Смерть императрицы — событие экстраординарное, и ее похороны должны были продемонстрировать величие и мощь государства, даже если сама императрица была фигурой довольно нелепой и малозначительной.

Несчастная Евфимия не смогла даже собственный уход из жизни обставить драматически. Не было ни предчувствия, ни дежурств у постели, ни последних слов, которые бы запомнились и передавались потомкам. Она умерла неожиданно и просто.

Императрица попыталась было подняться с кресла и тут же опустилась в него снова. Голова ее упала на грудь, рот открылся, но широкие подлокотники кресла удержали ее в сидячем положении.

Несколько секунд присутствующие в покое дамы не могли понять, что произошло. Когда же они попытались ее поддержать, Евфимия была уже мертва.

Случилось так, что отец Поликрат, духовник императрицы, в это время находился во дворце. В таких делах церковь знала, что необходимо в первую очередь, вот почему так скоро после того, как Евфимия переселилась в лучший, без сомнения, мир, раздался заупокойный колокольный звон.

Как и префект, жители Константинополя, услышав колокол, в большинстве своем решили, что сам император Юстин пришел к давно ожидаемому концу. Вот почему для многих смерть его супруги оказалась совсем неожиданной.

Когда прояснились все подробности случившегося, смерть императрицы стала главной темой разговоров. Рассказывали, что придворные лекари ошиблись, сочтя за благой знак цветущий вид императрицы и ее чрезмерную живость. Наоборот, это должно было вызвать у них обеспокоенность. С этим соглашались даже те, кто накануне говорил, что императрица, кажется, стала чувствовать себя гораздо лучше и полна энергии — достаточной, по крайней мере, еще лет на двадцать.

Ну что ж, говорили в городе, пожимая плечами, жизнь коротка, а смерть не щадит ни знатных, ни могущественных. Были надеты подобающие случаю скромные траурные одеяния, однако скорбь повсеместно не была слишком глубокой. Это было связано с тем, что Евфимия, из-за своего стремления избегать публичных церемоний, была недостаточно широко известна, а сама она ничего не предпринимала для того, чтобы завоевать популярность. Единственное, что дала ее смерть простому люду, так это возможность увидеть пышное зрелище заупокойной службы в соборе Святой Софии. В ожидании ее и собралось столь огромное количество народа.

Вскоре на башне собора снова ударили в главный колокол, и его размеренный, мощный звон разнесся во все концы. В воротах дворца показалась похоронная процессия.

Первым шел строем отряд эскувитов, сверкая серебром, золотом и ослепительной белизной одеяний; у всех у них был вид не менее воинственный, чем у неукротимого Ахилла, только копья они держали перевернутыми навершием к земле.

Затем показалось духовенство, всегда возглавляющее подобные шествия. Священники и монахи, великое множество, в церковных одеяниях или в простых покаянных власяницах, шли подвое, склонив головы, губы их шевелились в молитве, руки были соединены перед грудью, а за ними двигался хор, негромким речитативом певший панихидную литанию. После священников, монахов и хора чинно шествовали высшие церковные сановники, старшие священники, апостолические викарии[65], епископы и митрополиты и, наконец, сам патриарх Гиппия, с благородной белоснежной бородой, ступающий в тени богато украшенного балдахина, который несли четверо диаконов: на всех были пышные регалии, свидетельствующие об их сане и духовной власти. Процессия священнослужителей оказалась столь длинной, что когда первые из них вступили в собор, последние только появились в воротах дворца.

Второй отряд эскувитов возглавлял военачальник Велизарий, широко шагавший впереди своих воинов. Лицо у него было серьезным и сдержанным, в своем пышном облачении он выглядел настолько мужественным, что среди женщин в толпе зрителей пробежал шепот.

Следом двигалась внушительная группа чужеземных дипломатов. Здесь были послы Персии, Италии, Африки, Испании, Галлии, Эфиопии, множество представителей варварских и полуварварских народов и племен; тюрбаны, рогатые шлемы, иные странные головные уборы смешались друг с другом; одеяния, расшитые золотом, соседствовали с одеждами из меха диковинных северных зверей.

И снова эскувиты.

Затем настал черед большой группы женщин: это были придворные дамы покойной императрицы. Со смутно виднеющимися за черной вуалью лицами, они шли парами, являя собой воплощение скорби и печали.

Еще один отряд блистательных дворцовых гвардейцев.

После них проследовал императорский двор и знатные патриции. В их числе был Трибониан, шедший рядом со своим непосредственным начальником — старым Проклом, квестором, который был настолько немощен, что вынужден был даже во время этого непродолжительного путешествия опираться на руку своего помощника. Тут же было множество важных лиц изо всех правительственных служб, включая Василия, дворецкого, и главных евнухов императорского двора.

Замыкали процессию члены императорского дома в окружении отряда эскувитов.

Иоанну Каппадокийцу, в силу его высокой должности префекта претория, принадлежала привилегия находиться в этой группе.

Он шел впереди, один, на нем, как и на всех участниках шествия, было траурное одеяние. Голова его, как бы в скорби, была склонена, однако весь он был в напряженном внимании, а уши его жадно ловили каждое слово или замечание, доносившееся из толпы.

Сразу же за ним, чуть впереди внушительного эскорта эскувитов, шагающих по сторонам громадного, задрапированного черной тканью паланкина, в котором несли старого императора Юстина, шли рука об руку Юстиниан и его любовница.

Иоанну страстно хотелось знать, какие чувства вызвало у людей первое публичное появление этой пары. При этом он находился в состоянии горького разочарования и крайней досады: внезапная смерть императрицы разрушила все его планы, и какое-то время он пребывал в замешательстве, ощущая полное бессилие.

В его планах Евфимия была главной фигурой, своего рода фундаментом, на котором зиждилось остальное. Все были убеждены, что императрица переживет Юстина, а она отнюдь не питала любви к Юстиниану. Евфимия так и не смогла простить выказанного им пренебрежения к ней, когда он, несмотря на ее явное неудовольствие, ввел во дворец любовницу. Роль овдовевшей императрицы в решении вопроса о престолонаследовании хорошо известна из истории. Иоанн напряг память. Зенон, например, взошел на престол благодаря поддержке Верины, вдовы Льва. А вдова Зенона сделала правителем империи Анастасия. Подобных примеров — великое множество. Если бы добродетельная императрица, символизирующая традиции и дух народа, заявила о том, что кандидат на престол — даже если это и племянник ее покойного мужа — недостоин венца, то это, по сути, положило бы конец всяким притязаниям Юстиниана. А расположение Евфимии к префекту претория было хорошо известно и неоднократно подтверждалось в последнее время.

У Иоанна было такое чувство, будто императрица, столь внезапно уйдя из жизни, предала его, к тому же выбрав момент, когда его не было во дворце. Думая об этом, он в бешенстве скрежетал зубами и осыпал про себя грязными языческими ругательствами эту старую дуру, которая ничего не умела сделать толком, даже умереть. Но это никак не могло изменить того непреложного факта, что Евфимии больше нет и теперь он не мог рисковать и продолжать действовать в соответствии со своим планом.

До поры до времени крикунов в красных одеяниях следует попридержать в стороне. Верховное духовенство, он в этом не сомневался, и пальцем не пошевелит, пока наверняка не будет знать, что его ожидает в будущем. А лидерам Зеленых он уже направил указание ничего не предпринимать до тех пор, пока они не получат от него иных распоряжений.

Таким образом, скорбный вид, с которым шел тучный префект, был столь же искренним, как и у сотен других участников траурной процессии, но скорбел он вовсе не по умершей императрице, а по рухнувшим от такого ошеломляющего удара великолепным планам.