— Время.

Я выхожу из машины и жду, пока Джозеп присоединится ко мне на тротуаре. Чувствую себя раздраженным. Рассеянным. Смотрю то в одну, то в другую сторону. Это на меня не похоже… Я машина, без колебаний, без сомнений. Сотни раз я сталкивался с подобными ситуациями, но у меня на работе никогда раньше не было такого отвлекающего фактора, как она.

Она будет рядом. Слишком близко.

Хватит ли мне силы отказать искушению?

У меня нет другого выхода.

Но в последнюю минуту ловлю себя на том, что возвращаюсь в машину и достаю из сумки маленький флакон десфлурана. Это мощная анестезия. Это сто тысяч рисков.

— Мы затыкаем Иванову рот, а не вырубаем его, — многозначительно говорит Джозеп, наблюдая, как я засовываю пузырек в боковой карман своего черного пиджака.

— Непредвиденные обстоятельства, — вру я.

Его пристальный взгляд кричит мне «чушь собачья». Он понял, в чем дело, как только идеальная маленькая попка Ив появилась в поле зрения. Я буду использовать его только тогда, когда логика и разум возьмут верх, что, черт возьми, вполне возможно в виду того, как я себя прямо сейчас чувствую. Если я сделаю это, я пойду против своих собственных правил. С другой стороны, я порвал с ними в тот момент, когда она вошла в мою жизнь.

Ох, Ив, mi alma. Ты понятия не имеешь, что ты со мной делаешь.

Мы молча движемся к задней части грузовика ФБР, но мои мысли все еще направлены в ее сторону, как корабль, поворачивающийся против течения.

И снова моя одержимость Ив Миллер имеет склонность широко раскрывать мой темный и извращенный мир.

Ив

Мой редактор Роб набрасывается на меня, как только я проскальзываю в бальный зал. Похоже, он оставил свое хорошее настроение в гардеробе со всеми этими искусственными мехами. Либо так, либо оно было выжато его смокингом. Телосложение Роба не идеально, но я люблю его до смерти. Он всегда прикрывает мою спину.

— Не лучшее время, Миллер, — бормочет он, беря меня за руку и ведя в логово львов. — Почему так поздно? Где, черт возьми, ты была?

Я слышу напряжение в его голосе, и на то есть веские причины. Свет потускнел. Церемония уже началась. Я смотрю вверх, когда он ведет меня вглубь комнаты. Каплевидные кристаллы в люстрах продолжают улавливать остатки от вантовой фермы над сценой. Они похожи на мерцающие звезды в море теней.

— Ну? — шипит он. — Какое у тебя оправдание?

— Не могла поймать такси, — быстро вру я.

— Тогда не следовало отменять твою машину.

— Хотела бы, должна была, могла бы.

Он неохотно улыбается мне.

— От этого рта одни неприятности, Миллер.

— Хорошая новость, я могу написать пару строк.

Я наблюдаю, как его плечи начинают трястись от беспомощного смеха.

— Ладно, ты прав, отказ от машины был глупым поступком.

Нет смысла спорить с ним о ситуации с машиной. Роб — хороший парень без предвзятого мнения, но он никогда не поверит, что мой оригинальный автомобиль был отменен и заменен службой доставки от российского миллиардера.

— Наш столик прямо возле сцены, — говорит он мне. — Любой подумает, что ты важная персона или что-то в этом роде.

Мы все ближе подходим к сцене. Единственный луч белого света освещает высокого мужчину, стоящего за стеклянной кафедрой. Он обращается к аудитории, но я не слышу слов. Мой мозг все еще находится в беспорядке после моей встречи с Петровым.

— Твое место здесь.

Я следую за Робом через еще одну долину накрахмаленных льняных скатертей, с белыми и розовыми цветами, вырывающимися словно извержение вулканов из ваз на длинных ножках. Аромат, который они источают, приторный и подавляющий, и он плохо сочетается со всеми этими надушенными людьми вокруг меня.

Встав на пустое место, я улыбаюсь своим коллегам. Как и я, они отказались от своей повседневной униформы из джинсов с кроссовками в пользу дизайнерских шелков. Как и люстры, их бриллианты переливаются на свету, когда они наклоняются, чтобы пошептаться друг с другом.

— Унять волнение, — Роб с грохотом ставит передо мной большой бокал красного. — Я так рад, что ты снова начала пить.

— Читаешь мысли, — улыбаюсь я, делая большой глоток, когда он садится рядом со мной. Вино освежающее и опасно для питья. Лучшее что оно делает — это заглушает голоса Петрова и детектива Питерса в моей голове. Я больше не хочу думать о них сегодня вечером.

Делаю еще один глоток, смакуя насыщенный вкус кларета на языке. Человек на сцене все еще говорит, поэтому я стараюсь сосредоточиться на его словах. На гигантском экране позади него начинается видео, перечисляющее некоторые из самых громких газетных статей этого года. Раздаются бурные аплодисменты, когда появляется моя история о Джеффри Адамсе.

Смутившись, я ставлю бокал с вином и начинаю возиться с карточкой стоящей рядом с десертной вилкой. Я смотрю на серебряные буквы, которыми выведено мое имя, со странным чувством отрешенности. Кто такая Ив Миллер? Репортер? Дочь?

Убийца?

Выбитая из колеи, я переворачиваю карточку. И тогда вижу это.

Эта надпись.

Из черных чернил.

Одно слово, брошенное на произвол судьбы в океане смысла.

Всегда.

Шокированная, я одергиваю руку.

— Осторожно, — говорит Роб, хватая мой бокал вина, прежде чем мое черное платье промокнет во второй раз за вечер. Хотя я его почти не слышу. Я слишком занята, прожигая это место на части взглядом.

Он здесь.

Я могу чувствовать его.

Это знание подобно переключателю для моих чувств. Я сразу же осознаю его темноту и опасность, ту мощную ауру, которая всегда объявляет о его присутствии. Все мое тело начинает трястись, когда это необъяснимое притяжение между нами начинает овладевать мной. Мои мысли поглощены яростным желанием снова попробовать его на вкус.

— Ты в порядке? — шепчет Роб, выглядя напуганным.

Я киваю и улыбаюсь, изо всех сил стараясь подавить желание смеяться, кричать и полностью потерять контроль, а затем мой взгляд падает на знакомого мужчину, сидящего через пару столиков от меня.

Детектив Питерс.

Дерьмо.

Мой восторг улетучивается.

Он смотрит прямо на меня. Нет, дело не только в этом — он смотрит так пристально, что мое лицо загорается. Он знает, что что-то происходит. Я вижу это по языку его тела. Верхняя часть его тела повернута в мою сторону, плечи опущены и напряжены, как у тигра, готового к прыжку.

Что, черт возьми, он здесь делает?

Внезапно мне становится страшно. Он не такой, как другие. Если он узнает, что Данте вернулся в Америку, он не успокоится, пока мужчина, которого я люблю, не окажется в наручниках или еще хуже.

— Ив, ты ведешь себя странно. Что за безумный взгляд?

Каким-то образом я перевожу от него взгляд. Роб смотрит на меня, как на сумасшедшую.

— Что? Я? Извини… мне показалось, я увидела кое-кого знакомого, — я снова метнула взгляд в сторону детектива Питерса, и Роб повернул голову, чтобы посмотреть, кто привлек мое внимание.

— Твой друг? Симпатичный парень.

— Не в моем вкусе, — бормочу я.

Сидящая по другую сторону от него, жена Роба протягивает руку и игриво шлепает его по руке.

— О, ради всего святого, Роберт, оставь бедную девочку в покое! Теперь она здесь, так что перестань суетиться. Позволь ей расслабиться и насладиться вечером.

Заработав упрек, Роб откидывается на спинку стула и скрещивает руки на своей широкой груди, когда к нашему столу подают первое блюдо.

— Любой бы подумал, что ты нервничаешь, Миллер, — говорит он, не в силах удержаться от последнего замечания.

Так и есть. Я очень нервничаю. Просто не по тем причинам, о которых он думает. Я смотрю в свою тарелку и замираю. Обжаренные гребешки со сливочным маслом и шалфеем.

Что за..?

Это слишком большое совпадение. Это такое же блюдо, которым Данте угощал меня в своем поместье в прошлом году. Я краснею, когда вспоминаю, чем закончилась та ночь. Что я позволила ему сделать со мной… Как я умоляла его о большем.