Только что подали последнее блюдо — различные закуски, вызывающие жажду: сыры различных сортов, жареный лук, пряные колбасы, соленые анчоусы и оливки. Теперь посуду убрали, обнаженные мальчики принесли большие кувшины с водой и вином, смешали вино с водой в огромной серебряной посудине, добавив туда пряности по древнему рецепту, и начали разносить напиток в больших чашах с двойными ручками. С этого момента и должна была начаться оргия, а с нею и обещанное представление.
Момент для Трибониана был упущен.
Вместе с громкими звуками труб в зале появились десять танцовщиц в коротких туниках, таких прозрачных, что они казались легкой дымкой на их совершенных фигурах. Оркестр заиграл ритмичную живую мелодию, и все девушки, ни одна из которых не достигла семнадцати, хотя просвечивающие одеяния не скрывали их вполне развитых форм, проплыли в центр зала и начали танец.
Что могло сравниться с нежным сладострастием их движений? Грациозные бело-розовые тела соединялись, разъединялись, образовывали скульптурные группы и сплетались снова в некое подобие букета цветов.
Музыка зазвучала громче, девушки задвигались быстрее.
Внезапно, ударив в ладоши и притопнув стройными ножками, танцовщицы единым движением развязали пояса, и их легкие туники соскользнули на пол.
Обнаженные тела неописуемой красоты неистово двигались теперь, словно охваченные лихорадкой страсти, наклоняя станы то в одну, то в другую сторону, изящно изгибая руки, резко отклоняя спины назад, напрягая и расслабляя мышцы живота. Их груди колыхались, лица пылали, на них появилось страдальческое выражение возбуждения, переживаемого юными женщинами, прекрасно осознающими силу своего воздействия на зрителей.
Опьяненные сенаторы, полководцы и патриции разразились аплодисментами. Там и тут легкая летящая фигурка танцовщицы выхватывалась из круга, обнаженное тело распростиралось на ложе, и какой-нибудь старый сатир покрывал ее раскрасневшееся личико поцелуями. Весь зал наполнился аурой лихорадочного желания и обворожительным ароматом обнаженных женских тел.
Музыка оборвалась одним слитным аккордом. Подхватив с пола одежды, юные танцовщицы убежали, даже те, которые были схвачены и опрокинуты.
Место танцовщиц заняли акробаты и фокусники. Трибониан оценил эту весьма искусную перемену: сначала пробудить чувственность гостей, доведя их почти до исступления, а затем дать небольшую передышку, чтобы остыть — переживаемое возбуждение не могло поддерживаться слишком долго.
Затем последовали другие танцы: одни — комичные, другие — не без непристойностей. Один из них вызвал особое одобрение публики. Это была вариация на классическую тему — преследование нимф сатирами, исполненная танцорами с рогами на головах и волосатыми козлиными ногами и невинными девушками, весь наряд которых состоял из венка цветов на распущенных волосах. На редкость динамичный танец завершался самым недвусмысленным образом: сатиры настигали нимф, а дальнейшее изображало похоть мифических существ, не оставляя ни малейшей скрытой детали.
Даже Трибониан, обычно сдержанный, почувствовал биение крови в висках от непреодолимого желания и обернулся к своей собеседнице, дабы потребовать от нее то, что она сама предлагала ему немного раньше.
К его удивлению, Феодоры не оказалось на месте.
С центрального ложа сползла косматая туша упившегося Иоанна Каппадокийца, в ту же минуту Хиона поднялась и покинула зал. Из этого Трибониан заключил, что близится кульминация вечера.
Было уже далеко за полночь. Феодора, незаметно скрывшись от Трибониана, убежала в задние комнаты, чтобы принять участие в подготовке последней части представления, которой Хиона должна была увенчать свое торжество. Миновав задние комнаты, она на мгновение задержалась у решетчатого окна, выходящего на улицу, и медленно покачала из стороны в сторону зажженной масляной лампой.
В темноте она уловила неясное движение темных фигур и мгновенную ответную вспышку — словно кто-то вынул светильник из-под одежды и тут же спрятал снова.
С невозмутимым лицом Феодора возвратилась в зал. Рабы, изображавшие тритонов, опутанные зелеными сетями, с зелеными плавниками на руках и ногах, с трубами в виде морских раковин, уже стояли наготове. Танцовщики, мужчины и женщины, спешно меняли костюмы для главного номера программы, и она принялась помогать им.
Было все готово, когда внезапно появилась Хиона.
— Ну как? — осведомилась фамоза. Ее разрумянившееся лицо выражало ликование, она была уверена, что подобного триумфа не знала еще ни одна куртизанка. Но удовлетворенное тщеславие не смягчило ее сердца, и она продолжала обращаться с девушкой, которой была обязана этим блестящим представлением, как с простой служанкой.
— Готово, — отвечала Феодора, — за исключением главного персонажа наших картин.
В этот момент из задних комнат дома, из той его части, где размещались рабы, донесся какой-то крик. За ним послышались еще и еще крики, проклятия, звуки ударов, словно там завязалась яростная схватка.
— Это что еще такое? — раздраженно бросила Хиона.
— Судя по звукам, похоже на ссору между рабами, — сейчас же ответила Феодора.
— Рабы?! Как они посмели в такой момент? — Хиона вскинула голову, ее ноздри расширились от гнева.
Снова громкие вопли и топот ног.
— Может быть, они не знают… — начала было Феодора.
— Не знают! Да они просто отбились от рук! Такой шум! Они перепугают моих гостей! — Хиона побледнела от бешенства. — Где надсмотрщик? Бичи сюда! О, клянусь, их будут сечь до крови за такое дерзкое поведение!
В приступе ярости она даже не заметила, как Феодора торопливо распахнула перед ней двери, чтобы пропустить ее на половину рабов, и как быстро эта дверь захлопнулась за нею.
Хиона громко окликнула надсмотрщика:
— Деметрий! Деметрий!
Но Деметрий не мог слышать ее: он лежал без сознания с разбитым черепом, и какая-то фигура в плаще склонилась над ним.
— Отзовись немедленно, Деметрий! — закричала Хиона. — Или ты отведаешь плетей первым!
В гневе она сделала несколько шагов по направлению к строению, где содержались рабы; в темноте ночи ее фигура в светлых одеждах казалась светящейся.
И вдруг фамоза остановилась. Какие-то темные тени приближались к ней.
— Кто, кто вы? — произнесла она, запинаясь, с дрожью испуга в голосе, пытаясь разглядеть фигуры в темноте.
Ответом ей был громовой хохот:
— Друзья, которые давно хотели познакомиться с тобой.
— Ювенты Алкиноя?.. — выкрикнула она, ужаснувшись догадке.
— Кажется, нам повезло. Прекрасная Хиона сама бросается нам в объятия, — насмешливо произнес чей-то голос.
— О нет, умоляю, не надо! — жалобно проговорила она, пятясь назад и пытаясь скрыться.
Но было поздно.
Сильные руки схватили ее. Хиона пыталась кричать и сопротивляться. Но бороться было бесполезно. Молодые негодяи подняли ее и перенесли через ограду, теперь она знала, что ей предстоит вынести. Она только жалобно спросила: «Сколько вас?»
— Ну, это ты узнаешь сама, красотка. Не волнуйся, ты пересчитаешь нас всех, одного за другим.
Тем временем в пиршественном зале гости начали выказывать первые признаки беспокойства. Прошло уже минут десять, как хозяйка покинула зал, и без нее все остановилось. Из-за громкой музыки шум в задних помещениях не долетал сюда, а музыканты пытались заполнить тягостную паузу индийскими и сицилийскими мелодиями.
Наконец послышались резкие хриплые звуки раковин. Это был условный сигнал. Оркестр заиграл новую музыку, и гости, одобрительно кивая, оживились, устраиваясь поудобнее для дальнейшего зрелища.
Появились танцовщицы, одетые, как Нереиды[39], мифические дочери моря, русалки классических времен. Они были без рыбьих хвостов, но, начиная от бедер, их ноги были закутаны в прозрачные длинные сети, сквозь которые обнаженные тела казались ослепительно белыми, а в волосы были вплетены морские водоросли.