Грегор был мужиком тертым, умным и побитым сукой-жизнью, а потому тот факт, что ему уже амба, понял даже раньше, чем упала на черный камень пола голова его любовницы, едва не перегрызшей ему горло в последней своей атаке. Со всех сторон слышны были крики и стоны, оборона стремительно переходила в оргию, да и не имелось там обороны, ведь смяли их всех почти без боя. Почтенный Мастер Клинка вздохнул, пожалел о недочитанной книге любимого писателя, после чего усилил себя всеми известными ему техниками и в стремительном рывке прорвался к центральному узлу контроля.

Даже если он не успеет атаковать хоть какую-то из основных групп тварей, он хотя бы мог разрядить артефакты и не дать использовать их против самих обороняющихся. Да, его позиция была далеко не столь важной, как такая же резервная атакующая формация высшего уровня, только располагающаяся во Дворце, но и у него хватало особых амулетов, одно нажатие которых активировало бы находящиеся на боевых позициях артефактные комплексы. О том, как твари сумели столь быстро и чисто вскрыть находящуюся прямо в сердце центрального отделения Очей формацию, напихав сюда предателей больше, чем в треть от основного контингента, пусть думают те, кто станут собирать ошметки его, Грегора, плоти.

Уже не пытаясь зажать ладонью пробитый бок и вырванный кусок легкого, он позволяет себе закрыть глаза, под звук выламываемых бронированных створок. Ключи от всей защиты у них имелись, но толку с них, если Грегор просто перевел всю магию в режим осады - никаким ключом не вскрыть, только ломать. Специально на такой случай разрабатывалась эта директива, просто никто не верил, что ее придется применять. Чтобы враг да оказался здесь, в едва ли не самом защищаемом месте вообще - если до такого дошло, то и спасать уже, наверное, будет нечего. И вот, дошло же.

Грегор умер с легкой иронической улыбкой на устах, успев активировать часть систем по случайным участкам города, прикладывая только минимум усилий, чтобы они пришлись в скопления противника или точки их ритуалов. Куда больше артефактов он просто привел во временную негодность - быстро такие трофеи не извлечь и не своровать, а если их хотя бы использовать против Империи не смогут, значит умер он не зря. Увы, но умирая, Грегор уже не увидел, как все пять активировавшихся артефактов не нанесли противнику почти никакого урона. Лишь одна волна смертоносной магии смогла накрыть одну из позиций культа, прерывая ритуал и жизни самих культистов.

Горн Великого Кузнеца, выпуская наружу собранный внутри жар, не создает никакого пламени, но сам мир загорается по итогу такого воздействия - волна раскаленного ветра буквально сварила вкрутую всех культистов и даже часть тварей, несмотря на их энергетическую природу. Атака практически полностью физическая, зато быстрая, площадная и воистину легендарно-сильная выбила все живое, включая ритуалистов и пусть даже часть тварей, самая сильная и боеспособная, вообще не пострадали, успев прикрыть ближайших смертных, но ритуал сопряжения на этой точке оборвался с гарантией.

Господин был недоволен.

Один из отведенных в сторону предсмертных ударов Грегора попал в возникшее посреди воздуха зеркало, находящееся прямо на высоте нескольких сотен метров. Падающий с еще большей высоты (пространственная складка с артефактом находилась лишь чуть ниже купола отсечения, что укрыл город) поток ярчайшего Света, принявший облик титанического копья, прошел через зеркало даже не замедлившись, но переломившись, подобно обычному свету, что прошел сквозь призму.

Вместо точки ритуала удар пришелся на какой-то подзаброшенный пустырь, странным образом не занятый никакими зданиями, хоть находился он довольно близко к центру Вечного. Слухи шептались, что в этом месте никто не живет, потому что даже находиться здесь дольше пары часов тяжело, будто сама душа твоя начинает плакать, впадая в депрессию. После нескольких десятков самоубийств среди пытавшихся построить себе жилье на ничейной земле, а также нескольких сотен забранных под белы рученьки немногословными стражниками или даже Очами любителей халявы, желающие закончились, чтобы в Вечном появилось еще одно заброшенное место с обоснованно недоброй славой.

Именно сюда ударило копье.

Ударило, пробив не особо большую, но поразительно глубокую яму в вязкой, испорченной и словно бы умирающей земле, на которой даже сорняки росли неохотно, через силу, стремясь поскорее засохнуть. И сквозь эту яму, на самое ее дно, донеслось пурпурное сияние неправильного неба. Там, на глубине в несколько сотен локтей, посреди глухого каменного мешка, где никогда не бывало любого источника света, раздался тихий перезвон цепей, когда узник сей темницы впервые за века пошевелился. Узник был забыт всеми, проклят при жизни и отвержен в праве умереть, узник не пытался это место покинуть, не пробовал подточить мощь запрещающих чар на своей темнице - не видел в том ни нужды, ни толку, ни хотя бы желания. Но когда камеры его достиг одинокий лучик неправильного света, отголоски происходящего на верху безумия, сухие и потрескавшиеся губы ужасающе худого старца, словно пребывающего на последней стадии истощения, тронула печальная улыбка.

Неслышно, поразительно легко, будто и не просидел в полной неподвижности все эти века, старик встал во весь свой рост, направившись к оставленному ударом чар проему. Отвращающие знаки, барьеры и преграды за это время изрядно подувяли, а их природа была таковой, что разрушалась в присутствии любого источника освещения - потому-то старика и запечатали на такой глубине, в темноте и одиночестве.

Забытый.

Брошенный.

Непрощенный.

Он медленно и не торопясь начал свой подъем вверх по оплавленной погаснувшим копьем рукотворной шахте, а сковывающие его фигуру цепи последовали за ним, направляясь его волей подобно неисчислимым щупальцам кошмарного спрута. Эти цепи надели на него не те, кто запечатал старика здесь, их на себя надел он сам.

И, возможно, сегодня он наконец-то сумеет их снять.

Правила хорошего тона заставляют обаятельного и галантного мужчину, если он считает себя галантным и обаятельным, проявлять хорошие манеры в адрес женщин. Вдвойне заставляют, если эти женщины настолько ослепительно красивы, что невольно проверяешь себя на иллюзию или воздействие соблазнительницы. Троекратно заставляют, если именно эта женщина только что разнесла выстрелом артефактного свинцестрела дурную голову весьма опасной твари, которая едва-едва не отобедала тобой и твоей душой, предварительно насадив тебя, галантного и обаятельного, на два громадных фаллоса, каждый с твою ногу размером.

Честное слово, когда эта мерзость, практически неуязвимая к его классовым умениям, благодаря удачно подобранной коллекции душ, раскинула тем, что заменяло его полупризрачному телу мозги, он был готов разрыдаться от облегчения и жениться на своей спасительнице, не гуляя потом налево, по меньшей мере, года три. Учитывая внешность спасительницы, то даже три с половиной, но на этот счет Пьер был не так уверен, все же хорошо знал свою любвеобильную натуру, харизму и легкую, легчайшую можно сказать, неразборчивость в выборе партнерш для самого приятного развлечения в мире. Ну, это все он прикидывает из расчета, что не станет по-мужски бессилен после сегодняшнего дня и всех зрелищ, выпавших на его уставшую душу.

- Премного благодарен вам за вашу помощь, прелестная леди, и готов всячески заслужить ваше высочайшее одобрение в попытках вернуть часть долга жизни в любой удобный для вас момент. - Говоря с женщинами, главное правильно подобрать набор комплиментов и тактик, чтобы они тебя не послали, а заинтересовались, но сейчас времени на подробный анализ все равно не было, зато хватало других проблем. - Смею предложить немедленную ретираду в сторону крупных храмов, только не в сторону Альков Айзы, ибо я только что оттуда и, могу заверить, теперь там служат не Возвышенному Воителю, а совсем другим господам. В остальном же, позвольте мне...

Дах!

Пронесшийся в паре пальцев от его виска снаряд непонятно чего не повредил ничему, кроме и так почти обвалившейся стены чьего-то дома и его гордости, потому что визгнул он ну вот совсем не утонченно и даже не галантно.