— А что это у нас тут полотенцем накрыто?

— Пирог.

— Давайте, — она с ходу перешла к дегустации. И, уминая рыбный пирог, потребовала чаю. — У вас еще остался Бай Хао Инь Чжэнь?

Такое у меня имелось. Достаточно было протянуть руку, чтобы банка прилетела из дома, прямо на раскрытую ладонь. Пока я мыл чайник и заваривал напиток, Алена взялась меня просвещать.

— Недавно вычитала в инете, что серебряные иглы белого чая Бай Хао Инь Чжэнь обладают чудесными свойствами. Они придают силы, и одновременно с тем избавляют от бессонницы.

Рекламные слоганы мне были известны давно, однако хмыкнул я по другому поводу:

— У тебя нет сил, и одолела бессонница?

— Нет, — она вдохнула аромат, летящий из чайника, — но хочется прикоснуться к роскоши, которая доступна только императорам. Представляете, раньше смельчакам, вывозившим белый чай в Европу, грозила смертная казнь.

— А вот товарищ Хрущев не любил такой чай, — сообщил я между делом.

— Почему?

— Однажды Мао Цзэдун угощал его белым чаем, и во время беседы принялся вынимать из чашки распаренные чайные листы. Он слизывал их с пальца и с удовольствием жевал.

— Это так вкусно? — поразилась девчонка.

— Не знаю, — усмехнулся я. — Но товарища Хрущева чуть не вывернуло. С тех пор он возненавидел белый чай, даже упоминать о нем запретил.

Алена улыбнулась с хитрецой:

— Надо будет попробовать эти чаинки.

— А почему нет? — пожал я плечами. — Вот прямо сейчас и займемся.

Во время чаепития Алена болтала о всякой ерунде, смеялась моим шуткам и выглядела вполне беззаботной. Разглядывая ее ясную улыбку, я заметил:

— Знаешь, а ведь в прошлой жизни ты была другой.

— Какой? — заинтересовалась девчонка.

Пришлось сказать правду:

— Расчетливой стервой.

— А я стерва и есть, Антон Михалыч, — ровно ответила она.

— Хм, — засомневался я. — Что-то не верится. Мне кажется, ты изменилась.

— Конечно, изменилась, — воскликнула Алена. — Ведь в нашем мире появились вы.

— И что?

— И я влюбилась!

— Хм, — засмущался я от такой откровенности. — А как же Антон?

— Так вы и есть этот Антон! Только старше, мудрее и богаче.

Я попытался возразить, однако она перебила:

— Ничего мне не светит, Антон Михалыч. Когда поняла это, смирилась. Из инета я изучила свою жизнь, — она повела рукой, — ту, которую прожила в вашем мире до старости.

— Серьезно изучила?

— А то! Всю желтую прессу проштудировала. Французскую и немецкую тоже. Вы меня подспудно опасаетесь, и правильно делаете. Один раз я уже обманула.

— Но то было в другой жизни, — снова возразил я. — И та женщина — совсем не ты.

— Кину в конце концов, поматросю и бросю, — заверила она. — Скольких мужиков я сделала несчастными в той жизни? Типичная богиня раздора Эрида, блин.

Соглашаться с очевидным мне не хотелось:

— Ты еще сравни себя с Тиамат, чудовищной богиней хаоса.

— А почему нет? — спокойно выдала Алена. — Я красива и соблазнительна, но несу лишь зло и разрушение. Хитрая самовлюбленная стерва.

Мне показалось, что произнесла она это с неким удовлетворением.

— А не сгущаешь ли ты краски?

— Нет, я не наивная албанка, — Алена легко отвергла возражения. — Детали другие, тенденция прежняя.

Мне оставалось только усмехнуться. Девочка выросла на глазах, совсем по-взрослому рассуждает. Даже с уклоном в философию.

— И чего ты там выяснила?

— Я хитрая эгоистка. Расчетливая сука. Честолюбие и амбиции, вот мой конек. Мне важно тешить собственное эго. Вот посмотрите сами: институт этот мне параллельно, в него совсем не влюблена. От советской кинематографии не тащусь и не благоговею.

— Думаешь?

— Честно, — Алена отставила чашку. — В кино у Гайдая снимаюсь ради славы, и профессия актрисы меня не восторгает. Но учусь. И буду учиться, это мне надо для старта. Знакомства, связи, поклонники — все это инструмент, лыжные палки для лыжника. Аньку не люблю, но она готова помочь, и в любой момент доставить пиццу. Верку не люблю сильно, однако она уже три раза снимала с меня сглаз. И по женской части выручила, избавила от неприятной хвори. Володю Путина не люблю, а что делать? В будущем пригодится, он ценит старую дружбу. Папашку своего не люблю, потому что скотина. Мать бросил, завел любовницу. Я жучок в квартире поставила, много интересного услышала. И знаете, чем они занимаются там, кроме секса? Стучат друг на друга. Прямо по домашнему телефону, только разным кураторам.

А вот эти откровения вогнали меня в оторопь.

— И всё тебе не так, и всё не этак…

В синих глазах мелькнула лукавая улыбка:

— Впечатлительной простушкой я была в девятом классе, с наивными грезами и детскими мечтами. И выросла не только я. Мир изменился, и он уже не будет прежним.

— Чего же ты хочешь сегодня, милая? — недоуменно вопросил я.

— Хочу в советском телевизоре засветиться, — открыла она тайную мечту. — А что? Внешность у меня есть, голосок приятный. Фигура на месте. Наряды могу купить любые, интернет рулит. Если надо, подкрашусь, косметики дома навалом.

— И в каком качестве думаешь светить? — задумался я. — Диктором?

— Нет, там у них все схвачено, — рассудительно заметила она, — дикторская мафия в очередь стоит. Зубры! Я задумала новый вариант прогноза погоды. Есть на примете парочка сценариев, но главная фишка не в этом.

— А в чем?

— Львенок у меня на руках.

— Чего? — я слегка обалдел.

— Представляете: я, вся такая нарядная, хожу вдоль карты страны, и рассказываю о погоде. Хорошо хожу, в полный рост. А на руках ваш котенок сидит!

— Послушай, это тебе не игрушки, — возмутился я. — Это живое существо. И, между прочим, дикий зверь.

— Ничего, у нас нормальные отношения, — утешила она меня. — Мы дружим.

Такой ответ меня не устроил:

— И как ты себе это представляешь? Там же люди кругом, прожекторы, операторы, персонал. Шум, гам. Перепугаете мне ребенка…

— Антон Михалыч, все продумано! — Алена вскочила, заторопилась. Глаза ее горели синим огнем. — Это же не прямой эфир! Снимать будем в нашем павильоне, заранее. С Леонидом Гайдаем я договорилась. Всю славу от задумки ему отдаю. С Анькой тоже договорилась. Она котенка принесет, когда надо, покормит. А после съемок — сразу к вам домой. А? Антон Михалыч, миленький, это же слава на весь мир! Дадите львенка на денек?

— Один денек? — засомневался я. — Один раз предскажешь погоду, и все?

— Нет, я думаю это делать раз в неделю, по воскресеньям. Нечего народ баловать, пусть ждут меня как праздник.

— Хм…

— Пожалуйста, Антон Михалыч! — голос ее звучал жалобно, губки кривились страдальчески, только в синих омутах плясали чертики. — А за это я для вас — что хотите.

— Вот прямо все что захочу? — хмыкнул я, практически согласный.

Если в студии будет Анюта, безопасность зверя гарантирована. В случае чего эвакуирует мгновенно.

А Алена махнула царственным жестом:

— Фигня вопрос. Даже если в больничку снова загремите весь израненный — все брошу и прилечу. По первому зову.

— Нет-нет, — открестился я. — Господи избавь. Вера еще раз такое не переживет. Лучше вы к нам заходите просто так, без этих штук.

Глава семнадцатая, в которой чаша гнева преисполнена

С тазиком в руках на кухню вошла Вера. С мороза она притащила целую гору белья и, не обращая на нас внимания, деловито принялась цеплять прищепками к веревкам. Задубевшие майки и рубашки хрустели в ее руках, а кухня сразу наполнилась запахом вымороженного белья.

С удовольствием вдохнув волну морозной свежести, Алена указала пальчиком на холодильник:

— Верка, что у тебя там вкусненького?

— Посмотри, — отвлекаться от белья Вера не собиралась.

— Ты чего? — округлила глаза Алена. — Это неприлично, когда какая-нибудь соседка лезет в холодильник!