Я наблюдаю, как он достает из сумки маленький черный предмет.

— Этот кусок дерьма, — говорит он, свирепо глядя на труп, — был еще одним посредником Иванова здесь, в Америке. Ты сорвала джекпот, mi alma, — мрачно добавляет он. — Этот жесткий диск — хорошая находка.

— Значит, сегодняшний вечер — не полный крах?

— Это потеря твоего гребаного здравомыслия — приходить сюда в таком виде, — рычит он, его доминирование вновь заявляет о себе, когда он достает свой мобильный телефон и быстро набирает сообщение.

— Возможно, я не запечатлела всех, кто был внизу, но у меня на сетчатке выжжены имена всех мужчин, которых узнала.

Некоторые вещи никогда не останутся незамеченными.

— Мы поговорим об этом позже, — говорит Данте и подходит прямо ко мне и быстро заключает в объятия. — После сегодняшнего вечера нам предстоит разобраться с целой кучей дерьма… — он отступает назад и снова достает свой пистолет. — Во-первых, нам нужно убираться отсюда к чертям собачим.

Ив

В ванной я смыла с себя столько крови, сколько смогла, но мои руки все еще покрыты бледно-розовыми пятнами, когда я вытираю их насухо. В зеркале над раковиной меня встречает ужас. Моя губа разбита, левый глаз опух, а на правой скуле темнеет синяк.

— Мы выбираемся резко. И быстро выходим, — говорит Данте, обнимая меня, его пах плавно сливается с изгибом моей задницы, пока мы смотрим друг другу в глаза.

Двое убийц.

Два человека в безнадежной, беспомощной любви вопреки всему.

— Мы действуем так, как изначально планировалось с Джозепом. Лодка все еще ждет нас. На борту пять моих людей, которые смогут обеспечить прикрытие, если что-то пойдет не так. Не высовывайся, пока мы идем по садам. Ты будешь не единственной избитой женщиной на этой вилле, но я не хочу, чтобы мы привлекали к себе ненужное внимание.

Я вижу его стойкое выражение лица. Замечаю свирепый блеск в его глазах. Это не тот план, который ему нужен. Он жаждет убить здесь каждого мужчину, но идет на компромисс со своими инстинктами, чтобы вытащить меня целой и невредимой. Также настаивает, чтобы я надела куртку покойника, чтобы скрыть прорези на платье. Я не могу сдержать дрожь при мысли об этом ужасном запахе рядом с моей кожей.

Думаю о разговоре, который, должно быть, состоялся у него с Петровым, когда он узнал об операции. Он заставит Петрова страдать за то, что он подверг меня такому риску. Он будет настаивать на компенсации за каждую полученную мной пощечину. Петров не хочет видеть Данте своим врагом, но дело уже сделано.

— Как ты узнал про сегодня?

— Я научился, черт возьми, извиняться.

Я слабо улыбаюсь ему.

— Лучше поздно, чем никогда.

— Я заставлю тебя заплатить за этот комментарий позже.

— Ты любишь меня, — говорю я, не в силах остановиться, прикрываясь его эмоциями, как щитом.

Его лицо сразу смягчается.

— Сейчас не время, — говорит он, целуя меня в висок.

— Этому всегда самое время.

Я кладу голову ему на плечо и вспоминаю тот день, когда мы встретились. С этого первого прикосновения он стал грозовой тучей, сгущающейся на моем горизонте; бурей столь же бурной, сколь и электрической. Он потряс самые основы моей личности, но я восстаю из праха женщиной, с которой нужно считаться.

Влюбленной женщиной.

Данте отпускает меня и подходит к двери. Тела двух мертвых телохранителей лежат прямо там. Он переступает через них и прижимается затылком к дереву. Удовлетворенный, он поворачивает ручку и подзывает меня.

— Надень назад свои каблуки.

Его тон резок. Он чувствует приближение убийства. Его темнота натягивает поводок, но это меня больше не беспокоит. Он дикарь, и я люблю его за это.

— Что насчет камер?

— Хорошая идея, — он быстро застегивает мои украшения. Это наш последний шанс опознать как можно больше этих ублюдков.

Мы направляемся к лестнице. Нас встречает только хор криков из-за закрытых дверей. Он берет меня за руку и нежно сжимает.

— Мы вернемся за ними, мой ангел. Я обещаю, — по его голосу я могу сказать, что уход причиняет ему такую же боль, как и мне.

Толпа на террасе разошлась — кто-то «занят другими делами», кто-то ждет своей очереди. От всей этой ситуации меня подташнивает.

Высокий и властный, эта аура Данте легко пронизывает остальные черные смокинги. Король среди мужчин при любых обстоятельствах. Что касается меня, я не поднимаю головы и играю свою роль покоренной, позволяя камерам делать свою работу, в то время как он не обращает внимания на любой мимолетный интерес.

Трое вооруженных охранников блокируют нам доступ к набережной. Мы так близко… За ними я вижу рябь лунного света, отражающуюся от воды.

— Доступ к океану запрещен, — рявкают они на нас.

— Убирайтесь, нахрен, у меня с дороги, — рычит Данте, едва сбавляя шаг, вкладывая всю свою мрачность и властность в эти семь слов.

Я вижу тени до того, как они делают свой ход. Мгновение спустя все три охранника лежат мертвыми на земле с перерезанным горлом.

— Ничего не мог с собой поделать, — бормочет Джозеп, выходя на яркий свет уличного фонаря, чтобы поприветствовать нас. Я вижу, когда он замечает мое лицо, в то время как его собственное превращается в маску ярости. — Господи… Ив.

— На это нет времени, — Данте снова берет меня за руку и ведет вниз, на частный причал. — Нам нужно убираться отсюда, пока я не передумал и не отправил всю их гребаную компанию прямиком в ад.

Моторная лодка притормаживает рядом с домом примерно в полукилометре вдоль залива. Нас ждет сам Петров, по сторонам от него Виктор и еще около двадцати человек. Как только мы причаливаем, возникает ощущение, что мы вступаем на поле битвы. Напряженность между нашими двумя фракциями ощутима.

— Ив, — Петров протягивает руку, чтобы помочь мне спуститься с лодки. Его лицо — маска искреннего раскаяния. — Мои личные врачи ждут тебя внутри. Нам сообщили ложную информацию о проведении мероприятия. Если бы я знал…

Данте двигается, чтобы встать между нами.

— Держись от нее подальше, черт возьми, — холодно говорит он. — Ты воспользовался преимуществом, Петров, и был недостаточно подготовлен. Это ошибка с твоей стороны будет дорого тебе стоить.

Выражение лица Петрова напрягается. Он выглядит таким миниатюрным, стоя в огромной тени Данте, но он излучает угрозу, которая соответствует его сопернику.

— Она была нашим лучшим шансом ― нашим единственным шансом. Не было никаких скрытых планов, Данте. Я бы сам сказал тебе это, если бы только ты ответил на свой телефонный звонок хоть раз на этой неделе.

Данте выпрыгивает из лодки и спускает меня за собой.

— Как только Ив достаточно поправится, мы уберемся отсюда. Флорида быстро становится моим наименее любимым местом для посещения.

— Нет, Данте, девочки! — кричу я, хватаясь за его руку. — Мы не можем их оставить.

Он пристально смотрит на меня сверху вниз, на его лице отражаются нечитаемые эмоции.

— Не беспокойся о них, — грубовато говорит Петров. — Мы перехватим автобус, как только он выедет из поместья. Это было оговорено заранее. Мы окажем девочкам необходимую медицинскую помощь и поддержку, прежде чем вернуть их семьям.

Мои глаза наполняются слезами благодарности.

— Спасибо.

Петров вздыхает.

— Это заблуждение… я нехороший человек, Ив. Я уже говорил тебе это раньше. Все это я делаю в память о Наташе. Та же боль, которая нас ранит, нас и объединяет, — он поворачивается к мужчине, который кипит от раскаленной добела ярости рядом со мной. — Мы не сможем уничтожить эту организацию друг без друга, Данте. Какие бы ошибки я ни сделал сегодня вечером, которые причинили тебе боль, пожалуйста, позволь мне исправить их.

— В твоей жалкой жизни осталось недостаточно лет, чтобы исправить их!

— Данте, — спокойно говорю. — Он прав.

Данте сжимает челюсть.