Его и в Грузии, и в Азербайджане, и в Чароде, и в Тлярате все знали как конокрада, но никто из органов не мог доказать его виновность.

Однажды над Исхаком сгустились тучи. Табун лошадей он угнал из Закаталы. Одну часть продал в Кумухе, другую — в Чароде, а самого дорогого коня нашла милиция в самом Камилухе во дворе Исхака. Забрать Исхака не забрали, но дело возбудили, и милиция принялась искать доказательства. Особенно старался Белоканский РОВД Азербайджана. С остальными Исхак разобрался в Дагестане. Прокурор республики Ибрагимов из Ириба был его приятелем, он выручил его тут, надо было решить вопрос в Цоре. Пропал Исхак в одно время, и в Камилухе слухи ходили, что его посадили в Белоканах, — рассказывает отец. — Но как-то поздней осенью прискакал Исхак в Камилух на красивом гнедом коне. Я очень хотел его видеть и узнать, как ему удалось вернуться из Цора. Встретились, и рассказал Исхак:

— Спустился я ночью в Катех и остановился у сельчанина, вижу, собаки (милиционеры) ходят вокруг дома. Я встал, пошёл на другой край веранды и, пока они не вошли через главный вход, спрыгнул с балкона, побежал к лошади и поскакал в Закаталы. Переночевал у кунака, а на следующее утро поймал такси и направился прямиком в Баку. Там заместителем министра внутренних дел Азербайджана был один мой товарищ детства.

Когда маленькие были, я его таскал по базарам Белокана и Закаталы. Бил его, учил бороться и отправлял воровать. Ничего хорошего в наших отношениях не было, только то, что знали когда-то друг друга. Прошло более 40 лет, как я его не видел, узнал через общих знакомых, что он стал таким важным хакимом. Я думал, если мы встретимся, и он вспомнит старое, у него два выхода: он должен делать вид, что не помнит меня, или великодушно простить обиды и помочь чем сможет. Дошёл я до этого хакима. Когда сказал, что я Исхак из Камилуха, он расхохотался и сразу бросился ко мне обнять, вспомнил детство, даже прослезился. Настоящим человеком оказался.

Он всё время смотрел на мою внешность, одежду. И вдруг говорит:

— Исхак муалим, ты ужасно одет и плохо пахнет от тебя. Надо тебе искупаться и купить одежду, ты ведь со мной будешь, так нельзя. У тебя деньги есть???

— Ты совсем дурак??? Разве без денег бывает человек, который угнал табун из 40 лошадей? — говорю я. Тут два человека, что были с ним, резко встали и смотрят на меня как на сумасшедшего. Их удивила моя дерзость, какой-то бродяга назвал их замминистра дураком. Ещё больше удивило их упоминание об угнанном табуне.

А сам Гамборчаев расхохотался на весь двор. Может, ему эта простота и грубоватость понравились, надоели лесть и подхалимаж.

Пригласил он одного молодого человека и отправил меня искупаться в бане и купить одежду. Помыли, постригли, одели в чёрный костюм, чёрную шляпу, новые туфли. Разодетый как тлебелалский жених, я пришёл к Гамбочаеву. Он угостил меня и спрашивает:

— Исхак муалим, кроме как меня навестить, ко мне дело есть у тебя?

— Ты совсем дурак? Без дела я из Камилуха приеду что ли? Сто лет не нужен был мне ты и твой Баку, пришёл по делу.

Гости за столом застыли от недоумения и смотрят на меня как на хана шайтанов. Гамборчаев посмотрел на меня, на окружающих и снова расхохотался. Каджары за столом боялись и смеяться, и не смеяться.

— А ты что делал в это время, Исхак? — спрашиваю я.

— Я бугълама ел, мне они зачем? Гамбочаев понял, что к чему, и сказал, что завтра вместе поедем в Белоканы. Я как особо опасный преступник был там везде у них в розыске. Поехали мы с Гамборчаевым на чёрной «Волге» в Белоканы. Начальники милиции всех трёх районов, секретари райкомов все начеку, с накрытыми столами ждут почётного гостя. Остановилась новая «Волга» перед начальником белоканской милиции.

Вышел Гамборчаев, хакимы с низким поклоном подошли, поздоровались, обняли. Вышел я, все и меня обняли. Подходит ко мне белоканский начальник милиции, руку тянет здороваться, я сжал чуть его ладонь и посмотрел ему в лицо. Он встал как вкопанный, не поверил своим глазам. Гамборчаев усмехнулся и сказал начальнику:

— Алик, это Исхак муалим, мой кунак из Камилуха.

Алик повторно взял мою руку, на этот раз с низким поклоном. Теперь я для Цора не цогьор (вор) Исхак, а Исхак муалим. Муалим не в смысле учитель, как ты, учителя — пакъиры, а в смысле — уважаемый человек. То, что учитель зарабатывает за 20 лет, я за ночь получу, угоню табун из Кахетии и продам в Кумухе. И не меньше I5 голов за раз, запомни, за меньшее ИсхI акъ шнурок на хьит (ботинок) не завяжет!

— Я этих двоих, Гьажарупа (ЦК-МухIаммад) и Исхака, очень часто вспоминаю, — говорит отец. — Они были очень интересными собеседниками и умными людьми, а я в людях это ценю больше всего.

В словах отца звучала ностальгия по молодости и друзьям. Лучшие друзья его ушли в мир иной пару лет назад, друг за другом. Память осталась. Да помилует их Всевышний. Амин.

(Фамилия замминистра вымышленная, сказали, что это небезопасно для него.)

Я как-то уже рассказывал забавную историю моего отца с помидорами. Как он в 50‑е годы, будучи школьником, купил банку с жидкостью и красными «фруктами» внутри. Тащил эту банку в рюкзаке на собственной спине километров 40 до аула. Когда попробовал, нашёл что-то очень непривычное и противное на вкус. Оказались там солёные помидоры, которые отец раньше никогда не ел. Выплюнул то, что откусил, и никто дома не захотел их есть. Когда мой дядя узнал, что я опубликовал эту историю, он засмеялся:

— Видимо, у нас на роду написано попадать с этими помидорами в разные истории. У меня тоже есть такая. Была середина шестидесятых. Учился я на втором курсе педагогического института. Не осталось ни копейки, три дня не ел и занять деньги не у кого было. После второй пары староста сказала, что дают стипендию. Обрадовался очень. Взял деньги и решил покушать хорошенько в городском кафе.

Был сырой осенний день и дождливая погода. Кафе оказалось переполненным, люди стояли в очереди за едой. Почти все столы были заняты. Я заказал себе самое модное блюдо в меню — шницель с помидорами, салат, стакан киселя и с полным подносом искал свободное место.

Оказалось, свободно всего одно место за дальним столом. Там сидела роскошная дама в белом платье, в шляпе и с прочими прибамбасами, что подчёркивало её исключительность. Её манеры и высокомерный взгляд не очень соответствовали тому месту, где она решила перекусить. Меня не слишком обрадовало такое соседство, я был голоден как волк и хотел как можно поскорее поесть без всяких формальностей. А соседка моя и её поведение обязывали быть культурным. Я попросил разрешения присесть за её стол. Она надменно кивнула без всякой приветливости. «Что с тебя взять, убогого, посиди там и не мешай мне», — говорил её взгляд.

Я решительно расставил мои блюда на столе: «Пошла она и её культура к чёрту, надо поскорей проглотить то, что взял, пока не умер тут с голоду». Сел и решил первым делом съесть помидор, а самое вкусное — мясо — оставить напоследок.

Взял помидор, откусил и чуть не упал со стула от испуга. Красный помидорный сок брызнул мне в лицо, одновременно раздался истеричный крик соседки. Весь зал поднял глаза от своих тарелок, все повернулись к нам. Роскошное белоснежное платье моей соседки стало краплёным, на широких полях импозантной шляпы и даже на подбородке «барыни» были остатки моего помидора.

Прибежали шеф-повар и кассир. Я от растерянности уронил вилку. Когда хотел поднять вилку, задел и опрокинул стакан киселя. Дама, не успевшая оправиться от помидорной атаки, резко вскочила, чтобы избежать кисельной реки, которая стремительно потекла в её сторону. Второй её крик из-за киселя на подоле платья и грохот опрокинувшейся табуретки сорвали весь зал со своих мест. Дама одной рукой схватилась за сердце, другой избавлялась от помидора, который оказался на её накрашенном лице.

Я резко вскочил. Мои глаза искали выход из этого проклятого места. Надо было поскорей убежать и спрятаться от постороннего взгляда. Выбежал на улицу, шницель, который я хотел съесть напоследок, остался нетронутым, и я с пустым желудком, опозоренный помидором, побежал по узкому переулку.