— Да! Боже мой… Набиль! — слёзы навернулись на глаза. Переполняли эмоции. — Да! Конечно же, я выйду за тебя! Жаль только, что это всё по телефону… я бы так хотела поцеловать тебя сейчас!

— Если хочешь, я повторю это предложение, когда прилечу. Твой отпуск ведь уже скоро?

— Да, в конце месяца.

Как быстро пронеслось лето! Настала осень, но любовь Набиля согревала меня всё жарче и жарче.

— Тогда я подготовлю пока всё к этому. Правда… пышно праздновать не будем, ты не расстроишься? Я ещё не оповещал свою семью. Не знаю, как посмотрит на это отец. Он своенравный человек. Возможно, пока что говорить ему не стоит.

— Конечно, понимаю. В конце концов, это ведь дело только нас двоих?

— Да.

— А… платье? Белым должно быть?

— Это без разницы, главное, чтобы голова была покрыта. Я обо всём позабочусь, не беспокойся. И прилечу за тобой.

— За мной?

— Но не в Париже же совершать никах?

— А почему нет? Здесь разве нет ваших… священников? Или кто делает обряд?

— Нет, разумеется, в Париже хватает имамов. Но по традиции, раз ты девственница, я обязан провести с тобой семь ночей после вступления в брак. Я не смогу так надолго остаться во Франции. А у тебя отпуск. И мы проведём его здесь.

Полететь в Марокко! Боже мой. Набиль уже приглашал меня когда-то, но я не думала, что придётся отважиться на это так быстро. И уже не просто поехать в гости, а… на собственную свадьбу! Получается, там будет мой второй дом? Ведь дом мужа — это и дом жены?

— Хорошо. Я с радостью познакомлюсь с твоей страной.

— Я с нетерпением буду ждать этого момента. Клянусь, я никогда ещё ничего в жизни не ждал и не хотел так, как тебя, Элен. И твоего отпуска.

— Только не пропадай больше, ладно? Хоть сообщение пиши, если уезжаешь куда-то, где нет связи.

— Хорошо, я постараюсь. Добрых снов, хабибти!

— Что это значит?

— Любимая.

Щёки загорелись. Ведь Набиль ещё не признавался мне в любви. К тому же, я считала, что признания ни к чему, если поступки говорят сами за себя.

— А как будет «любимый»?

— Хабиби.

— Тогда доброй ночи, хабиби!

Если бы счастье измерялось чем-нибудь, измеритель бы сломался от того, насколько счастливой я стала в этот вечер.

***

С высоты птичьего полёта Атлантический океан был безбрежной синей далью, на горизонте сливающейся с небом и облаками. Он очерчивал дугу земли, такой неизвестной, такой манящей, такой загадочной. Марокко! Мне всё ещё не верилось, что день этот наступил, и я вот-вот стану женой.

Тревоживший меня момент случился раньше, чем хотелось. Набиль попросил данные паспорта, чтобы купить билет на самолёт и оформить документы. Тогда-то я и не смогла больше скрывать своё происхождение. Жмурясь и перетаптываясь от волнения, пользуясь тем, что он через телефон не видит, я произнесла:

— Прежде я должна тебе сказать кое-что… касающееся моих документов.

— Да? — заинтересовался Набиль.

— У меня… российский паспорт. И гражданство.

— Российские? — удивился, кажется, он. Какая будет дальнейшая реакция? Обвинит меня в обмане?

— Да.

— Почему? Ты родилась там?

— Да и… и я русская, — быстро пробормотала я, ожидая, когда же разразится буря? Не знаю, почему, но мне чудилось, что укрытие этого факта разозлит Набиля.

— Никогда бы не подумал! — хохотнул он. — Надо же…

— Ты… не обиделся, что я сразу тебе не сказала?

— Нет, но… почему ты скрывала это?

— Не то, чтобы скрывала… Почему-то считала, что это неважно. Это важно для тебя?

Помолчав и подумав, он спокойно и успокаивающе сказал:

— Нет, мне всё равно, откуда ты.

Могла ли я предугадать, что всё пройдёт так гладко, разрешится так просто? Зачем я воспринимала Набиля хуже, чем он есть? Когда человек любит другого человека, то всё понимает, прощает, входит в положение. Разве я не простила бы Набиля, если бы узнала, что он в чём-то покривил душой? Ну… допустим, оказался бы алжирцем, а не марокканцем? Я в них не разбиралась, поэтому и не поняла бы разницы, так может и он не видел разницы между Францией и Россией? Для него всё это была Европа, наверное.

Но почему-то меня странным образом немного задело, что ему настолько оказалось всё равно. Что он не заинтересовался тем, какова же моя настоящая судьба, если я не из Прованса? И что тот пьяный мужик — Саша — говорил не по-окситански, а по-русски. Мог бы и полюбопытствовать, как всё так вышло. Успокоенная его смиренным принятием меня такой, какая я есть, в лучших женских традициях я тотчас нашла к чему придраться. Хотя мне хватило здравомыслия промолчать и не раздувать никчёмную ссору.

Потом он прилетел за мной, с кольцом. Как и обещал — сделал предложение повторно, встал на колено в прихожей моей квартирки, которая явно не предполагала, что станет свидетельницей обручения миллионера. Или миллиардера. Мои щёки болели от не сходящей с них улыбки, я с каждой секундой становилась всё счастливее и счастливее, уже не зная, как вместить в себя ту огромную, раздувающуюся, ширящуюся радость, походящую на блаженство, состояние эйфории. Набиль покружил меня на руках после подтверждающего, контрольного «да».

— Теперь всё так, как ты хотела? — спросил он.

— Да! Даже лучше, чем я могла бы представить, — обнимая его, я неохотно опустила ноги на пол. — А ты? Хотел бы как-то иначе? Чего-то другого?

— Ты — это всё, чего я хочу.

Его горячая интонация, жаркий взгляд и умение красиво говорить, подтверждая, конечно же, красивые слова красивыми поступками, приканчивали моё самообладание и распахивали моё сердце для всепреодолевающей, невероятной любви.

И вот, собрав вещи, я села на самолёт — в бизнес-класс! — и теперь смотрела, как мы приземляемся в Рабат-Сале, аэропорту столицы Марокко.

— А у вас есть музеи? — спросила я. Мы держались за руки, сидя на соседних сидениях, почти всю дорогу. Перелёт был коротким, и мы даже не успели перекусить, но голода я не чувствовала. Вообще мало что чувствовала, переполняемая эмоциями, невесомая и мандражирующая.

— Конечно! Археологический, музей Мохамеда Шестого…

— А, точно! Мы как-то связывали с ним. То ли Лувр делал вывозную выставку, то ли наоборот — не помню.

— Я вывез из Лувра лучший экспонат, — улыбнулся Набиль и, подавшись вперёд, поцеловал меня. Не к месту, но в голове моей заиграла песня: «Водил меня Серёга на выставку ван Гога». Да, я главный экспонат, по крайней мере в дни свадьбы. Каждая невеста считает себя центром мира, и я не исключение.

В аэропорту нас встретило два каких-то мужчины, помощники или ассистенты Набиля — они взяли наши чемоданы, донесли до машины. Один из них оказался водителем и сел за руль.

— У тебя собственный водитель? — шепнула я.

— А как же? Это в Париже я отдыхаю и веду более свободную жизнь. Здесь я… немного другой.

— Вот оно что? Надеюсь, этот другой не сильно отличается от того, которого я полюбила?

— С тобой я всегда буду одинаков, — взяв мою ладонь, он поднёс её к губам, глядя в мои глаза. Я таяла каждый раз, когда он так делал. В глубине его очей можно было утонуть, что со мной и происходило.

Набиль сказал что-то по-арабски шофёру.

— Куда мы едем? — уточнила я.

— В мой загородный дом. Там тебя ждёт платье. Нужно примерить и, если что, успеть подшить.

— Я думала, что мы успеем посмотреть Рабат…

— Не сегодня. Мне ещё нужно будет отлучиться по делам.

— Ты оставишь меня одну?! — испугалась немного я.

— Совсем ненадолго. Хочу познакомить тебя с моим младшим братом вечером, приеду с ним.

— А он… как думаешь, как меня воспримет? Как и ваш отец — плохо?

— О, нет, Малик вполне понимающий. И он говорит по-французски.

— Здесь не все на нём говорят, да?

— В городах — многие, а в провинции — нет. Особенно им не владеет большинство слуг.

— Слуги?!

— В больших домах они всегда есть, кто, по-твоему, убирает и готовит?

— Я как-то не задумывалась об этом.