Под конец, когда все уже было готово, Сигизмунду оставалось только самое простое - вызвать на разговор того, кого уже покойный мастер некромантии называл Ткачом, после чего пережить этот разговор. Было даже слишком просто: всего-то сесть перед специально купленным зеркалом, да начать представлять себе последствия своих действий. Может того и не хватило бы, но небольшой фиолетовый кристалл, дающий засветку для всех пророков, усиливая собственное "эхо намерений", как писалось в дневниках прадеда, гарантировал успех.

Тварь пришла.

Тварь услышала его слова.

Тварь вынуждена была слушать.

Сигизмунд, даже сквозь всю броню классовых умений, ощущал, насколько он близок к гибели. Одно неосторожное слово, один лишь только взгляд, одно нервное движение, и его роду, его дому, пришел бы конец. Нечто куда страшнее смерти, страшнее всего, что он встречал до сего дня, страшнее всего, что он привык считать страшным.

Он посмотрел туда, в глубину ставшего провалом в страну кошмаров зеркала.

Посмотрел, так и не отведя взгляд.

И тогда, когда он почти сломался просто от одного присутствия, от одних лишь слов Твари, сильнее которой могут быть разве что сами боги (он надеялся, что хотя бы они будут сильнее), когда вопрос, требование почти выпотрошило его душу, он увидел в глубине чужой сущности страх. Едва различимый, тщательно скрытый и скованный в несокрушимые цепи нелюдской воли, но он был там, этот страх. Существо тоже могло бояться, а значит, он и сам сможет стать тем страхом.

Он чуял страх твари, пусть и едва различал его за целым океаном ужаса плененных тварью душ. Этот океан, эти пленники почти сводили его с ума, оглушали хоровым плачем и воем, но вместе с тем, не могли поколебать. Любой сенсор, оказавшись рядом с тварью, был обречен сгинуть в этом плаче. Любой видящий потерял бы всего себя в нескончаемых видениях украденных отражений, в потоке чужих кошмаров.

Сигизмунд вцепился в едва различимый уголек чужого страха, единственного настоящего страха, что существовал в этом гигантском чудовище, в огромном нематериальном кракене, чьи размеры поражали воображение. Вцепился и больше не отпускал до самого конца их разговора, спасаясь, таким образом, от небытия.

Тварь, несомненно, оценила.

Посчитала ли она его стойкость действием классового умения, или спрятанного на теле артефакта? Или, может быть, просто не заметила самого давления, не осознавая хрупкости людского сознания? Юного мальчишку, прямо на глазах своих перестающего быть человеком, это не волновало ни в малейшей мере.

Он понимал, что обречен если и не сойти с ума, то потерять что-то куда более важное, чем просто разум. А потому потратил последние секунды своего существования на то, чтобы ответить именно то, что тварь желала и боялась услышать. Где-то глубоко внутри шевельнулось и пропало чувство вины за то, что он, можно сказать, предает того странного наемника.

Который, если подумать, не был никаким наемником, да и человеком, возможно, тоже. Кем бы он ни был, но сам Сигизмунд понимал, что у этого таинственного незнакомца куда больше шансов в противостоянии с тварью, чем у всех Ланорских вместе взятых. Как минимум, он сможет убежать и спрятаться... наверное. Он рассказал все, что помнил, не скрываясь, но вместе со словами взлелеял то зерно страха, что уже поселилось в глубине сути этой твари. Это спасло Сигизмунда, спасло его род и дом, но почему-то ему было тошно от подобного поступка даже в столь нелюдском состоянии, в каком он пребывал в тот миг.

Еще одна секунда в компании кошмара из-за кромки, и он пал бы без возврата. Но тварь ушла. Ушла молча и без предупреждения, оставив своей жертве жизнь и душу. Сигизмунд чуял, что в его душе нет семян зла, нет того, что сможет заменить его собой, утопив настоящего в вечном страхе. Да и не смогла бы тварь это сделать, просто не смогла бы. Убить, сожрать, уничтожить - легко, но не перековать... не испугать вновь.

Артефакт смертника наконец-то отключился, позволив расслабить руку, что его сжимала.

Переговоры проходили посреди дикой территории на самой границе родовых земель, в какой-то природной пещере, куда засунули притащенное на повозке зеркало. Зеркало, что осыпалось оземь почерневшими осколками.

Короткий отчет занял всего несколько минут, за которые парень начал потихоньку оттаивать. Возвращались чувства и желания, просыпались эмоции, оттаивало ставшее ледышкой сердце. Ему было приятно видеть искреннюю радость в глазах Шааль, тревогу и облегчение в глазах отца и даже неподдельное счастье разминувшейся с гибелью висельницы, что демонстрировала Ласианна. И в этот раз, он был уверен, что ее чувства, вне сомнений, настоящие.

- Я рассказал ему о том наемнике. - Повторил он и так очевидное из его отчета. - Он его сожрет.

- Никто такого не заслуживает. - Ласианна даже не возразила, а просто констатировала факт.

Никто не отрицал того, что судьба их "спасителя" завидной не станет, даже Шааль, что сама бы вскрыла ему брюхо. Никто не отрицал того, что спасший их подобного отношения не заслуживает. Пусть даже никто, кроме самого Сигизмунда, и не знал о том, что именно помощь незнакомца помогла ему победить пожирающий его страх. Да и незачем им было эту тайну знать. Вместо очередной, насквозь лицемерной, фразы сожаления совсем юный еще парень по-мальчишески улыбнулся, ответив совсем не то, что сначала хотел:

- А кто сказал, что я имел в виду именно тварь, а не наоборот?

Он действительно не исключал того варианта, что незнакомец сможет выйти из боя победителем. Если сам Сигизмунд не вцепится этой мерзости в глотку еще раньше.

На Земле, когда начиналась зима, люди часто радовались - все же многим нравится именно это время года, вместе со всем этим снегом, метелями, новогодними празднованиями, возможностью взять совершенно легальный больничный, не болея на самом деле и всем остальным набором. Я, если подумать, особым фанатом зимы не являлся, так как холода не любил, в снежки не играл из-за того, что регулярно в них проигрывал, а новогодние дни отмечал почти всегда в одиночестве, если не считать остальных интернет-сычей. Впрочем, несмотря на отсутствие праздничных тенденций, для меня зима плохим временем тоже не была, оставаясь на все том же уровне "похер, что там за окном".

Алурей, как уже можно догадаться, мое мнение о зиме изменил в корне. Разумеется, в этом наглухо упоротом мире, такая романтичная и возвышенная вещь, как матушка-зима, обязательно должна будет представлять собою что-то мразотное, хтоническое или хотя бы смертельно опасное. Алурей меня не разочаровал, поведав, устами подчиненного племени, целую плеяду фольклорных баек, одна о*уительнее другой.

Для начала, самым неприятным известием стало наличие в этом участке диких земель своеобразного Духа Зимы, который иногда проходит по земле, забирая в свои объятия кого придется. Вообще-то, эта тварь действует намного дальше на севере, в более глубоких участках диких земель, редко забираясь во фронтир. И, тем не менее, редко - не означает никогда. Мое личное племя зеленокожих воителей с сиськами совершенно точно знало, что есть некая черта, ходить через которую лучше только летом, но никогда даже не пытаться пересечь ее, если на земле лежит хоть одна жалкая кучка снега. Зима могла не только забрать неосторожного гостя, но и пройти по его следам к самым стенам племенного стойбища.

Не знаю, насколько это было байкой, ведь реальных прецедентов в ближайшие поколения не случалось ни с "моим" племенем, ни с известными им противниками или союзниками. Зато знаю, что ясновидение, не давая четких ответов (при моем-то навыке!), тоже подсказывало не ходить в те края в ближайшее время. Мол, здесь, вдали от цивилизации, вообще везде опасно, но там опаснее десятикратно. Я, для разнообразия, не иначе, решил к голосу разума прислушаться, не став рисковать.

Удержаться от того, чтобы проверить свои выводы более настойчиво, увы, не смог, да и не захотел. Дальше все по накатанной: старый лагерь, зеркало, видения. Видения показали не слишком многое, но теперь я оркам, как и их преданиям, верю куда больше. Тварь, пробуждающаяся каждую зиму и каждую же зиму вымораживающая огромные территории просто от нехер делать, действительно существовала. И была она достаточно сильной, чтобы я дал ей верхнюю планку мифического ранга и зарекся к ней даже приближаться. Несмотря на все предосторожности, я едва не замерз, просто слишком глубоко посмотрев. И замерз бы, если бы не Тени, что и сами были с концепцией холода накоротке!