Тем временем Генри Бофорт, после освобождения из Арка, вернулся во Фландрию вместе с Карлом Шароле и провел в Брюгге большую часть зимы и следующую весну. Хотя герцог Сомерсет уже не был пленником, он несколько месяцев не контактировал с ланкастерцами и, возможно, начал сомневаться в вероятности победы своей партии, особенно по мере того, как привыкал к жизни при экстравагантном бургундском дворе. Прошло уже больше года с тех пор, как Эдуард Йорк вырвал корону у Генриха Ланкастера, и ничто не предвещало, что в ближайшем будущем произойдет обратное. Сомерсет был не женат, ему было всего тридцать пять лет, и не удивительно, что он был удручен тем, что ему предстоят десятилетия изгнания и скитаний вдали от Англии, не имея ни людей, ни денег, ни мотивации, чтобы по-настоящему угрожать все более укрепляющимся на троне Йоркам. Разочарование было вполне объяснимо, даже для такого бесстрастного солдата, как Сомерсет.
К марту 1462 года герцог вернулся в Шотландию[647], поскольку заговор графа Оксфорда, какова бы ни была его роль, бесславно провалился. Вероятно, Сомерсет снова покинул Шотландию летом после заключения перемирия, а в сентябре, если информация слуги Пастона Джона Русса достоверна, он впервые вступил в переговоры со своим давним противником, Уориком, о возможности примирения[648]. Если это правда, то Бофорт должен был находиться в совершенно отчаянном положении, чтобы решиться на такой шаг, поскольку до сих пор был горячо предан своему королю и королеве. Что касается Уорика, то, что бы он ни думал о своем младшем родственнике, между двумя правнуками Джона Гонта, скорее всего, существовало уважение.
Какие бы сомнения ни терзали Сомерсета, осенью он снова решился на вторжение в Нортумберленд, объединившись с Маргаритой и ее скромными силами из 800 французских солдат и сорока кораблей, оплаченных королем Людовиком. 25 октября 1462 года, флот высадил на северо-востоке десант который быстро захватил замки Алнвик и Бамборо (Бамбург). Однако это вторжение не вызвало значительной поддержки в регионе, и, узнав, что Эдуард и Уорик готовятся вернуться на север с огромными силами, Маргарита поставила Сомерсета во главе Бамборо и попыталась, вместе с мужем, бежать во Францию. Однако корабль на котором они находились, едва успев покинуть гавань, попал в шторм и потерпел крушение у острове Холи, хотя свергнутая королевская чета смогла найти рыбацкое судно и скрыться в шотландских водах[649].
Возможно, именно эта очередная неудача заставила Сомерсета, столь долгое время бывшего непримиримым врагом дома Йорков, искать примирения. Прибытие Уорика в Нортумберленд положило начало тщательно организованной и хорошо обеспеченной осаде трех замков, находившихся во владении Ланкастеров, причем граф ежедневно объезжал осадные лагеря, чтобы убедиться, что его приказы точно выполняются. Сомерсет понял, что в ближайшее время помощь вряд ли придет, и поскольку припасы были на исходе, 24 декабря 1462 года сдал Бамборо Уорику, а вскоре за ним последовал и Данстанборо.
Это был судьбоносный момент для йоркистского режима. Сомерсет был не только олицетворением сопротивления ланкастерцев правлению Эдуарда, но и весьма способным полководцем. Для ланкастерцев его отступничество стало катастрофой. Неудивительно, что замок Алнвик сдался в первую неделю января 1463 года, когда измученный гарнизон увидел Уорика и Сомерсета, злейших врагов, стоящих рядом под крепостными стенами, после восьми лет неустанной смертельной вражды. Генри Бофорт обещал быть "миролюбивым и справедливым" по отношению к тем, кто виновен в смерти его отца[650]. Невероятно, но он даже присутствовал в Фотерингее, 30 января 1463 года, когда Эдуард слушал панихиду по своим отцу и брату, убитых при Уэйкфилде в декабре 1460 года людьми самого Сомерсета[651]. Потребовалась бы похвальная добрая воля с обеих сторон, чтобы зарождающийся союз смог выстоять под грузом столь трагичной истории.
* * *
Решение Сомерсета о дезертирстве было вознаграждено. Присягнув на верность Эдуарду в Дареме, герцог получил взамен от короля "ценные награды"[652], в которые могла входить золотая шейная цепь Йорков, похожая по форме на ланкастерскую цепь с SS-звеньями, которую когда-то носили предки Сомерсета. Драгоценные шейные цепи при Эдуарде IV с гордостью демонстрировали происхождение короля от Йорков и Мортимеров, на них красовались знаки отличия Солнце в великолепии и Белая роза, а также подвеска в виде льва. Позже король укажет, чтобы "каждый лорд и рыцарь в доме ежедневно носил королевскую шейную цепь"[653], что свидетельствовало о том, что ее владелец считался человеком короля. Вероятно, Генри получил такую цепь вскоре после своего дезертирства, и его новая приверженность выставлялась на всеобщее обозрение при каждом его появлении на публике.
Герцог также, 10 марта 1463 года, получил полное помилование,[654] а в апреле Парламент отменил вынесенный ему приговор, несмотря на "весь ужас и жестокость его преступлений"[655]. По возможности Сомерсету было возвращено и наследство Бофортов, а 30 марта, несомненно, благодаря вновь обретенному влиянию герцога, его матери Элеоноре даже была пожалована рента в размере 222 фунтов стерлингов 4 шиллингов 6 пенсов, которая должна была поступать из мелких пошлин Лондонского порта и королевского казначейства[656]. Тем временем 18 мая вдовствующая герцогиня получила королевское помилование за все, к чему она могла быть причастна во время войны с ее отпрысками Бофортами и Росами,[657] а в июле брат герцога, Эдмунд, после двух лет заключения, был наконец освобожден из Тауэра[658]. Возможно, самым многообещающим из всего этого было то, что Сомерсет вошел в ближайшее окружение Эдуарда IV, человека, которого он два года пытался свергнуть.
Король и герцог вместе поехала на юг, в Лондон, где вскоре стало очевидно, что бывшие враги стали добрыми друзьями. Было замечено, что Сомерсет "много дней подряд ехал и ночевал рядом с королем", а Эдуард отметил переход герцога на его сторону большим рыцарским турниром в Вестминстере, на котором Сомерсет "неоднократно выходил победителем". Пригласить герцога разделить с ним королевскую опочивальню, причем не в сексуальном плане, было важным политическим заявлением Эдуарда и подчеркивало его искреннее желание примирения. Невозможно придумать более яркую демонстрацию близости между этими людьми. Воистину, король "любил его очень сильно", хотя Gregory’s Chronicle предполагает, что Сомерсет замышлял "измену на словах и на деле"[659]. Это была удивительная смена политической ориентации, которая привела в недоумение современников, и не в последнюю очередь Маргариту Анжуйскую, потерявшую своего самого верного сторонника.
Единственным человеком среди йоркистов, который мог быть возмущен таким развитием событий, был Джон Невилл, лорд Монтегю. В то время как его брат Уорик, казалось, был готов забыть о прошлом, участвуя в переговорах о капитуляции герцога, Монтегю, вероятно, воспринял переход Сомерсета к йоркистам как угрозу своему собственному положению одного из главных военачальников Эдуарда IV. У Сомерсета и Монтегю была давняя неприязнь друг к другу, которая началась с их столкновения в Лондоне в декабре 1456 года и последующей второй битве при Сент-Олбанс в феврале 1461 года, после которой Монтегю в течение месяца находился в плену у Сомерсета.
