Что бы ни послужило поводом для откровений, Херефорд сообщил об этом своему отцу, который, в свою очередь, обратился к королю. Намерения Гонта в этот момент были ясны: Норфолк принимал самое непосредственное участие в заговорах против жизни герцога Ланкастера в 1385 году, а также был посвящен в убийство его брата Глостера. Донося обо всем сказанном королю, Гонт предвидел вспышку ярости Ричарда, которая, как он надеялся, закончится уничтожением Норфолка. Хотя хитроумный Гонт не был разочарован, он не смог предугадать, как это отразится на его собственном сыне. Разгневанный король предсказуемо отверг обвинения в свой адрес, что побудило Херефорда и Норфолка публично ополчиться друг на друга. Оба герцога обвинили друг друга в разжигании измены, заставив короля объявить, что ему нужно время, чтобы обдумать этот вопрос и найти подходящее решение[98]. Это был не очень хороший знак для всех участников.

Несмотря на политические маневры, возраст начал сказываться на Джоне Гонте, который, в конце января 1398 года, слег больным вскоре после роспуска Парламента. Начало февраля он провел, восстанавливаясь после лихорадки, в аббатстве Лиллесхолл в Шропшире, под присмотром своей супруги Екатерина Суинфорд. Стресс, вызванный опасным положением Генриха Херефорда, не мог способствовать выздоровлению герцога, и Бофорты, должно быть, были все более обеспокоены этим тревожным ухудшением здоровья их отца. Хотя братья начали самостоятельно прокладывать свой путь в мире, они все еще очень полагались на его руководство, особенно в такие трудные времена. После продолжительного периода отдыха герцог в конце концов поправился и, принятый в братство Лиллесхолла, с благодарностью оставил аббатству подарок в 20 фунтов стерлингов за уход за собой[99].

Хотя, предположительно, их отец был занят поправкой своего здоровья и расстроен обвинениями Норфолка, свидетельства говорят о том, что Бофорты сохранили благосклонность короля в этот период неопределенности. 5 февраля 1398 года в Шрусбери Сомерсет был назначен смотрителем Пяти Портов и констеблем Дуврского замка,[100] а 9 мая его полномочия были расширены за счет назначения адмиралом флота короля на севере и западе[101]. В августе он также был назначен лейтенантом короля в герцогстве Аквитания с исполнением своих обязанностей в течение семи лет. В конце месяца было начато планирование поездки маркиза в герцогство, а королевскому сержанту Роберту Сапиртону было поручено реквизировать все "корабли, баржи, балингеры и другие суда" на Темзе до Кингстон-апон-Халла в одном направлении и до Саутгемптона в другом, "для проезда в Аквитанию Джона, маркиза Дорсета, лейтенанта короля там, и доставить их в Плимут". Любой, кто стал бы сопротивляться приказу, должен был быть заключен в тюрьму[102].

Пожалования продолжились и осенью; 24 октября шерифу Дорсета было приказано выплачивать маркизу 35 марок в год в связи с его повышением, а 8 ноября купцам Сэндвича в Кенте, одного из Пяти Портов, было приказано выплачивать своему смотрителю 100 марок в год за право торговать шерстью, кожами и шерстяной пряжей[103]. Каждое пожалование, которое получал Джон, еще больше укрепляло его растущее влияние в различных частях королевства.

Не уступал брату и Генри Бофорт, который 27 февраля 1398 года был назначен Папой Бонифацием IX епископом Линкольна, не взирая на его юный возраст и очевидную неопытность в этой роли. Ему было всего двадцать три года. Хотя, как оказалось, епископство было даровано Генри из-за "уважения и любви Папы к герцогу Ланкастеру"[104], не стоит сбрасывать со счетов его основательное богословское образование, которое, возможно, было достаточной подготовкой для этой должности. Отказавшись от своих прежних должностей, за исключением прихода Тикхилла, Генри был официально посвящен в епископы 14 июля 1398 года. Как и в случае с королем, епископ проходил церемонию интронизации перед вступлением в должность, а в Линкольне вступающий в должность епископ по традиции останавливался на ночь перед службой в приорстве Святой Екатерины, расположенном к югу от города.

Утром в день посвящения Генри выехал из монастыря к одним из городских ворот, где смиренно снял обувь, а затем босиком продолжил путь к дверям собора. Принятый деканом и настоятелем, Генри принес клятву верности защищать и отстаивать права и свободы Церкви, искренне поклявшись защищать интересы епархии и ее жителей[105]. После соблюдения всех религиозных ритуалов и завершения интронизации Генри занял свое место на епископском троне, после чего последовал пышный пир. Интересно, не нервничал ли епископ во время церемонии, особенно если учесть его необычайно юный возраст. Вполне возможно, что Генри, держался уверенно, так как, его дальнейшая карьера, одного из самых выдающихся государственных деятелей Англии, говорит о том, что он умел достойно вести себя, когда оказывался перед шумной толпой.

Как епископ Линкольна Генри мог пользоваться несколькими резиденциями, принадлежащими епископству, включая величественный епископский дворец располагавшийся напротив собора. Из дворца Генри открывался вид на средневековый город, и он служил административным и законодательным центром епархии, самой большой в королевстве, простиравшейся от Хамбера на севере до сельской Темзы на юге. Если Генрих предпочитал более деревенскую обстановку, возможно, чтобы предаваться таким занятиям, как псовая или соколиная охота, то у него был выбор: дворец в Стоу или замок в Слефорде — два места, которыми он охотно пользовался. Стоу находился менее чем в десяти милях к северо-востоку от Кеттлторпа, что делало его удобным местом для посещения дома его матери Екатерина Суинфорд, а четырехугольный замок в Слефорде славился своими щедрыми землями, которые, будучи возделываемыми, давали епископу дополнительный источник дохода и провизию для собственного потребления. Еще дальше находился замок Ньюарк, построенный в 1135 году на восточном берегу реки Трент и удобно расположенный рядом с Великой Северной Дорогой, а также небольшие резиденции в других местах, таких как Банбери и Неттлхэм.

Во время визита в Лондон Генри поселился в Старом Темпле в Холборне, который изначально принадлежал рыцарям-тамплиерам до его покупки епископами Линкольна в 1161 году. Темпл был построен из канского камня, аналогичного тому, что использовался для строительства лондонского Тауэра и части Вестминстерского аббатства. Старый Темпл занимал большую часть территории, которая сейчас является северным концом улицы Чансери-лейн, и входил в число лучших епископских домов Лондона. Где бы ни находился Генри, он был избалован выбором недвижимости, предоставленной Церковью.

После интронизации Генри в Линкольне Екатерина Суинфорд могла с гордостью заявить, что является матерью маркиза, графини и епископа, что казалось невозможным в мрачный период после крестьянского восстания. В противовес утверждениям Норфолка о том, что Бофорты вот-вот будут уничтожены королем, факты свидетельствуют о том, что они были у него в милости, даже когда их единокровный брат Генрих Болингброк оставался под подозрением у параноидального государя.

29 апреля 1398 года королем было принято решение относительно герцога Херефорда; было постановлено, что он встретится с Норфолком в поединке, в буквальном смысле — не на жизнь а на смерть. Вялые попытки короля примирить враждующих герцогов потерпели фиаско, когда оба не только отказались снять свои обвинения друг против друга, но и "заявили, что между ними никогда не будет заключен мир"[106]. Поединок, из которого живым должен был выйти только один человек, был назначен на 16 сентября. В удивительно рискованном проявлении солидарности со своим единокровным братом, 23 августа Генри Бофорт публично заявил о полной поддержке своего "самого почтенного и дорогого брата" в подготовке к смертельной дуэли с "определенным противником", а затем использовав свои прерогативы епископа, приказал провести молитвы и процессии по всей епархии в поддержку герцога[107]. Преданность делу дома Ланкастеров, проявляемая в течении всей последующей жизни Генри Бофорта, явно была для него чем-то особенным, когда он был всего лишь начинающим епископом.