Джек отлично это понимал и охотно кивнул.

– И ты должен так же понимать, что для меня куда опаснее другое: всё это может вызвать цепную реакцию — он может переманить моих друзей на свою сторону, предложив им иные условия, которые покажутся им более заманчивыми. Пока он этого не делает, поскольку понимает, чем это может для него закончиться, а к настоящей войне он попросту не готов. Пока не готов. Однако… возвращаясь к вопросу о легкораненых, не так ли, Джеки?

Очередной кивок.

– Конечно, я искал подходы против него и раньше. Его жёнушка, милашка Кэт — упокой господь её душу! — была моей хорошей подругой. И твоей, верно? – Джек вновь кивнул, но больше по привычке, мысли его были заняты уже несколько иным — теперь он вспоминал их последнюю встречу с Кэтти несколько в ином свете, не сводя взгляда с этого гбастого толстопуза, сидевшего напротив. – Прекрасная девушка, очень её жаль. Хотя её истинного характера не знал почти никто. Так вот! По старой дружбе она смогла найти для меня некий компромат на своего благоверного. Там были какие-то доказательства былых грешков Джима Нэпьера, что очень бы мне помогло в моих делах. Однако она не смогла его раздобыть самостоятельно. Сейф оказался ей не по зубам. Но, она уже придумала, как выйти из ситуации. Для этого она планировала воспользоваться твоей помощью… Не успела, сколь я понимаю. Жаль, определённо жаль. Однако, поскольку дело не закончено, нам придётся его продолжить, при том уже вдвоём. И при этом всё отнюдь не ограничивается былыми делами, ведь теперь речь уже и о малышке Кэтти. А в этом, как я понимаю, есть уже и твой личный интерес, не так ли? В этом решили обвинить тебя, но это ведь несправедливо! – толстяк наигранно взмахнул руками, словно его это приводило в ярость. –В этом должен быть обвинён виновный. Тем не менее, мне, признаться, наплевать, на чём именно погорит мистер Нэпьер, если ты меня понимаешь, Джек. Главное, чтобы вопрос был решён и решён как можно скорее. Детали же меня совершенно не волнуют! Разумеется, я не останусь в долгу перед тобой и выплачу любую сумму, что ты назовёшь. Могу даже это авто тебе отдать. Хочешь, утром его пригонят к твоему дому?

– Я, можно сказать, живу практически только в офисе, да и машина эта будет мне явно не по статусу — я и сейчас-то в ней смотрюсь не очень уместно. Но за предложение, конечно, спасибо, – Рэтчет вдруг отчётливо понял, что машинку у него потом заберут, оставив взамен дырку во лбу, и ответить как-то иначе он попросту не может, если всё-таки хочет ещё сколько-нибудь пожить. Однако сдержать любопытство он был уже не в силах. – А… позвольте ещё вопрос. Возможно несколько бесцеремонный, но всё же. Прошу простить если это окажется действительно так, но пока мы наедине и столь откровенны друг с другом, думаю, можно себе такое позволить, ведь разговор останется сугубо между нами — я всё-таки не враг себе. Так вот, позвольте уточнить… Я ведь верно понимаю, что ждёт ту рыжую малышку?

– Что ты имеешь в виду? – Голдштейн попытался изобразить непонимание, даже какое-то удивление, но получилось насквозь фальшиво.

– Ну, при вашем-то статусе ваша подруга вдруг заявила во всеуслышание, что провела ночь с каким-то спивающимся частным сыщиком. Не трудно догадаться, какой это удар по вашей репутации и каким образом это можно исправить — пример мистера Нэпьера свеж в памяти.

– Ну, быть может Нэпьер и не виноват, – неожиданно начал заступаться за него Голдштейн, однако тут же разрушил надежды Джека. – Тем не менее, это не помешает нам всё на него повесить. Не так ли, Джеки? Что же до рыжей… ну, в целом, ты мыслишь в верном направлении и даже в чём-то прав. Но я не столь беспечен, как этот молокосос Нэпьер, можешь не переживать. Она не будет мучатся. А тела её никогда не найдут. Разве что очень удачливые археологи далёкого будущего.

Толстогубый издал сдавленный смешок, явно довольный собой. А вот Джеку было не до смеха, ведь он собирался совершить главную из ошибок в общении с этим куском… бизнесмена.

– Могу я попросить вас сохранить ей жизнь? – выпалил он, уже прикидывая, в чей гроб подхоронят его тело. – Да, и здоровье, разумеется, тоже.

– А ты наглец, Джеки, – довольно усмехнулся Голдштейн, поджав толстые губы и вперив взгляд сощурившихся глаз точно на детектива, в надежде, что тот испугается и отступится от собственных слов. Но Джек тоже был тем ещё упёртым бараном, и предпочёл бы в гроб лечь добровольно, лишь бы не изменить себе и своим принципам.

Голдштейну совершенно не хотелось ни признавать правоты Джека в этом вопросе, ни уступать тому. К тому же, он совершенно не привык отказываться от собственных слов, потому медлил, пытливо выжидал, надеясь, что и давать его не придётся. «Слово можно будет нарушить, когда не станет того, кому я его дал» – наконец подумал он и с наглой усмешкой, исказившей его и без того не самое прекрасное лицо, кивнул:

– Хорошо, даю тебе слово — с ней ничего не случится. Она вольна уйти когда сама того пожелает и ни я, ни мои парни её не тронут. Можешь даже забрать её себе как трофей, раз уж вы спасли друг другу жизни, но только не спеши, займись сперва работой. Да и её согласия спросить не забудь, хорошо? Рыцарь чёртов… А теперь выметайся из моей машины! У меня ещё полно дел.

Он лишь презрительно отмахнулся от Джека, а дверь позади сыщика уже распахнулась и его подхватили с обеих сторон крепкие руки кубинца и ирландца да поволокли его прочь из авто, словно опостылевшую тряпичную игрушку. Швырнув его на мостовую, оба охранника поспешили ко второму автомобилю и эта процессия вальяжно укатила по тёмной улочке, довольно ворча моторами.

Проводив машины долгим взглядом, Джек повалился на асфальт и уставился в ночное небо сквозь желтоватый свет уличных фонарей.

«Странный день, – подумал он. – И долгий. Надо пройтись и всё обдумать».

С трудом поднявшись — тычки от громил Голдштейна давали о себе знать, рёбра порядком ныли да и спина отзывалась обо всей этой ситуации крайне нелестно — он направился куда-то вглубь мрачного города, во мрак, с которым с таким трудом справлялись фонари, размышляя о столь же тёмных вещах, под стать этому поганому городу, сборищу уродов.

Он размышлял обо всех смертях, обо всех расчленённых и изуродованных телах. Вновь и вновь вспоминал тех девушек, которых ему довелось увидеть лично. Вспоминал Кэт… вновь и вновь…

Неужели, это действительно сделал тот молодой парень, Нэпьер? Пятнадцать лет назад, шестнадцать — Рэтчету так и не удалось вспомнить, когда именно нашли первый труп… сколько ему тогда было? Джек с большей уверенностью поверил бы, что это сотворил Голдштейн. И внешность его к подобному располагала, и статус, и род занятий…

Конечно, Рэтчет не знал всего, но из разговора понял достаточно, чтобы сложить картину. Да и «Винни» не очень-то скрывался, говорил открыто и не боясь. Либо он планировал и в дальнейшем использовать Джека в своих делишках, либо собирался попросту пустить Джека в расход. «А мог и то, и другое, – размышлял сыщик, прикуривая не весть откуда взявшиеся в кармане сигареты. – Наверное, ещё сам не решил. Или решил, после того как я вдруг вздумал изобразить из себя благородного рыцаря и спасти ту рыженькую. На кой мне это сдалось? Да и какое, к чертям, благородство — мой род всегда сортиры драил, да изредка разделкой мяса занимался. Бабка говорила, что пробегала там парочка «мясников», что бы это ни значило. Зря, зря я в это полез… но хороша, этого не отнять. Ладно, разберусь со всем завтра. Чёрт, а где я? Как мне в офис-то попасть? В этой заднице вообще такси бывает?».

Продолжая сквернословить, Джек побрёл дальше, надеясь найти знакомые улицы и очертания домов в черневших у горизонта мрачных исполинах.

За окном уже брезжил тусклый рассвет, с трудом пробивавшийся сквозь серые тучи, затянувшие небо плотной пеленой, когда Джек Рэтчет вломился в собственный офис. Он именно что вломился, переполошив своим грохотом арендодателя, мистера Шекли. Старик едва не вызвал копов — он было решил, что в офис детективов решил выломать дверь какой-то уголовник, или старший из них опять надрался и устроил дебош, но сразу успокоился, стоило ему увидеть, что Джек не только трезв, но и зол как чёрт.