Его губы впились мне в шею. Я ударила его по плечу, но он не оторвался, ладонями попытался задрать мою сорочку. Ногой я двинула по его ноге. Он взвыл, опять вынужденно остановившись:

— Отвали от меня, Малик! Убирайся!

— Тебе нравится быть одной из его девок? — Врёт? Или это честное замечание? Господи, сколько же у Набиля интрижек? — Фатима, Жаклин, теперь ты!

— Какая ещё Жаклин? — не поняла я.

— В Париже у него есть давний роман. Ты не знала?

— Врёшь!

— Зачем мне врать? На брата всегда вешались десятки женщин! Он у нас старший, красавчик, наследник, всё лучшее всегда ему! Лучшие дома, лучшие машины, лучшие женщины.

— Ты завидуешь!

— И что? Кто бы не завидовал ему? Но разве тебя не оскорбляет, что ты — одна из многих? Разве ты не заслужила лучшего?

— Ну так лучший из вас всё-таки Набиль, а не ты, — парировала я и, судя по перекосившемуся лицу Малика, удар попал в цель. Он взъярился:

— Ах так? — и опять наскочил на меня. Я развернулась, чтобы перебежать через кровать, но он толкнул меня, и я упала на неё, вперёд, на живот. Малик сразу же навалился сверху: — Ты такая восхитительная, Элен! Из всех женщин, что я видел у Набиля, ты самая красивая! Будь со мной, и я одарю тебя, дам тебе всё, что ты хочешь!

— Пусти, козёл! — изворачиваясь под ним, я чуть вытянулась из-под него вперёд, и смогла перевернуться на спину. Малик сразу же прижал мои руки к постели:

— Будь моей, красавица!

— И что тогда? Ты на мне женишься? — Я видела по его лицу, что нет. Он вместо ответа попытался поцеловать меня, но я плотно сжала губы. Пальцы схватили меня за щёки, пытаясь вынудить подарить поцелуй. Перебарывая отвращение, я придумала ход. Сделала вид, что расслабляюсь и позволяю это. Он потянулся вперёд, и я, взяв размах, что было сил заехала ему коленом между ног. Малик вскрикнул коротко и, тотчас замолчав, стоная, отвалился на бок. Выбравшись из-под него, тяжело дыша, я отбежала подальше и погрозила пальцем: — Я расскажу Набилю, что ты себе позволяешь! Он обо всём узнает! Мустафа! — закричала я. — Мустафа! — кричала во всё горло, чтобы было слышно даже во дворе, если он куда-то ушёл.

Не прошло и секунд десяти, как раздались шаги. В дверь постучали. Я подошла к ней и открыла. Малик как раз только-только сумел встать на ноги, потирая промежность и яростно, с ненавистью на меня поглядывая. Хотелось сказать «проводи господина», но Мустафа не поймёт французский. Поэтому я просто указала пальцем брату Набиля на выход.

— Ты пожалеешь, — проходя мимо меня, прошипел он.

Меня так трясло от этого посещения, что я долго не могла уснуть. Хватило же наглости! Мерзавец! Как ему вообще пришло в голову, что я могу согласиться? Или для него я, раз европейка, то всего лишь шлюха, охотящаяся за деньгами? Когда же я всё-таки уснула, то мне всё ещё виделись во сне какие-то кошмары и домогательства, пока что-то вдруг не прогрохотало, разбудив меня. Я вздрогнула, открывая глаза и, осматриваясь, увидела входящего в спальню Набиля; нет, не входящего, а стремительно врывающегося. Это он так мощно открыл дверь, что та ударила о стену.

— Да как ты смела?! — прорычал он.

Ничего не понимая, я села, прижимаясь к мягкому изголовью кровати:

— О чём ты?

— Малик мне рассказал!

Малик? Ах он… тварь! Воспользовался тем, что у меня нет телефона, и настучал первым?

— И что же он рассказал? — стараясь не терять самообладания, потёрла я ещё не отошедшие ото сна глаза.

— Что был здесь вчера.

— Да, был, и что дальше?

— И ты предлагала ему отдаться, если он увезёт тебя отсюда!

— Ах, так вот что он придумал… — равнодушно и спокойно смогла выдохнуть я. Если упущу контроль над эмоциями, ни к чему хорошему это не приведёт.

— Придумал? — хмыкнул Набиль.

— А ты всерьёз думаешь, что я могла бы отдаться ему?

Желваки нервно подёргались. Я видела сжатые кулаки. В ревности и гневе Набиль был не менее красив, чем в любви и страсти.

— Разве ты не хочешь отсюда уехать любой ценой? — выцедил он.

— Любой? — я хмыкнула. — Если бы я была согласна на любую цену, я бы могла задушить тебя ночью подушкой, забрать деньги и смотаться.

— Убить человека или переспать с кем-то — не одно и то же!

— Только для меня — и ты это знаешь — спать с кем-то без обязательств равнялось самоубийству! Или ты решил, что раз я отдалась тебе, то теперь мне всё равно с кем? Что после тебя так легко отдаться кому-то ещё?

О-о, это хоть и было правдой, но чрезмерно польстило его самолюбию, и без того раздутому. Я видела по дрогнувшим уголкам губ, как ему бальзамом протекло по душе признание в том, что после него других совсем не хочется.

— Малик сказал… — чуть более взвешенно, но всё ещё грозный, как туча, начал Набиль. Я прервала его:

— Малик сказал, что у тебя в Париже есть Жаклин. Зачем бы ему это было говорить, если это я домогалась его, а не он меня?

Взгляд напротив удивился. Еле заметно расширившиеся глаза подтвердили существование некой Жаклин. Это одновременно и спасало для меня ситуацию, и окончательно уничтожало доверие к Набилю.

— У меня нет никакой Жаклин в Париже, — запоздало опроверг он информацию.

— Я так не думаю. Или почему ты притих? Знаешь ведь, что я не фантазирую, потому что это правда.

Подумав, Набиль отвёл глаза, закусив нижнюю губу. Пальцы по-прежнему сжимались и разжимались:

— Хорошо. У меня был роман там когда-то с девушкой, её звали Жаклин. Но это было давно.

— До Фатимы или одновременно?

— Какая разница? — сверкнул он опасным взором.

— Интересно, скольким одновременно ты способен морочить голову!

— А ты?! — из принципа продолжил Набиль допрос, как будто ещё не убедился, что я не виновата! — Что же тут было на самом деле вчера?

— А тебя не смутило, что твой брат приехал именно тогда, когда ты уехал отсюда?

Очко в мою пользу. Ещё одно. С кем Малик надеялся связаться? С узколобой и трусливой простушкой? Мне приходилось оппонировать на научных конгрессах, чтобы доказывать авторство или подлинность картин, он думает, что я не разоблачу фальшивку, если мне это надо?

— Мало ли, что ему было нужно… — уже отводя глаза, чем выдавал сомнения, произнёс Набиль.

— Да? Ну так, если ты веришь в это, давай, поверь в то, что я — доступная девка, способная изменить и вешаться на других мужиков! Поверь и вышвырни меня обратно в Париж!

Посмотрев на меня, он прищурился:

— А что, если ты специально это устроила, чтобы я вернул тебя во Францию?

— Мне начинает хотеться, чтобы именно так это и сработало! Потому что я устала от всего этого бреда, что случился с тех пор, как я всё о тебе узнала! Устала от твоего эгоизма, от того, что ты не считаешься со мной! А теперь ещё терпеть домогательства твоего брата?! Уволь! Я не хочу здесь больше находиться и дня! Чтобы стать свободной, надо стать шлюхой? Хм, я вот-вот буду готова обдумать этот вариант!

— Элен! — Набиль подошёл ко мне и взял за плечи. Первым порывом было стряхнуть его руки, но я удержалась. Не стала. Пусть обнимает. — Не говори так! В чём заключается мой эгоизм? В том, что я хочу быть с тобой? А разве ты со мной быть не хочешь?

— Я хотела с тобой быть добровольно! А не потому, что у меня нет выбора! Чем дольше ты держишь меня здесь, тем сильнее я не люблю это место! Неужели не понятно?

— Мне казалось, что мы пришли к взаимопониманию…

— Я думала, что если мы прекратим ругаться, то ты позволишь мне вернуться во Францию! На работу.

Набиль отпустил меня, отступив:

— Так ты всё это время ждала, что я посажу тебя на самолёт? Ты всё это время хотела покинуть меня?

— Набиль…

— Да или нет?

Я взмахнула руками, а потом развела их:

— Мне нужна свобода.

— Больше, чем я?

Мы встретились взглядами.

— Почему ты не допускаешь возможности быть со мной, как раньше, приезжая в Париж?