(Рассказ написан на основе реальных событий

в одном из аулов древнего Антратля)

Было время предзакатной молитвы. Женщина шла торопливо и всё время оглядывалась, будто кого-то искала. Она выглядела растерянной и встревоженной. Мы сидели на годекане перед мечетью. Человек лет сорока внимательно смотрел в сторону домов, за которыми исчезла женщина, потом повернулся к сидящим, пнул ногой небольшой камешек и сказал:

— Кажется, не нашла…

— Он утром ушёл?

— Не знаю, говорят, в полдень Залиха его видела на окраине села, возле водопоя. Сидел на бревне и камушки бросал в воду. Один был.

— Куда же он мог уйти? — произнёс небритый молодой человек.

Она была матерью пропавшего ребёнка. После полуденной молитвы бегала по аулу в поисках. Не нашла, хотя в ауле было чуть больше двадцати дворов — стоит подняться на одну из плоских крыш и крикнуть, в каждом доме услышат и ответят.

Так и сделала Алипат, когда не нашла своего пятилетнего сына во дворе. Почему-то откликнулись не все, лишь из нескольких дворов ответили, что мальчика нет у них. Его ровесники, с кем он обычно играл на улице, тоже не знали, где он. Её вопросы они будто не слышали и как-то странно смотрели на неё, словно она на ином языке спрашивает. Это ещё больше встревожило Алипат.

Она бросила взгляд на высокие горы, окружавшие аул, а затем на бурлящую внизу реку. «Мог ли он к речке спуститься? — подумала она первым делом. — Далековато для пятилетнего мальчика. Да и дети все в ауле, как он мог один туда пойти?». И всё же побежала к речке по крутому спуску. Её воображение рисовало жуткие картины. То она представляла сына висящим на выступе деревянного моста, то его уносила река, и она бежала по берегу, протягивая к нему руки. Сменяя друг друга, перед ней представали все опасности: волки и собаки, тёмный лес, снежная лавина посреди лета и много чего ещё.

Река была всё ближе, сердце Алипат билось так часто, словно хотело вырваться из груди. Вот она у деревянного моста. Стоя над бурлящей мутной водой, подставив лицо прохладному ветру, она попыталась прийти в себя. По реке вверх и вниз не видно было ни одной живой души. Из леса на той стороне реки доносилась перекличка, которую перебивало размеренное «ку-ку, ку-ку». Во рту Алипат было сухо, а дышать становилось всё труднее. Ей казалось, что голос кукушки зовёт её, повторяя: «Он здесь, он здесь… он здесь». Но в лес войти она не рискнула, вернулась в аул ближе к вечерней молитве.

Она чувствовала, что-то страшное надвигается, но гнала эти мысли: «Может, мой Сайпул выглянет вон из-за того угла, подбежит и скажет: “Баба, я кушать хочу!”». На мгновение ей показалось, что по узкому переулку бежит мальчишка. Но улица была пуста. Солнце садилось за румяные вершины дальних гор. По аулу раздавались голоса: «Ва адама-а‑аллл!!! Нашёл кто-нибудь мальчика?». Вдоль аульских улочек, по берегу реки, всюду бегали жители четырех сёл — кто с фонарями, кто с факелами.

Алипат бегала вместе со всеми по переулкам, развалинам, хлевам для скота и брошенным домам. Ей казалось, что она слышит тиканье часового механизма, отсчитывающего последние секунды дня. А затем хлынет темнота и навсегда заберёт сына.

Она не плакала. Она боялась плакать. Алипат думала: «Я должна держаться, будто ничего не случилось, тогда, может, мой Сайпул вернётся». Голоса звучали реже и реже. Было далеко за полночь. Часть людей вернулась в аул, сидя на годекане перед мечетью, они говорили полушёпотом.

— Лучше сказать ей, ведь всё равно не заснёт, — сказал один из пожилых людей.

— Кто из вас может сказать матери, что её сына не нашли? — возмутился один из сельчан. — Хоть бы муж её был жив! Я не могу к ней с этой вестью, вернее, без никакой вести, идти.

Алипат слушала разговор, застыв за углом мечети. Там её и нашли женщины, нашли и увели домой. Она шла за ними безвольная и безмолвная, только спать не легла, как ни уговаривали. Сидела в тёмной комнате сгустком черноты. Так страшно было возле неё, что женщины невольно прижались одна к другой и тихонько переговаривались, не находя слов утешения. Хромая Айша начала почёсывать нос и чихать. Такое случалось с ней перед дождём.

— Да убережёт Аллах от этого… — сказала Айша с тревогой, подошла к окну и посмотрела в небо. — Делайте дуа, будет ливень.

Алипат вздрогнула, когда услышала эти слова, и повернула голову к окну. Айша легко коснулась её и указала на восток. Там было зарево.

— Не зря ведь говорят: «Радал багIар — къенаб, къаси багIар — хIораб» («Утром зарево — к дождю, вечером — к ясной погоде»), — сказал кто-то из женщин.

Не прошло и получаса, как небо над аулом покрыли густые чёрные тучи. Прогремел гром, и через мгновение тяжёлые капли ударили по крышам домов. Дождь всё усиливался и усиливался. К полудню следующего дня все речушки, что текли с гор, превратились в бурные мутные селевые потоки. Большая река поднялась. Автомобильная дорога, что вела в райцентр и город, оказалась местами размыта. Целые сутки шёл дождь, то слабея, то припуская с новой силой.

А к концу следующего дня Алипат завыла, словно раненый зверь. Всей роднёй держали её. Женщины плакали вместе с ней, да и мужчины не сдерживали слёз.

Прошла неделя, мальчика так и не смогли найти. Одни говорили, что ребёнок стал жертвой кавтаров, шайтанов или джиннов, другие во всём винили хищников древнего Антратля — волков и медведей. Бедная Алипат от безнадёжности кидалась то к людям с даром предвидения, то к экстрасенсам, к женщине, которая имела связь с миром шайтанов. И вот та вроде бы сказала ей, мол, не ищи его в воде. Но бОльшая часть джамаата считала, что ребёнка унесла река. И все аулы вдоль реки до Хебда и Голотля не прекращали поиски мальчика.

Мать стала замкнутой, она не реагировала на людей, не замечала их. И только бормотала что-то несвязное. Трудно было её понять. Разве что отдельные фразы.

— Мой сын идёт в гору, он вчера тоже шёл навстречу мне, я была наверху… мой Сайпульчик, мамин золотой… зачем ты так? Ты ведь убежал, когда мама шла к тебе…

Прошли три месяца, мучительных для маленького аула. Это в городе люди остаются одни со своими проблемами, а в ауле радость и горе касаются всех.

Было предзакатное время обычного дня. Джамаат сидел на камнях у мечети. Один молодой человек, только что приехавший из города, кивнул в сторону горы напротив и спросил:

— Кто этот мужик, что так несётся по крутому склону?

— Это Мухтар, — сказали молодые ребята.

Джамаат обратил свои взоры на гору. За считанные минуты Мухтар добежал до моста и, не снижая темпа, поднимался к аулу. Не нравилась сельчанам такая спешка, и ждали они с волнением его прихода.

Мухтар не подошёл к джамаату, как положено. Остановился метрах в пятидесяти от годекана, отправил мальчишку позвать имама, а когда тот пришёл, они перекинулись парой слов и вместе куда-то направились.

А случилось вот что.

Мухтар со своей отарой спускался с дальних гор к лугам. Наступило время намаза, но на крутом спуске не было места, чтобы помолиться. И он пошёл по узкой тропинке среди зарослей рододендрона в поисках ровного места. Нашёл, расстелил чобос (короткая бурка чабана), сделал намаз. А когда поднялся с очередного земного поклона, почуял резкий неприятный запах. Только он собрался поднять свой «молитвенный коврик», как замер и несколько минут стоял как вкопанный. Напротив, в кустах рододендрона, лежало разлагающееся детское тело. Над ним зелёным жужжащим покрывалом завис рой потревоженных мух-падальниц.

Мухтар сделал пару шагов в сторону и увидел валяющиеся на траве детские штанишки, выбеленные солнцем и дождями, и рядом два носка, будто бы скомканных детской рукой, как если бы промокший ребёнок пытался выжать мокрую одежду. Но отсюда до ближайшего аула несколько километров не самой лёгкой дороги. Каким образом на этой высоте оказался пятилетний мальчик? Как прошёл он через лес, не упал со скалы в пропасть? И от чего он умер: от голода, холода, страха или кто-то умертвил его? Кто это мог быть? Человек? Животное? Или неведомое нам существо потустороннего мира подхватило ребёнка, играющего у дома, и перенесло сюда, чтобы отнять его жизнь?