Как бы то ни было, октябрьское заседание Совета прошло, а Сомерсет продолжал томиться в тюрьме, не имея никаких ближайших перспектив на освобождение или суд. Можно только представить себе его состояние, когда он метался по своим покоям в Тауэре, не зная своей судьбы, в то время как Йорк властвовал над всей Англией. Встречая второе Рождество подряд в стенах королевской крепости, Сомерсет, возможно, даже молился о святом чуде. Возможно, Бог услышал мольбы Эдмунда Бофорта, потому что в Рождество 1454 года король Генрих VI пришел в себя.

Кататонический ступор Генриха длился около пятнадцати месяцев, за это время Йорк прочно укрепил свои позиции во власти, и даже, в ноябре 1454 года, инициировал обширную программу реформ, которая, к негодованию королевы Маргариты, сократила штат королевского двора. Теперь очнувшийся король, ошеломленный новостями о рождении сына и заключении Сомерсета и Эксетера в тюрьму, возобновил контроль над государственными делами, официально отстранив, 9 февраля 1455 года, Йорка от должности протектора и лишив разгневанного герцога лейтенантства в Ирландии и капитанства в Кале. 7 марта союзник Йорка Солсбери также был вынужден отказаться от поста канцлера.

В любое другое царствование возвращение короля к управлению страной после продолжительной болезни вызвало бы радость, но, как показали последующие события, в данном случае это оказалось худшим, что могло случиться с народом Англии. За девять месяцев правления Йорк привык к власти, как и его сторонники, возвысившиеся вместе с ним, и герцогу было нелегко принять свое внезапное увольнение. Он почувствовал вкус власти и не желал с ней расставаться. Эдмунд Бофорт, напротив, 7 февраля был освобожден из Тауэра и стремился не только вернуть себе былое положение, но и отомстить Йорку. Было очевидно, что оба герцога уже не смогут примириться.

На заседании Совета в Гринвиче 4 марта Сомерсет горько посетовал на свое длительное заключение "на год, десять недель и больше" перед аудиторией, в которую входило большинство духовенства и знати королевства, включая самого Йорка. Он демонстративно заявил, что его держали "без всякого разумного основания или законного процесса", добавив, что "нет ни одного законного повода или дела, которое было бы справедливо выдвинуто против него". Сомерсет был неумолим, смело заявив:

Короче говоря, Сомерсет был готов вызвать любого недоброжелателя на поединок, что явно свидетельствовало о том, что он искренне отвергал обвинения в измене своему королю. Можно было бы избежать многих неприятностей, если бы Йорк решился принять такой вызов. Король, со своей стороны, объявил Сомерсета "своим верным и добросовестным подданным и кузеном, который оказывает ему верную, хорошую и приятную службу", после чего добавил: "И никто не должен говорить ничего против этого, и да будет всем известно и понятно, что он к нему так относится"[568]. В одно мгновение Эдмунд Бофорт был формально и публично оправдан от обвинений в любом изменническом поведении.

Нерешительность Йорка в вопросе о том, чтобы судить и казнить своего соперника в отсутствие короля, принесла свои плоды. Сомерсет был восстановлен в своих должностях, а Йорк был выведен из состава Совета, который он контролировал почти год. Было ясно, что отношения между двумя герцогами уже не спасти, они не могли сосуществовать. Ни один из них не желал уступать главенство другому. Король, как всегда, отреагировал нерешительно: он обязал обоих заплатить по 20.000 марок и, "касаясь всех действий, жалоб, споров, требований, и так далее между сторонами", назначив дату арбитража на 20 июня 1455 года[569].

Однако у Йорка были другие планы. Он удалился в свои владения на севере и стал обдумывать, как окончательно отстранить Сомерсета от дел, поскольку тот, как отметил миланский посол, после своего освобождения из Тауэра, "правил как обычно"[570]. Переубедить короля, не желавшего ничего слушать, было уже невозможно. Но в отличие от 1450 и 1452 годов, Йорк больше не был одинок; он был уверен в поддержке со стороны двух графов из рода Невиллов, которые также вернулись на север вместе со своим родственником. Решение Солсбери и Уорика поддержать Йорка было связано как с их собственными интересами, так и с реализацией плана герцога по реформам.

Отношения между семьями Невиллов и Перси в последние годы сильно обострились, обе группировки боролись за господство на севере. Брак Элеоноры, дочери Ральфа Невилла и Джоанны Бофорт, с Генри Перси, 2-м графом Нортумберлендом, не смог разрешить эту проблему. Соперничество обострилось в августе 1454 года, когда один из сыновей Солсбери, Томас Невилл, женился на Мод Стэнхоуп, наследнице ее дяди Ральфа Кромвеля, 3-го барона Кромвеля. Перси были возмущены этим браком, поскольку он ставил Невиллов перед перспективой наследования замка Рессл, традиционного оплота Перси, который сейчас находился в руках Кромвеля. В ответ Томас Перси, 1-й барон Эгремонт и второй сын Нортумберленда, напал на кортеж Невиллов под Хьюорт-Мур близ Йорка, когда те возвращались в Шериф-Хаттон со свадьбы. Хотя убитых не было, эта стычка ознаменовала момент, когда вражда между Перси и Невиллами приобрела смертельно опасный характер. С точки зрения Бофортов, инцидент в Хьюорте ознаменовал собой любопытный момент, когда внук Перси от Джоанны Бофорт напал на ее сына и внуков Невиллов. После серии нападений в течение следующего года Невиллы отомстили за Хьюорт 31 октября 1454 года, когда Томас и Ричард Перси были захвачены Томасом Невиллом во время очередной стычки у Стэмфорд-Бридж. Оба были заключены в замке Миддлхэм.

Тем временем Уорик и Йорк укрепили свой союз, так как имели общего врага в лице Эдмунда Бофорта. Вражда Уорика с кузеном Бофортом возникла главным образом из-за спора о сложном разделе огромного наследства Диспенсеров-Бошанов, которое включало в себя несколько высокодоходных земель, сосредоточенных в Мидлендсе, Уэльских марках и Южном Уэльсе, и с которым их связывала сложная сеть браков. Жена Сомерсета Элеонора была одной из трех дочерей Ричарда Бошана, 13-го графа Уорика, от его первого брака с Елизаветой Беркли. После смерти Елизаветы граф женился на Изабелле Диспенсер, от чего у него родилось еще двое детей, Генри и Анна, причем первый, в 1439 году, унаследовал графский титул своего отца как единственный наследник мужского пола, став 14-м графом Уориком. Генри Бошан, возведенный в герцоги в 1445 году, вступил в брак с Сесилией, дочерью графа Солсбери, и после его смерти в 1446 году титул и владения перешли во владение их двухлетней дочери Анне, 15-й обладательнице графского титула. Как и ее отец, Анна недолго владела наследством Бошанов, умерев в возрасте пяти лет.

После смерти Анны возникла некоторая путаница в вопросе о том, кто должен наследовать графство и маноры, поскольку у ее отца было три старших единокровных сестры, включая графиню Сомерсет, и одна младшая родная сестра — Анна, которая также вышла замуж за младшего Ричарда Невилла. Решение о пожаловании Ричарду графства было принято в июне 1449 года, и новый 16-й граф предъявил права на владение большей частью наследства Бошанов, воспользовавшись тем, что Сомерсет служил в Нормандии и поэтому не мог лично вмешаться.

Бофорт яростно протестовал против этого решения, положив начало ожесточенной вражде между двумя людьми, которая лишь подтолкнула Уорика в объятия герцога Йорка. Летом 1453 года король неразумно разрешил Сомерсету взять под опеку половину маноров Диспенсеров в лордстве Гламорган, что, естественно, вызвало яростное сопротивление Уорика. Граф был вызван в Совет 21 июля, чтобы ответить на обвинения в том, что он потворствовал "противозаконным большим сборищам, конгрегациям и собраниям" в Кардифе и Коубридже, чтобы противостоять людям Сомерсета, с приказом немедленно прекратить это[571]. На самом деле король уже направлялся в Южный Уэльс в августе 1453 года, чтобы лично утвердить свою власть в этом регионе, когда заболел в Уилтшире, оставив земельный спор нерешенным, а вражду между Уориком и Сомерсетом непогашенной.