Династические амбиции Бофортов проявились и в начале 1424 года, когда епископ сыграл заметную роль в бракосочетании Якова I, короля Шотландии. Король находился в плену у англичан семнадцать из тридцати лет своей жизни, хотя хозяева хорошо к нему относились, и он даже завязав дружбу с Генрихом V. После смерти последнего Совет долго обсуждал вопрос о освобождении Якова, и в итоге 10 сентября 1423 года в Йорке был подписан договор о семилетнем перемирии между Англией и Шотландией. Один из пунктов договора предусматривал, что Яков должен был жениться на английской дворянке, и Бофорты нашли шотландскому королю невесту из своей семьи: свою племянницу Джоанну Бофорт.

Свадьба шотландского короля с дочерью Джона Бофорта состоялась 13 февраля 1424 года в Саутваркском приорстве, и к алтарю ее подвел гордый дядя невесты. Пышный свадебный пир, на котором торжественно председательствовал епископ Бофорт, состоялся в Винчестерском дворце, расположенном по соседству с церковью. Породнение с шотландской королевской семьей, безусловно, стало для дома Бофортов важным моментом, впервые продемонстрировав его положение за пределами Англии. Бофорты больше не были просто полукоролями, связанными с английской королевской семьей, но не являющимися ее частью.

Генри и Томас Бофорты, вероятно, возлагали большие надежды на перспективы Бофортов в результате этого брака, что, возможно, побудило их вместе с матерью невесты Маргаритой Холланд подарить новой паре "большое количество драгоценной посуды и богатых аррасских тканей", которых "мало или вообще не было до этого дня в Шотландии". Однако их оптимизм оказался неоправданным. После возвращения Якова в Шотландию стало очевидно, что он не собирается быть марионеткой в руках английского короля или Бофортов, и вскоре он вступил в союз с французским королем Карлом VII. Тюдоровский летописец Эдвард Холл, писавший столетие спустя, сурово порицал "неверного принца" за то, что он взял пример со своих "лживых мошенников предков" и стал образом "хвастливого и заносчивого шотландца"[350]. Что думала о сложившейся ситуации Джоанна, находящаяся вдали от семьи, в чужой и враждебной стране, неизвестно.

16 июля 1424 года епископ Бофорт получил официальное признание своего возвращения на политическую сцену, когда в присутствии своего соперника Глостера он вновь получил должность канцлера, что стало его третьим назначением на этот пост. Генри получил Большую печать от уходящего канцлера Томаса Лэнгли в Большой палате Хартфордского замка, и, ободренный своим назначением, быстро вернулся на свою базу в Саутварке, чтобы начать последнее правление в качестве канцлера Англии[351]. Это назначение, если уж на то пошло, было признанием того, что Генри и его деньги были незаменимы для управления королевством и было мало людей, более подходящих для того, чтобы руководить политикой, пока Бедфорд оставался во Франции.

Отношения между Глостером и Генри Бофортом еще больше ухудшились в конце 1424 года, когда герцог обнародовал свои планы по вторжению в графство Эно, прямо бросив вызов канцлеру, Совету и своему брату Бедфорду. Хамфри, "то ли погрязший в честолюбии, то ли обуянный любовью"[352], скандально женился на Жаклин д'Эно в начале 1423 года, не обращая внимания на то, что она уже была замужем за Иоанном IV, герцогом Брабантским. После смерти отца Жаклин по праву стала графиней Эно, Голландии и Зеландии, хотя ее дядя Иоанн III, герцог Баварский, открыто выступил против ее притязаний, положив начало ожесточенной войне за престолонаследие в Нидерландах. После того как муж графини, герцог Брабантский заключил союз с ее дядей, Жаклин в 1421 году была вынуждена отправиться в изгнание и искать убежища в Англии. Теперь же она решила пересечь Ла-Манш в обратном направлении, чтобы вернуть свои наследственные владения, опираясь на армию, возглавляемую ее новым мужем Хамфри. Как и его дед, Джон Гонт, до него, импульсивный герцог увидел возможность получить иностранный титул и, вопреки всем советам, попытался реализовать свои амбиции.

С точки зрения Совета, это было катастрофическое развитие событий. Бедфорд изо всех сил старался сохранить позиции Англии во Франции и в значительной степени полагался на союз со своим шурином Филиппом, герцогом Бургундским. Оба герцога были согласны с тем, что вторжение в Эно вредит их дальнейшей дружбе, но Глостер упорно отказывался подчиниться просьбам Бедфорда отступить. Когда вторжение стало неизбежным, герцог Бургундский сообщила Бедфорду, что он вынужден поддержать в этом вопросе своего кузена, герцога Брабантского, тем самым, поставив под угрозу англо-бургундский союз. Бедфорд "в душе был сильно разгневан на своего брата за его упрямство"[353], и, надо полагать, епископ Бофорт и члены Совета тоже. Несмотря на столь яростное сопротивление, Глостер покинул Англию зимой 1424 года, фактически оставив Генри Бофорта во главе королевства.

Из-за отсутствия герцогов Бедфорда, Глостера и Эксетера в стране, епископ Винчестерский пережил суматошную зиму в Англии, из-за возросшей административной нагрузки и расходов, так что 23 февраля 1425 года ему было назначено дополнительное жалование в 2.000 марок за исполнение должности канцлера[354]. К апрелю, однако, Глостер вернулся, и конфликт между дядей и племянником стал неизбежен.

После многообещающего начала кампания Хамфри застопорилась: в декабре он захватил Монс, но неспособность добиться полного подчинения региона заставила его постепенно отступать, а его действия нанесли серьезный ущерб прибыльной морской торговле Англии с Фландрией и подтолкнули Бургундию к перемирию с Карлом VII. Еще больше Бофорта и Бедфорда разозлил тот факт, что безответственный герцог оставил свою жену в Эно, чтобы она продолжала свое дело в одиночку, и решил вернуться в Англию с новой любовницей по имени Элеонора Кобэм, фрейлиной его супруги.

Экспедиция Глостера получила огромную поддержку со стороны лондонских купеческих корпораций, которые восхваляли герцога за нападение на ненавистных им фламандцев. Епископ Бофорт, напротив, был очернен теми же лондонцами, которые считали, что он пытается несправедливо помешать делу Хамфри. Эта ненависть к епископу проявилась 13 февраля 1425 года, когда по всему городу было расклеено несколько антифламандских законопроектов, в том числе и "на епископских воротах Винчестера". Пока напуганные иностранцы в панике бежали из города, Генри принял мудрое решение усилить свою личную охрану, а затем приказал сэру Ричарду Уайдевиллу собрать войска и охранять лондонский Тауэр, не допуская туда никого без разрешения епископа и Совета[355]. Он готовился к худшему.

В середине апреля Глостер со свитой проехал по Лондону и добрался до ворот Тауэра, ожидая, что его людей пропустят внутрь. Когда Уайдевилл отказал, не получив от Совета разрешения на въезд протектора, Глостер пришел в ярость и проклял имя Генри Бофорта. Взрывоопасное напряжение сохранялось, когда 30 апреля собрался Парламент, и Глостеру и Томасу Бофорту было поручено внести трехлетнего короля в Вестминстер-холл, напомнив всем присутствующим, кому они служат. Однако разногласия между герцогом и канцлером не удалось унять, особенно после того, как разгневанный епископ публично отчитал Глостера за его возмутительное поведение. Экспедиция Хамфри за Ла-Манш стоила Англии значительных потерь от прекращения торговли с фламандцами, ухудшения отношений с герцогом Бургундским и, прежде всего, поставила под угрозу английские позиции во Франции. Епископ, вынужденный снова подчиняться старшему по рангу племяннику, публично возмущался внезапным возвращением Глостера в Лондон. К зиме 1425 года политическое соперничество между дядей и племянником перешло в глубоко личное.