затаился. Сердце колотилось от страха, заглушая своим гулом другие звуки. Мужчина постарался успокоиться и восстановить дыхание, прислушался к шорохам, доносившимся из коридора. Преследователь внезапно возник рядом с ним, протянул к Мидасу когтистую руку и вцепился в куртку. Расщелина была слишком узкой, чтобы развернуться и полоснуть его ножом, и Мидасу пришлось пролезать глубже. Существо стало протискиваться следом, но застряло — его килевидная грудь не позволяла ему передвигаться боком. Мидас же выбрался на другой стороне и убежал.

Лабиринты тоннелей привели его к сети коридоров, походивших на улей. В их стенах располагались выточенные карманы, отграниченные от остального пространства занавесками или другим мусором, стоявшим вместо дверей. Мидас слышал голоса вокруг себя, но никого не видел. Тревога внутри него росла, он ощущал опасность, с которой ему не справиться, и интуитивно жался к стенам спиной, выставив перед собой нож. Мидас понимал, что раскладной ножичек не поможет ему против невидимых тварей, но и сдаваться без сопротивления он не желал.

Голоса раздавались всё ближе. Один прозвучал совсем рядом, окликнул Мидаса с язвительным и насмешливым тоном, он развернулся к нему и ткнул остриём вперёд, но никуда не попал. Что-то тяжёлое рухнуло на его голову. Мидас ахнул и упал ничком. Перед глазами всё закружилось и померкло.

Очнувшись, Мидас первым делом стал искать нож и не нашёл его. Он лежал на кожаном диване в чьём-то кабинете, куртка висела на стуле рядом, извлечённые из карманов вещи — на его сидении, в том числе и нож. Мужчина потянулся за ним, ощущая, как от напряжения растёт боль в затылке.

— Не нужно. Здесь тебе ничто не угрожает, — сказал кто-то.

Мидас заметил его не сразу. Мужчина сидел за столом и курил. Его обезображенное оспинами лицо с маленькими сощуренными чёрными глазками, длинным крючковатым носом и узкими губами, изогнутыми в ухмылке, казались знакомыми.

— Прости моих ребят. Мы не привыкли к тому, что люди врываются в нашу общину. Это всё из-за обвала. Я поставил нескольких сородичей охранять открывшийся проход и наказал не трогать рабочих. Только потому ты ещё жив. И я солгу, если скажу, что не рад этому.

— Почему? — спросил Мидас, садясь. Его беспокоила голова, мысли с трудом укладывались в ней.

— Не узнаёшь? Это немудрено. Сколько же лет прошло? — Мужчина задумался, подсчитывая в уме года. — Двадцать? Нет, кажется, двадцать пять.

— Кто вы такие?

— Чудовища из твоих детских сказок. Драконы, которых рыцари всегда побеждают. Или нет.

Мидас уставился на собеседника с недоумением. На границе его сознания крутилось смутное воспоминание из детства. «Двадцать пять лет? — думал он. — О чём он говорит? Какие драконы?». Он огляделся: винтажные шкафы, картины, пыльные книги и кости, китовый позвонок. И тут всё прояснилось.

— Быть того не может…

— О! — воскликнул мужчина. — Вижу, ты вспомнил.

— Энтони? Эдвард? — Мидас начал вслух перебирать имена, пытаясь припомнить то, которое принадлежит его старому знакомому.

— Эдгар, — поправил тот. — Ты был близок, но я не в обиде.

— Я думал, мне всё причудилось. — Словно кадры из фильма, перед взором Мидаса возник образ из прошлого. — Отец разозлился, что я ослушался его, и больше никогда не брал меня с собой на работу. Но и матери он ничего не сказал. И я забыл о произошедшем. А потом всё казалось нереальным. Я был уверен, что заблудился в тоннелях и выдумал тебя, чтобы справиться со страхом.

Эдгар хмыкнул и пустил кольцо дыма.

— Я ждал тебя, — сказал он с грустной улыбкой, а затем рассмеялся, — и таки дождался.

— Ты совсем не изменился… — заметил, наконец, Мидас. — Почему?

— Я вампир, — ответил Эдгар, показав длинные жёлтые резцы.

Мидас вскочил с дивана и отступил к стене, подальше от монстра. Эдгар фыркнул.

— Взросление дарит нам одно из самых отвратительных чувств на свете — страх. Ребёнком ты меня не боялся.

— Я был глуп и наивен!

— Поверь мне, таким и остался. Это говорит тебе тот, кто пережил немало поколений людей и сородичей и наблюдал за ними. Люди не меняются, а только становятся старше.

— Что со мной будет?

— Ничего, — ответил Эдгар.

Это не успокоило Мидаса. Он вдруг осознал, в какой опасности находился тогда, будучи ребёнком, и что сейчас ситуация ничуть не лучше.

— Тебе ничего не грозит, — повторил вампир. — Пока я тебя защищаю.

— И зачем ты это делаешь? — спросил Мидас.

— Затем, что ты мой друг. Ну же, расслабься. Если бы я хотел тебя съесть, я сделал это четверть века назад.

— Сейчас тоже подходящее время и место.

— Нет. Есть определённые… Условия. Ты меня не интересуешь как пища. А остальным я объяснил, что их ждёт, если они тронут тебя ещё раз.

— Это бред. Вампиры всегда убивают людей! — не унимался перепуганный мужчина.

Эдгар открыл ящик стола, извлёк из него портсигар и протянул Мидасу.

— Ты узнал о существовании сородичей пять минут назад, но уже считаешь, что ведаешь о нас всё. Сядь и успокойся. Поговорим, как старые добрые знакомые. Я расскажу то, что тебе следует знать, а затем отпущу. От тебя требуется только одно: держать язык за зубами, а людей — подальше от катакомб.

***

Лос-Анджелес, март 1927 года.

Раз в квартал принц Лос-Анджелеса собирал примогенов и других влиятельных сородичей в своей резиденции для обсуждения насущных дел. Менес позволял также присутствовать их сателлитам, если те принимали активное участие в делах своих сиров и наставников.

Мидас был самым юным из присутствующих, и большинству вампиров это не нравилось. Больше всех высказывали недовольство Кастор и Мэйв, примоген гангрелов, но Менес уважал мнение и советы Оро, ведь тот был его предшественником, и потому не препятствовал тому, чтобы он брал на собрания неоната. Да и некоторые другие гарпии относились к Мидасу благосклонно, потому Кастору и Мэйв оставалось лишь бросать на него колкие взгляды.

— За прошедшие два месяца деятельность шабаша на территории Лос-Анджелеса значительно сократилась, — сообщил Менес, просматривая доклады.

— Они прячутся, — сказал Кондор, примоген носферату, — их видели в катакомбах. Полагаю, шабашиты так просто не сдадутся. Будут наращивать мощь.

— Соберём отряды, прочешем всю территорию. Это возможно? — Менес бросил на Кондора вопросительный взгляд.

— Катакомбы почти полностью под контролем носферату, да, мы можем провести разведку. Но у нас нет схем канализации, надстроенной людьми полвека назад. Шабашиты могли расположиться и в новой части.

— Если позволите… — вмешался Мидас.

Менес перевёл взор на неоната. Другие сородичи тоже смерили его любопытным взглядом.

— Ты не предупредил своего птенца, что на собраниях надо помалкивать и слушать? — вспенился Кастор, сверля Оро злобой.

— Ему есть что сказать, я полагаю, — ответил тот, стукнув тростью о пол, — не так ли? — добавил Оро, обращаясь к Мидасу. В тоне его голоса слышались язвительные нотки, но их заметил только тот, кому они предназначались.

— Я достану для вас схемы. Или составлю по памяти. В то время я понемногу участвовал в проектировании многих объектов в Лос-Анджелесе.

— О как! — удивился Менес и обратился к Оро. — Вы не говорили, что ваш потомок архитектор.