– Ма… ха-ха-ха!!! – его голос в сознании спецназовца снова дергался и икал, но на сей раз по причине того, что хомяк покатывался в приступе истерического смеха. – Макс, ты ведь не знаешь, что это? Ха-ха-ха!

– Не знаю, просвети, – проворчал он.

– Это прессованные биоотходы!

– Что?

Сделав над собой заметное усилие, Хамки перестал смеяться и, смахнув лапой выступившие на глазах слезы, начал рассказ:

– Решение об Исходе было достаточно импульсивным, так что собирались в спешке, а она, помноженная на нашу природную рассеянность, местами привела к поистине эпическим глупостям. Например, отряду перемещальщиков была дана задача перенести действующую мусороперерабатывающую станцию с поверхности планеты на Новый Саланган. Ничего сложного – настроить телепорт и нажать пару кнопок! Но куда там! Они перепутали координаты и переместили станцию не на подготовленную площадку на одном из Небесных Этажей, а просто передвинули в пространстве, подняв на высоту десяти километров над поверхностью. Станция – огромный наземный комплекс. Крыльев или двигателей у него нет, к кувыркам в воздухе он не приспособлен. Пока перемещальщики, матерясь, удирали из-под падающего им на головы завода, оборудование дало сбой, и он взорвался. Эти голубые шарики – проще говоря, прессованные фекалии, разлетелись по огромной площади, а так как они подготовлены для специальной переработки, то сами по себе разлагаться не способны.

Хамки снова начал похрюкивать, но быстро взял себя в руки и продолжил, сияя саркастической улыбкой во все зубы.

– За чтение план-проекта задницей и загрязнение родной планеты перемещальщиков приговорили к двухдневному избиению, но времени на очистку территории все же пожалели. Ибо эти кристаллы не токсичны и никакого вреда природе нанести не способны.

– Отлично! – вздохнул про себя Макс. – Этот мир и сам по себе весьма средненький, а теперь оказывается, что и валюта тут весьма… с душком!

Хамки в ответ только хмыкнул.

– А что за «избиение», к которому приговорили этих ребят? Ну, перемещальщиков.

– Что именно в слове «избиение» ты не понял? – вновь заулыбался Хамки. – Сам подумай. Жизнь саланганца бесценна, значит, смертная казнь как наказание отпадает. Мы бессмертны, значит, сажать в каталажку тоже не резон, только время зря терять. Штрафовать – базовые потребности нам гарантированы нашими законами, так что тоже не вариант, голодать никому не придется. Но наказывать провинившихся-то надо! Вот и стали всем давать разные сроки избиений, боль-то мы чувствуем. Представь. Вот сделал ты какую-то бяку, соседу под дверь нагадил, например. Тебя поймали, приговорили к суточному избиению. Значит, на следующее утро тебя принудительно телепортируют в Палаты Палачей, где уже ждут четыре Палача, вооруженные дубинками, кастетами и прочим. Вы здороваетесь, и они начинают тебя колошматить, а ты не имеешь права отбиваться.

– Как? Вообще не можешь сопротивляться? – удивился Макс.

– Да. После случая, когда один проштрафившийся боец-штурмовик полдня метелил команду Палачей, за сопротивление стали добавлять срок избиения. Короче, лупят тебя. Долго лупят. Зубы у наказуемого обычно уже на десятой минуте кончаются, целые кости – через пару часов. Тогда делается перерыв – отмудоханного мгновенно полностью восстанавливает медицинская система, его кормят вкусным обедом и отпускают на час погулять. Потом он возвращается, и его снова мутузят. Ногами там, чем под лапу подвернется. И так до ужина – снова кормежка и погулять часок. Ну и потом бьют до вечера, а там поздний перекус – и по домам, спать, все свободны. Если приговорили к двум суткам, на завтра процедура повторяется. Рекорд, насколько знаю, три месяца – ученый-оружейник пренебрег техникой безопасности. Взрыв был такой, что сработал планетарный силовой щит. Самого ученого система воскрешения тогда неделю по всей звездной системе собирала.

Услышанное показалось Максу какой-то дикостью.

– А если наказанный убежит? Или не придет на избиение?

– Не убежит. Поймают все равно, но лупить будут уже вдвое дольше. Я однажды на своем истребителе во время учебного полета врезался в жилой дом. Погибло три саланганца – семейство как раз обедало. Пока я вылезал из истребителя, планетарный модуль воскрешения уже вернул их к жизни. И когда я снял шлем, чтобы извиниться, сердитые хозяева незамедлительно снесли мне полчелюсти табуреткой.

Он на миг стал серьезным.

– Ущерб я, конечно, оплатил, но за такой фокус меня по решению суда два дня избивали. Больно было…

Макс уставился на своего собеседника, не в силах сказать и слова от удивления.

– Да ладно, я ж сам виноват, – вздохнул Хамки. – Включил бы контроллер столкновений, автоматика затормозила бы перед стеной дома, – теперь он выглядел задумчивым. – А так…

– Макс!

– Э… А? – парень резко остановился и завертел головой, не сразу осознав, кто его окликнул.

– Ты общался с Саланганом? – улыбаясь, как и всегда, когда обращалась к Максу, спросила Лика.

– Да… – растерянно подтвердил он.

– Что он сказал?

«Что вы играете с кучками навоза и радуетесь, как дети, а его высокоразвитые сородичи колотят друг друга по любому поводу», – подумал парень, но вслух ответил:

– Он… Радуется новому дню.

Хамки в ответ закатил глаза, а Макс, мотнув головой, продолжил идти. Сказанное хомяком никак не вписывалось в его видение мира. Нет убийств – это он понять мог, но та картина, которую рисовало его сознание, когда Хамки рассказывал о поистине нереальных достижениях саланганцев… Идиотизм, подобный этому «избиению», просто не мог существовать в ней. Тем не менее, Макс прекрасно понимал, что все это означает лишь одно – все, что он придумал себе, не имеет отношения к реальности. Саланганцы жили так, как было удобно им. Как хотели они. И они действительно могли себе это позволить.

– Можно мне таких штук? Можно? – затараторила Самфи, вдруг выскочив перед самым носом у Макса.

– Самфи, а ты разве не знала, что это такое? – подозрительно спросил он девушка.

– Ну… – Девушка заметно растерялась. Странности не кончались. Как возможно, что она живет здесь, но не знает, как выглядят деньги? Так не бывает. Либо она все же полная идиотка, либо настолько же «местная», насколько и он сам! Но откуда она?.. – Знаю! Конечно! Это же деньги! Точно! Просто я ими не пользуюсь, вот и все. Но на ожерелье они мне очень подойдут! – врун из нее оказался немногим лучше, чем из Хамки. Но опасной она не выглядела, и Макс решил разобраться с этим вопросом позже.

– Я тебе ничего не дам, можешь не клянчить! – прошипела Лика. – Я не находила еще ни одного кристалла в своей жизни, мне лишь изредка удавалось отобрать их у моих жертв. Иначе я бы не смогла даже купить себе в Теократии нормальную одежду и хорошее оружие. Так что, если хочешь, заработай сама, как сумеешь!

Самфи бросилась к ней, щебеча что-то восторженно-радостное, а Макс усмехнулся.

Они продолжали идти по лесной тропинке. Как бы там ни было, путешествие стало намного веселее, хоть и медленнее. Лика теперь была полностью занята, отбиваясь от прыгающей вокруг нее Самфи и иногда отвечая на вопросы Мисси, которая жалась к ней, как к подруге, если не к матери, а Макс был временно предоставлен сам себе.

И его одиночеством не замедлила воспользоваться Вельга.

– Макс… – подойдя ближе к нему, тихо начала она. – При нашей первой встрече я приказала убить тебя, но с каждым днем, проведенным рядом с тобой, я все больше убеждаюсь, что ты – настоящий рыцарь. У тебя нет звания, но твоей доблести и готовности бескорыстно помогать другим мог бы позавидовать даже Ридаон Светлый, глава моего рыцарского ордена, одно из первых лиц государства! Но даже по сравнению с ним ты почти святой!

– Я не святой, Вельга, – покачал головой спецназовец. – И не рыцарь. Я, вообще-то, хладнокровный убийца, как и любой профессиональный солдат. Но у меня есть свои взгляды на жизнь и принципы. Им я стараюсь следовать четко. Но это не значит, что я прав. Хамки так и вовсе считает происходящее здесь терминальной стадией глобального идиотизма.