Между тем генерал отстаивал свою точку зрения:

— Трудности с жильем у всех. Офицеры тоже обеспечены лишь частично. На всё сразу денег нет, — убежденно заявил он.

— А на шведскую компартию у нас деньги есть? — со скрытой усмешкой прищурилась Лизавета. — Зачем мы кормим коммунистов Новой Зеландии и сотню компаний таких же дармоедов, вы можете сказать?

— Я не знаю деталей, — буркнул Огарков. — Но наша партия несет им правду.

Авдеева всплеснула руками:

— Да разве ж я против правды? Или правду обязательно надо нести вместе с деньгами?

— Хм, — уклонился Огарков.

— А если говорить всю правду, — снова рубанула она, — то эта помощь называется «распил рекламного бюджета».

Такой формулировкой заинтересовался и Захаров:

— Как это?

— К примеру, шведам выделяются деньги, — охотно пояснила Авдеева. — На партийные нужды — газеты, журналы и еще что-то, неважно. И те деятели потом в Москву отчитываются: стопицот газет напечатано, мамой клянусь. Мол, каждому рабочему в каждую руку дали по газете.

— А на самом деле? — догадался генерал.

— Кое-что печатают для вида, а остальное воруют, Николай Василевич. Кругом все брешут, и кругом все воруют. Во всех странах. Где-то больше, где-то меньше, не в деталях суть. Речь о правде и борьбе за коммунизм. Скажите, какая у воров правда? — вздохнула она, и сама же ответила: — Только воровская. Нагреть лоха и развести на бабки — это даже почетно.

— Надо ввести контроль, — загорячился генерал, — а виновных наказать!

— Нет у нас реального контроля, это тайные операции. Всё чисто на доверии… А чего у нас точно нет, так это системы социальной репутации, — она развела руками, — потому что в Политбюро не знают, что это такое.

— Вы что, собрались критиковать и там? — поразился Огарков, поднимая глаза к потолку.

— Ага, — хмыкнула Авдеева. И произнесла непонятную фразу: — Денег нет, но вы там держитесь. Всего доброго, хорошего настроения и здоровья!

Жестом, широко известным по фильму «Брат», Лизавета сняла с головы парик. Удивить маршала не удалось, однако Огарков оказался фраппирован еще раз. Следом Авдеева произнесла не знаменитое «водки принеси», а нечто другое.

— Коротко о себе: не баба, а наказание.

Захаров хмыкнул, а Авдеева вернула парик на место.

— Каждый должен заниматься своим делом, товарищи. Поэтому специфическими делами должны заниматься специально обученные люди. Армией руководит Генеральный штаб, жилые дома строят каменщики, а в международных делах рулят политики. Главной функцией мозга каменщика является понимание того, что он делает. А для функционирования человеческого общества жизненно важной штукой является понимание политиков. И чем больше это понимание, тем лучше для общества.

— Вы это к чему?

— А какое может быть понимание, если в Политбюро засела кучка узколобых тактиков, и ни одного стратега? Сталин оставил им огромное наследство, которое они с умным видом проедают. Политбюро во главе с Брежневым ведет страну к пропасти. Деградация — это долгая дорога. Она может быть извилистой, но ведет к краю.

— Армия вне политики, — отрезал Огарков, вставая. — Спасибо за компанию, но мне пора. Еще куча дел не разобрана.

Маршал Захаров проводил гостя, и вернулся со сковородой:

— Вот, Лиза, курочка. С чесноком пожарила Марфа, как ты любишь.

Капризничать Авдеева не стала. И между делом заметила:

— Вы подумали над предложением Антона Михалыча?

— Да, — кивнул он. — На днях съезжу в Монголию и покончу с работой Главного Инспектора армии. Надоело, знаешь ли, распекать нерадивых генералов, сосредоточусь на Верховном Совете СССР. Есть у меня задумки…

— А как же модернизация армии?

— Вот с той стороны Огаркову и помогу, — Захаров сжал кулак. — Новый начальник генштаба Куликов, слава богу, нормальный мужик.

Здесь маршал не лукавил, хотя генерал армии Куликов уважал большие батальоны. Школу жизни он прошел неплохую — воевал мотоциклистом, разведчиком, танкистом. Мир повидал, а между этим интересным делом дошел до Берлина. В мирное время командовал полком, дивизией, армией. Танковой, конечно.

Руководить Генеральным штабом Куликов приехал из Германии, где управлял непростым хозяйством — Группой советских войск. Генштаб с ним будет в порядке, и места себе Захаров там не видел. Хотя еще неделю назад думал иначе. Однако признавать свои ошибки не страшно, если это сделано вовремя.

Вслух маршал сказал иное:

— Для начала нам надо изучить боевую экипировку воина «Ратник». Антон Михалыч обещал обеспечить.

— Не вижу проблем, — Лизавета взмахнула куриной ногой. — БЭВ «Ратник», «Сотник», бронежилеты, защищенные планшеты — в магазинах интернета этого полно. А такие штуки, как лазерные дальномеры и бинокли с тепловизором, в нашем времени давно уже стали бытовыми приборами для желающих. В интернете полно чудес, разве что автоматы Калашникова открыто не продаются.

— Это хорошо!

— Однако в этом времени тепловизор будет чудо-оружием, эдаким вундерваффе, за которое шпионы душу отдадут. А где гарантия, что очередной полковник Поляков не сидит рядом с вами в Генштабе?

Такой гарантии маршал дать не мог. И Авдеева закончила мысль:

— А пока мы не обеспечили секретность, придется обождать. Было бы идеально, если бы у вас нашелся лишний бункер.

— Бункер? — задумался маршал.

— Да, в тихом уединенном месте. Желательно в лесу. И с ротой охраны сверху.

— У Генерального штаба имеются резервные пункты управления. С автономной системой жизнеобеспечения и персоналом, — маршал вздохнул. — Только это весьма секретно, и нам туда тихо не попасть.

Лизавета пожала плечами:

— Тогда обождем немного, пока не придумаете. Смотрите: нам нужен вертолетный двигатель, нам нужен ряд двигателей на истребители, нам нужен судовой дизель, и нам нужен ракетный двигатель.

— Вы представляете, сколько конструкторов придется прятать? — выдохнул Захаров. — Я вам такой бункер не найду!

Авдеева отмахнулась, продолжая мысль:

— Наконец, нам надо срочно дорабатывать авиационные двигатели пассажирских самолетов.

— А с ними что не так?

— Конкуренция, Матвей Васильевич.

— Да на наших самолетах полмира летает! — хмыкнул он.

— Вот именно, — согласилась Авдеева. — У нас отличные самолеты, одних наименований три десятка. Ил-18 и Ил-62 летают до сих пор, Ту-144 проходит испытания, а КБ Антонова начало работу над грузовиком Ан-124.

— Ил-76 вот-вот полетит, — вставил маршал.

— И «Боингу» это не нравится, поскольку Боливар не вынесет двоих. На мировом авиарынке нам не рады, очень скоро нас начнут выдавливать из западного неба. Делать будут весьма технично: международная сертификация, борьба за снижение шума, повышение комфорта пассажиров.

— Да и пошли они нафиг! — Захаров собрался возражать дальше, но вмешался истопник.

Он деликатно кашлянул с порога:

— Там начальник генштаба приехал. И с ним люди.

Маршал поднял глаза — ходики в простенке показывали шесть часов. Генерал Куликов точен, как король вежливости.

— Приглашай, — распорядился он, поднимаясь. — И большой самовар давай.

Захаров прошелся, распахнул форточку. Накормленная дровами печка нагнала тепла прилично. Жар, как известно, костей не ломит, только все хорошо в меру. Сквозняк тут же принялся играть тюлевой занавеской, желтоватой от табачного дыма.

Глава сорок вторая, в которой воздается слава лотосу божественного закона

Главная военная прокуратура СССР располагалась в Хамовниках. Когда-то здесь шумела Ткацкая слобода, а местных жителей звали хамовниками. Смешное слово «хамовник» на забытом сленге означало изготовителя льняной ткани марки «хам». И куда эти ткачи подевались в грохоте истории? Все сметено могучим ураганом.

Ткацкие фабрики и льняные магазины вместе с ткачами не сохранились, зато появились парки, музеи, институты и прочие советские учреждения в широком ассортименте. Потомки хамовников растворились в вечности, но их знамя подхватили те, кого коренные маскичи величают «понаехали». Новые жители наполнили столицу так, что Хамовники, когда бывшие окраиной, стали самым центром. Добирались люди сюда простым способом, на метро. Вот и Лизавете Сергеевне захотелось взглянуть на старую Москву изнутри. Метрополитен города с самого своего появления пользовался бешеной популярностью. Да, душно, да, тесно. Зато быстро.