А причин радоваться у сыщика не было. Тем более после того, как он споткнулся об валявшуюся на полу картотеку, да и в целом застал офис перевёрнутым. Ни единая бумажка и книга не осталась на своём месте, незваные гости всё раскидали.

«Интересно, это Чарли с коллегами устроил обыск, или от Нэпьера наведывались? – размышлял Джек, усевшись у входа прямо на пол и оглядывая усталым взглядом разорённый офис. – Впрочем, могли и от «мистера Голдштейна», совсем не удивлюсь. А то и от нескольких сразу, чего уж… Хорошо хоть этот пацан, Рикки, куда-то запропастился и всё пропускает. Будь он тут, так могли бы и его избить, а то и что похуже… Да уж, в одном Стоун точно прав — в такую задницу мы с ним ещё не попадали».

Прислонившись спиной к дверному косяку сыщик устало посмотрел на бумаги, разваленные по полу и застилавшие весь офис не хуже ковра. Тяжко вздохнув, он принялся подтягивать к себе ближайшие и собирать их в стопки, которые складывал вдоль стены. Он не планировал разбирать всё прямо сейчас, тем более, что их ещё предстояло сортировать. Нет, он убрал лишь часть бумаг, что бы пройти за свой стол — столь же заваленный разным хламом из ящиков и очередными бумагами.

Сейчас ему не хотелось этим заниматься. Ему хотелось просто присесть, передохнуть и, быть может, немного подумать. И желательно не о Деле, ведь о нём он размышлял почти всю ночь. О гостях, перевернувших офис, думать тоже не хотелось — во-первых, это наверняка имело прямое отношение ко всему произошедшему, а во-вторых для этого стоило дождаться Стоуна.

Не придумав занятия лучше, детектив принялся лениво перебирать бумаги на столе, в надежде найти среди них что-нибудь, чем можно будет отвлечь мысли.

Уже вскоре ему это удалось — когда он проверял ящики и коробку со своим пистолетом, ему подвернулась небольшая книжица, чей-то рукописный дневник с заметками. Какой-то клиент забыл её в офисе ещё год назад и не вернулся, а Джек убрал её в стол, надеясь когда-нибудь потом найти время и по этим каракулям опознать автора, чтобы вернуть ему эти заметки — почему-то Джеку казалось, что это нечто важное, хоть и забытое.

«Вот и нашлось время» – ухмыльнулся Джек своим мыслям, усаживаясь поудобнее.

Сперва он просто повертел книжицу в руках.

Довольно дорогой фирменный блокнот в кожаной обложке, от которой тянулся шнурок-закладка, перетянутый старым ремнём — не родным, но специально обрезанным под размеры и с несколькими новыми неровными дырками, неумело пробитыми отвёрткой вместо шила. Сама тетрадь распухла от вложенных внутрь дополнительных страниц и разных бумажек, повсеместно торчавших из неё во все стороны, потому без ремня она бы попросту не закрылась. Края бумаг поистрепались, да и обложка смотрелась повидавшей многое, с несколькими крупными пятнами чернил, царапинами на ней, и прочим. Видимо, владелец долгое время носил её в своей сумке, что бы она постоянно была под рукой.

Рэтчет уже когда-то заглядывал внутрь, но увидев плотный рукописный текст, который трудно было разобрать, бросил эту затею. Сейчас же он был настроен более решительно, ему хотелось размять мозги чем-то подобным.

Первым делом он раскрыл книжицу не на закладке, как в прошлый раз, а заглянул на внутреннюю сторону обложки, в надежде найти там имя или подпись хозяина. Сперва он разочаровался, ничего не найдя, но едва заглянув на первую страницу увидел наспех накорябанное над текстом имя, Джексон Хант. «Звучит как вымышленное, вроде псевдонима, – подумал Джек, поглядывая на дёрганные буквы. – И не знакомое, не из известных авторов. Либо хочет к большим дядям, либо стесняется своего имени… или текста? Может, не хочет, что бы его с ним ассоциировали, если вдруг общественности не понравится его писанина? Возможно всякое. Надеюсь, всё прояснится, когда прочту пару страниц… хотя с таким почерком случиться это не скоро».

Тяжко вздохнув, Джек принялся ломать глаза, силясь разобрать хоть пару слов. В этот момент ему чётко вспомнился его учитель по английскому, мистер Стивен… а вот фамилию время напрочь стёрло из памяти. Пиллсбери? Джек не был уверен. Зато ярко всплыло в памяти то, как этот сутулый старикашка ругался на каракули Джека едва ли не каждый раз.

Когда детектив немного привык и начал замечать системность в этих закорючках, а так же опознал некоторые из букв — не без труда, стоит отметить, тем более что не все из них были латинскими, — он начал смутно понимать, о чём шла речь. Это была научная работа, наброски и заметки для научной статьи какого-то… историка, судя по темам.

В основном заметки в тетради были посвящены какому-то Айвану, не то Ивану…

– Айван Бе… Бе-лья-льев… Бельяльев. Иван Бельяев? – детектив попробовал произнести имя вслух, в надежде, что так ему станет легче его воспринимать. Легче не стало, так ещё и стоило невероятных усилий в первый раз верно прочесть имя целиком.

Тем не менее, заметки его заинтересовали. Хоть они и были разрозненными, а читались при том достаточно легко и оказались довольно подробны.

Речь в них шла исключительно о жизни этого… Парагвайца?! Джек состроил удивлённую гримасу и несколько раз перелистал страницы туда-сюда, пытаясь убедиться, что ничего не напутал — имя-то вполне очевидно русское… впрочем, кто их разберёт, этих русских? Нет, всё было верно, действительно так и написано: парагваец. Почётный!

И ещё герой повествования был каким-то «White Guardsmen – Belogvardeytsi». Эти слова тоже давались детективу с трудом и он даже начал ругаться, как один из его знакомых, ворча под нос: «Проклятые комуняки», при том сам не до конца понимая, чем он, собственно, недоволен и при чём тут вообще эти самые «комуняки». Впрочем, его сосед упоминал их всегда, даже когда бил себе по пальцу молотком при ремонте собственного авто — а ремонтировал он его почти всегда.

Рэтчет тряхнул головой отгоняя мысли о старике и вернулся к захватывающему чтению. Мысли чуть путались от бессонной ночи, но ему действительно стало интересно!

Если верить заметкам, этот Иван, представитель дворянского рода, с детства мечтал изучать Южную Америку. Он буквально с самого детства грезил этим — индейцы, сельвы и пампасы, романтика путешествий по далёкому материку и его изучение. Читал все книги, связанные с этой темой и едва ли не готовился. Но судьба мальчика сложилась иначе: сперва он стал офицером царской России, участвовал в гражданской войне, а по окончании её эмигрировал в Европу, а после, повинуясь своей детской мечте — в Буэнос-Айрес, а оттуда и в Парагвай.

И именно там он стал тем человеком, которым мечтал стать ещё с детства, воплотив всё: учёный и путешественник, этнограф, картограф, исследователь языка и области расселения индейцев Парагвая, изучал их культуру и язык, боролся за их права и просвещал их, обучая их языкам. Он даже создал театр среди индейцев! И добился, чтобы язык гуарани стал национальным языком Парагвая. А ещё он участвовал в войне против Боливии на стороне Парагвая и помог её выиграть.

На последних страницах — Джек сам не заметил, как добрался до них — говорилось уже о смерти великого генерала. Совсем недавно, в пятьдесят седьмом. И хоронили его старейшины индейцев гуарани. Как героя, генерала, и почётного гражданина. В последний путь его провожали сотни индейцев, распевая на своём родном языке не менее родную для Беляева «Отче наш», которую он сам и перевёл.

Отложив дневник, Джек откинулся в кресле и задумался. О многом, в сущности, но в большей степени о том, действительно ли он занимается своим делом. А ещё подумал о том, действительно ли все русские такие уж плохие ребята. Ведь, если верить этим самым запискам, то выходило, что…

От размышлений его отвлекла распахнувшаяся дверь офиса и влетевший в неё на всех парах Стоун, на ходу снимавший пальто и шляпу.

– Джек, ты жив! Как я рад! Твою!... – Сэм сделал эффектный пируэт, споткнувшись об упавшую картотеку — зелёную железную тумбу с тяжеленными ящиками. Оказавшись на полу, он наконец соизволил осмотреться и обнаружил вокруг себя жуткий разгром и бардак. – А ты чего бушевал?