Подняв глаза на Сашу, я еле выговорила:

— Не думала, что ты сможешь найти… что ты откликнешься на мою просьбу о помощи…

Сняв шлем, он стянул балаклаву, вытирая пот с лица и, встряхнув светлые, отросшие немного по сравнению с тем, каким я его помнила, волосы, надел шлем обратно, прямо на них. Улыбнулся мне, пожимая руку:

— Своих не бросаем.

Мы больше часа ехали до побережья. Не к пляжам, а какому-то отдалённому участку суши, выходящему к океану. Мужчины перебрасывались шутками на тему произошедшего, болтали между собой, не трогая меня и позволяя приходить в себя. А мне требовался некоторый покой, чтобы осознать, откуда я сбежала и что будет дальше. В самом деле — что? Набиль запросто может найти меня в Париже, если захочет. С его связями он меня и силой привезти сюда может обратно. Станет ли он так делать? Не хотелось проверять и рисковать.

С каждым проезжаемым километром я дышала всё свободнее. Солнце казалось благосклоннее, не таким бездушным, как с балкона особняка. Пейзажи сделались дружелюбнее, не напоминающими больше ловушку. Но всё это выглядело иначе потому, что рядом со мной были соотечественники. Свои. Те, кто рискнул ради меня жизнью, а даже если угроза от охраны были минимальной, она всё равно была. В конце концов, они прибыли чёрт знает откуда, вычислили как-то, нашли! Это стоило немалых трудов, и теперь, спасённая, я ощущала неловкость, что из-за меня у кого-то было столько проблем.

Съезд к побережью был довольно безлюден и напоминал начало промзоны. Дорога перешла в гравийку, затрещала под колёсами. Я ничего не спрашивала и не уточняла, зная, что могу довериться полностью. Мы прибыли к катеру, который сторожил местный. Бербер сказал ему что-то на арабском и, протянув купюру, кивнул нам, чтобы забирались на борт. Саша подал мне руку, помогая.

— До куда мы поплывём? — впервые за час заговорила я.

— До во-он того сухогруза, — показал мне Крот маячившее вдали от берега судно.

— А оно отвезёт нас на Берег Слоновой Кости, — подмигнул Саша, — и мы продадим тебя в рабство!

— Для этого вы меня из него вытаскивали?

— С тобой плохо обращались? — нахмурился он.

— Нет, — покачала я головой, — со мной обращались настолько хорошо, что аж тошнило.

Посмотрев на меня с пытливым прищуром, скинув с плеча калаш, Саша уселся по соседству. Катер был небольшой, и трудно было поместиться так, чтобы не касаться друг друга бедром, плечом или ногой.

— Я вот поэтому никак и не мог понять, что ты в этой Европе забыла и как вообще можешь жить в этом прилизанном, фальшивом мире, корчащим из себя невероятную правильность? Всё такое упорядоченное, за каждый неверный шаг штрафы, общественное порицание, санкции. Русской душе в этом тесно. И вот, ты подтвердила мои догадки. Слишком хорошо — это скучно. Тебе, как и нам всем, нужны трудности, преодоление, приключения.

— Я так поняла, что приключения вы очень любите, — намекая на род их деятельности, тихо уточнила я у Саши. Он посмеялся:

— Мы любим совершать добрые дела. Иногда они невольно превращаются в приключения.

— Спасибо вам. Я, наверное, никогда не смогу расплатиться за то, что вы для меня сделали…

— Натурой отдашь, — бросил Бербер. Я успела только распахнуть рот и поднять брови, когда Саша пихнул его в плечо, чуть не скинув за борт:

— Хорош!

— Что?! Я ж не для себя прошу! — смеясь, он указал мне на товарища: — Ему отдашь.

— Не слушай его, — отмахнулся Саня и опять толкнул того: — Балабол!

Их перепалка невольно вызвала у меня улыбку. Мы уже отплыли и мчались с гудящим мотором по воде. Посмотрев на удаляющуюся землю, я ощутила, как щиплет глаза. На них спешно и неудержимо набегали слёзы.

— Что с тобой, Лен? — разволновался Саша.

— Представила, что придётся тебе натурой отдавать, — опять съехидничал Бербер. Как я поняла, он у них был предводитель команды.

— Да завали ж ты хлебало! Лен, — Александр взял мою руку в свою и пожал слегка: — Всё в порядке?

— Более чем, — марокканский берег удалялся, и у меня всё начинало парить от радости и обретаемой невесомости, словно кандалы пудовые с ног упали. — Как же я счастлива! Теперь понимаю, что такое «чувствовать облегчение». Эйфория! — уже думая окончательно расслабиться, я всполошилась: — А нас не найдут? А если погоня? Вы…

— Никто нас не найдёт, — успокоил меня Бербер. — В крайнем случае догадаются, кто мы и с кем связаны, ну так пусть приезжают за нами туда, куда мы жмём.

— А куда же мы, в самом деле, направляемся?

— У нас перевалочная база в Кот-д’Ивуаре, на границе с Буркина Фасо.

— Так ты не пошутил?! — ахнула я, обращаясь к Саше. До меня дошло, что это государство с французского так и переводится: «Берег Слоновой Кости». Когда-то европейцы хищнически эксплуатировали это место, превратив в невольничий рынок и порт для вывоза всего драгоценного, что находили в Африке. Потом территория долго была французской колонией. В двадцатом веке страна получила независимость, но всё равно оставалась под влиянием Франции, пока там не случилась гражданская война: половина населения поддерживало идею полного избавления от европейского присутствия.

— Что продадим тебя в рабство — пошутил.

— Ага, он тебя себе просто рабыней оставит. Сексуальной.

— Бербер, блять, ты улетишь сейчас на хуй в воду и поплывёшь за нами сам!

— Ты чего при девушке материшься?

— Да ты доведёшь любого!

— А как тебя по-настоящему зовут? — спросила я Бербера.

— Не положено нас настоящими именами звать.

— Я звать не буду. Просто хочу знать имя человека, которому я буду благодарна всегда.

Он посмотрела на меня. Мы были уже почти у судна, и парни сняли шлемы, а теперь и балаклавы.

— Паша, — представился он, оказавшийся довольно молодым, моложе Саши лет на семь точно, кареглазый и смуглый от загара, что выдавало его постоянное присутствие в этих краях. А, может, у него были какие-нибудь татарские корни или вроде этого, что помогало ему прикидываться местным, ведь я успела услышать, что язык он выучил.

— Очень приятно.

Поднявшись на грузовое судно, мы были встречены кем-то из экипажа — флаг, кажется, был сенегальский, но мужчины друг друга явно знали, в том числе кто чем занимается и для чего. Пассажирских кают в достатке здесь не было, но мне нашли комнатёнку с койкой, где можно было отдохнуть. Саша проводил меня до неё:

— Я зайду через полчаса, вдруг тебе что-то понадобится.

— Хорошо, спасибо.

— И перекусить принесу.

— О, я и забыла, что не ела ничего с утра! Нам долго плыть?

— Сутки.

— Сколько?!

— День с небольшим. И это только до Сенегала. Оттуда ещё дня два добираться будем наземно.

— Ого… — я как-то не предположила, что путешествие настолько затянется. — А там… придётся ещё какое-то время находиться?

— Нет, там сядем на вертолёт, доберёмся до самолёта и улетим.

— В Россию?

— В Париж я бы тебя не вернул, уж извини.

Я посмотрела ему в глаза.

— В Париж я бы и сама не вернулась.

На его лице скользнуло изумление. Мы замолчали, обдумывая каждый что-то своё.

— Это… пока такая мера или ты решила, всё-таки, на родине остаться?

Мне нужно было сказать главное Саше. Я видела в его глазах не то, чтобы надежду — хотя и её тоже — но знакомый немой вопрос, который он не собирался пока озвучивать. Желавшая сказать всё твёрдо и уверенно, я ощутила, как затряслись губы и, взмахнув руками, я эмоционально выговорила:

— Я, кажется, беремена! Я не знаю, что мне делать дальше, Саша, — слёзы всё-таки сорвались и я, чтобы не красоваться ими, отвернулась. — Я представления не имею, как буду жить, если всё подтвердится… работа у меня только в Париже, но там меня может вновь найти Набиль! А если он узнает, что я жду от него ребёнка?

Сильные руки развернули меня на себя. Пришлось взглянуть Саше в лицо снова.

— Уж не думаешь ли ты аборт сделать?