Когда вой и визги стихли наконец, наружу выскочил Ренегат и огляделся. Заметив кого-то между деревьями на другой стороне поляны, он свёл ладони и, создав небольшой шар из крови, выстрелил им в спасавшегося бегством вампира. Донёсся тихий вскрик, затем наступила тишина. Мидас прислушался, но вокруг шумели лишь листья, тревожимые ветром.

— Этот был последний, — сказал Редукс и сел на корточки. — Кто б мне сказал, что я буду драться против шабаша вместе с диким медведем, ни за что не поверил.

Из пещеры послышался женский вопль, и Грёза с Кумитэ, вылетев из неё, понеслись куда-то прочь так быстро, что только пятки сверкали. Следом вышли Ренегат, прикрывавший собой Дину, и Мяускул, сопровождаемый медведицей. Несмотря на то, что вся её шерсть была в крови вампиров, сама она, на удивление, нисколько не пострадала и лишь недовольно рычала из-за того, что её и спокойно спавших медвежат побеспокоили.

Мяускул помахал ей рукой на прощание и замурчал, на что медведица слегка оскалилась и, развернувшись, поплелась обратно в логово.

— Повеселился? — спросил Мидас у гангрела. Тот шепеляво засмеялся. — Не буду скрывать: никогда прежде я не был так рад тому, что взял тебя, как сейчас.

Редукс поднялся во весь рост и сощурился, глядя в сторону леса.

— Кто там опять? — насторожился Ренегат, перехватывая секиру крепче.

— Молодой сородич, направляется прямиком к нам, — сказал Редукс, разглядывая что-то, что мог видеть только он. — Аура так и кричит о тревоге.

На край поляны выскочила девушка и, пробежав несколько метров, рухнула на землю, словно подкошенная, взмахнув копной длинных розовых волос.

— Мара… — произнёс Мидас, узнав её, и бросился к тореадорке.

Добравшись до сородича, вампиры сгрудились над ней, чтобы выяснить, в чём дело. Мидас перевернул Мару на спину и похлопал её по щекам.

— Похоже, она совсем оголодала, — заключил Ренегат, глядя на лежавшую без сознания девушку, — того и гляди впадёт в торпор.

— А у нас нет ни капли чёртовой витэ, — прошипел Мидас и со злости вырвал клок травы под ногой.

Подойдя ближе, Дина села на колени перед Марой и, подняв футболку, достала из-за пояса пакет расслоившейся крови. Оторвав уголок зубами, она стала потихоньку вливать её в приоткрытый рот сородича.

— Откуда ты… Ты знала, что она придёт сюда? — изумился Редукс.

— Хи-хи, — только и ответила Дина, поиграв бровями.

Мара очнулась и, закашлявшись, перевернулась набок. Мидас схватил её за подбородок и, обернув лицо девушки к себе, сразу приступил к допросу:

— Как ты нас нашла?

— Ехала… Кха! Кха! Ехала за стаей шабашевцев.

— Эта идиотка умудрилась даже их на нас натравить?

— Они уничтожают наше убежище, Мидас, — произнесла Мара, цепляясь за его руку. — Инквизиция обратила против Сирены свой гнев. Я умоляю тебя, спаси её!

— Что? — переспросил Редукс и захохотал. — Ну надо же, кто-то доигрался с огнём…

Ни Мидас, ни Мара не обратили на его злые слова внимания.

— Почему я должен помогать той, которая меня предала?

— И ты говоришь о предательстве? Чёрт подери, Мидас, на чьей ты стороне? Позволишь людям убить нашего брата? До тебя очередь тоже дойдёт, в конце концов! — процедила сквозь зубы девушка и гневно сплюнула в сторону, выражая своё отношение.

К сородичам приблизились Кумитэ и Грёза.

— Что она здесь делает?

— Стенает по Белой Стерве, — ответила Дина. — Её свидание с Презренным окончилось плачевно.

— Прошу тебя, — прошептала Мара, вглядываясь в золотые глаза Мидаса с мольбой. Она неожиданно всхлипнула и положила голову на его колени. — Вы были для меня как родители, которых я потеряла в прошлой жизни… Я не вынесу гибели Сирены. Пожалуйста, помоги ей!

Мидас тяжело и протяжно вздохнул, взвешивая возможные решения, на которые едва хватало времени.

«Хорошо, но я сделаю это для тебя, а не для неё», — мысленно сказал он Маре.

Мидас поднялся, увлекая за собой девушку, и поволок её в сторону трассы к оставленным шабашевцами машинам. Воодушевившись, Мара побежала вперёд, показывая дорогу сородичам.

Грёза догнала Мидаса и, схватив его за руку, развернула к себе лицом.

«Зачем ты идёшь туда? Это же самая настоящая западня!» — сказала она ему телепатически.

«Нет, Мара никогда не лгала мне. Если Сирена в опасности, значит, это действительно так», — ответил он.

«И что теперь? Разве она не заслужила смерть?»

«Только не от рук людей, Скайли. Мы не должны позволить им одержать над нами верх», — отрезал Мидас и, высвободившись, направился дальше, оставив Грёзу в недоумении и гневе.

Выйдя на трассу, сородичи отыскали участок дороги, на котором бросили свои машины шабашевцы, и, забравшись в один из фургонов, рванули обратно в Санта-Монику на всех парах.

За всю дорогу никто не проронил ни слова, каждый думал о чём-то своём. Мидас размышлял о возможности перемирия, но это, конечно, было невозможно. Он сделал свой ход, противник ему ответил, и вернуть всё встарь нельзя. Джихад не та игра, где можно сделать ошибку и тут же её исправить, их выживание теперь зависело лишь от того, насколько важным окажется каждый из членов котерии в этой игре, полной интриг и предательств.

Чуть обернувшись назад, Мидас посмотрел на Грёзу. Она, почувствовав его взгляд, тоже подняла на него глаза. Им не нужно было ни слов, ни телепатии, чтобы понять друг друга в этот момент, их связывало нечто более сильное и интимное. И хотя девушка злилась на Мидаса за принятое им решение вернуться в город, она смирилась с ним, потому что не могла иначе, и Мидас был благодарен ей за это.

В конце концов, ссоры не были вариантом теперь, когда они обрекли друг друга на длительные… очень длительные отношения, выйти из которых безболезненно никак нельзя. Можно ли это было сравнить с браком у обычных людей? Пожалуй, нет. Даже связь между родными людьми, родителями, братьями и сёстрами, не были такими близкими и при этом потенциально разрушительными, как Узы Крови.

Грёза протянула руку, и Мидас, просунув свою между спинками кресел, сжал её ладонь. Заметив это, Мара скривила губы и посмотрела на девушку неодобрительным и гневным взглядом, но Грёза не обратила на это никакого внимания.

В черте города сородичи оказались через полтора часа и лишь ещё через двадцать минут подъехали к казино. Ещё за несколько кварталов до конечной точки был виден дым, уходящий вертикально вверх в совершенно чёрное беззвёздное небо.

Едва фургон остановился у обочины напротив казино, Мара выскочила из него и, пройдя несколько шагов, упала на колени.

Здание полыхало.

Вокруг собралась небольшая группа зевак, кто-то вызывал пожарную службу, но ни голосов, ни криков не было слышно за шипением и треском яркого пламени, которым было объято здание.

— Поздно, там не осталось ничего, кроме пепла, — сказал Ренегат, выглядывая из фургона — показываться на людях ему не стоило, пусть даже их внимание было отвлечено огнём.

Мидас схватил Мару за шиворот и, подняв на ноги, жёстко встряхнул.

— У Сирены в кабинете был чёртов потайной ход, она должна была выбраться, — процедил он сквозь зубы.

— Я не знаю ни о каком потайном ходе, — ответила девушка, всхлипывая.

Оттолкнув Мару, мужчина сбросил с плеч пальто и ринулся к главному входу.

— Ты рехнулся! Мидас, ты сгоришь! — закричал ему вслед Редукс.

Грёза бросилась было за ним, но Ренегат схватил её за курточку и затянул обратно в фургон.

Мидас проскочил мимо столпившихся у здания людей в охваченный огнём дверной проём и оказался в зале, заполненном едким дымом от горящего пластика. Оранжево-красные языки ползли по стенам, окрашивая потолок копотью, стекала краска от нестерпимого жара, пузырился и тлел ковролин.

Всюду лежали тела людей, большей частью — охотники, меньшей — гули Сирены и охранники казино: застреленные, заколотые, обгоревшие и задохнувшиеся от дыма. Тел сородичей среди них быть не могло, ведь они обращались пеплом после гибели, но без вампиров здесь наверняка не обошлось.