Но он молчал, пытаясь даже не отбиваться, а просто устоять на ногах, не упасть на такую хрупкую черепицу забытой крыши, не проломить ее, падая внутрь мастерских цехов. Молчал до тех пор, пока эфес шпаги, разогнанный дарованной силой, не проломил забрало его шлема, выбивая зубы и ломая челюсть, роняя его вниз, на покрытую его кровью черепицу.

Красное на красном.

Под пурпурным небом.

- Прими меня, Хиро, пожалуйста. - Она просит искренне, не пытаясь влезть в голову, хотя, несомненно, может, особенно пока он в столь плачевном состоянии. - Будь со мной, как был когда-то.

Как же он хотел согласиться, как желал забыть обо всем и принять ее обещание, поверить в милость тех, кто обещал ей счастье, обещал отпустить восвояси, только помоги им победить здесь. Она сама пришла к ним, возможно, даже верила в это, но он слишком хорошо помнил наставления, книги, истории и рассказы, чтобы верить в чужие обещания.

- Ньет. - Сквозь боль, сквозь капающую изо рта кровь и осколки зубов выдавливает он из себя, с болью смотря на вновь застывающее каменной маской лицо теперь уже точно врага.

- Ты умрешь. - Просто и как-то буднично произносит Мариа, перенося вес тела в ударную позицию. - Все твои начинания. Все твои цели. Они исчезнут. Вместе с тобой.

Несмотря на сломанные кости, раздробленную челюсть и заливающую лицо кровь он крепче сжимает свою саблю, перехватывая ее в нижней стойке, сквозь горечь и слезы отвечая ей той фразой, с какой шел всю свою жизнь, с какой мечтал, чтобы рядом шла она, зная, что она разберет даже сквозь то бормотание, какое он способен выдать с такими травмами.

- У самурая нет ьеьи, только ъуъ!

Следующие сорок ударов сердца он сражается так, как не умел и не смел мечтать всю свою жизнь, за секунды постигая истины, ради осознания тени которых раньше тратил годы, повторяя и воплощая те приемы, о каких и не подозревал ранее. И когда Мариа поймала его на очередном маневре, зашла за спину, уже в момент заскока пробивая доспех напротив сердца ударом, нанесенным неглядя и за спину. Когда немеющие ноги подогнулись в коленях, а Хироко упал на спину, ощущая, как остановилось пронзенное сердце. Когда Мариа уходила прочь, даже не взглянув на поверженного врага, на ходу стягивая с себя одежду и оставляя только обнаженную кожу, покрытую сотнями развращающих символов. Когда начало темнеть кажущееся алым небо, позволяя сознанию смертельно раненного воина погрузиться в темноту.

Она уходила победительницей, не получив никаких ран, окромя небольшой царапины чуть ниже колена

А он улыбался грустно и с пониманием, какого ему так не хватало при жизни.

Не хватило в тот единственный момент, когда он пожертвовал будущим и настоящим ради тени прошлого, оставив ее одну против всего мира, мира такого же холодного и жестокого, но теперь без его поддержки, без спины, к которой можно прислонить спину собственную. Ему всего лишь стоило не уходить тогда и все пошло бы по иному пути, вышло бы иначе, закончилось бы по-другому.

- Прости, что бросил тебя в одиночестве. - Одними губами, даже не прошептал, а только обозначил шепот умирающий в одиночестве мальчик, что сумел вырасти и повзрослеть, но только перед самой гибелью обрел ту мудрость, какую искал все эти годы.

Умирая, чтобы так и не увидеть, как дрогнула походка посвященной культистки, как исказилось в горечи ее прекрасное лицо и как утерла она единственную слезу, что скатилась с ее глаз и упала оземь рядом с каплей крови из уже затянувшейся раны.

Она не могла простить.

Не себя.

- Камнедробилка!!! - Вопит железная крепость на коротких ножках, какой кажется постороннему наблюдателю одетый в полный зачарованный доспех гном, опуская сияющий раскаленной сталью молот на голову и без того раненному извергу среднего ранга, превращая эту голову и половину туловища в неаппетитную массу из отдельных и не поддающихся опознанию фрагментов.

Идущая рядом с ним четверка ведомых, тоже гномов, тоже в латах, тоже с оружием, с радостью добивает нескольких культистов, а то и просто замороченных гражданских, которые без поддержки дьявола были просто мясом для подобных воинов. Даже одиночный гном в полном оснащении, особенно если в родных горах или в узком перешейке, способен остановить целую сотню атакующих, просто за счет собственной брони и вложенных в нее зачарований, без учета мастерства самого гнома.

А здесь собрались не просто гномы, а почти элитная (а то и без "почти") связка малого краза, сиречь полная пятерка, привыкшая действовать в отрыве от монолитного построения хирда, на улицах и в переулках штурмуемых городов. Подгорный народец редко выбирался войной под свет Солнца, но свои специалисты у них имелись, а недооценивать этих специалистов позволить себе не мог никто. Идущая за командиром четверка, расслышав выкрик главного, только улыбнулась в скрытые глухими шлемами бороды, да подхватила старую и непристойную (а других у гномов особо и нет) шахтерскую песенку.

- Горный дробит склон!!! - В четыре луженых глотки рявкнули гномы, врубаясь в толпу несущихся на них безумцев, слишком пораженных воздействием флера, чтобы хоть как-то осознавать отсутствие у них шансов на успех, но при этом умудряясь едва ли не на ходу трахать друг друга.

Жалости по поводу убийства, фактически, гражданского населения никто не испытывал - в штурмовики миролюбцы не идут, а людей им было жалко не настолько, чтобы рисковать своими бородами. Потому сквозь толпу они буквально прошли, оставляя лишь изувеченные трупы и вопящих то ли от боли, то ли от экстаза покалеченных и умирающих. И при этом не прерывая задорных воплей под лирику старой песенки, во всю пользуясь титулом командира, что позволял игнорировать слабые и ослаблять сильные воздействия на разум, если разум его и его подчиненных был занят музыкой, стихами или песнями.

- Бригада проходчиков!!! - Взмах топором выбивает из невидимости мелкого изверга, а вспышка рунических цепочек обращает его в комок быстро сгорающей пыли.

- Жрет самогон!!! - Подхватывают соратники, бросая по малой взрывпорошковой бомбе с железной окантовкой в сторону отряда полноценных тварей.

Твари против них вышли не прямо вот совсем сильные, но куда опаснее рядовых выродков, с которых и спросу особого нету. Вот только после серии синхронных взрывов их индивидуальные защиты, если вообще были, просели до нуля, а ворвавшиеся в сломленный строй пять ходячих боевых башен, смешали выживших с грязью под ногами. Только пришлось в очередной раз использовать руны очищения на броне - останки извергов это не просто мерзкая жижа, но еще и риск получить в голову навязчивые идеи или отложенное проклятие. И, конечно же, не стоит забывать про песню.

- Старшой Кузгарджа в кирку пьян!!! - Еще один отряд впавших в безумство Похоти гражданских тоже не пощадили, то ли, наоборот, пощадили и подарили быструю гибель без вечных мук и лишних страданий.

- Спать устроился в дробилке!!! - Подхватывает остальное звено, улыбаясь еще шире, ведь имя "старшого" в каждой песне разнится и, обычно, подставляют туда особо раздражающие персоналии.

- Механист Гвинли рычаг зажал!!! - Упавший сверху развитый изверг, хоть и атаковал внезапно, но успел только выдать мощный заряд молнии и пламени, что раскалили наплечники командира и чуть закоптил его волосы под шлемом, несмотря на вплетенные в косички руны, да еще оставил царапину на забрале, но и только.

- На беспощадной тарахтелке!!! - Остальная группа действовала слаженно и невероятно быстро, особенно для тех, кто привык считать гномов в их железных одеяниях неповоротливыми и неуклюжими.

Так-то их народ сам по себе не особо славен ловкостью, но в каждом нормальном комплекте лат обязательно будет встроено несколько усиливающих и ускоряющих цепочек рун, зачарований или даже внешних амулетов, как постоянного действия, так и краткосрочных, но более мощных. И в час нужды любой гном мог летать подобно пещерной летучей мыши, жалить словно горная гадюка и бухать будто полтора великана. Впрочем, последнее они могли и без магической помощи, да и без доспехов тоже, пусть некоторые не разбирающиеся в правилах хорошего тона личности, преимущественно из тех, что выросли не в горах, а под Солнцем, использовали чары для искоренения похмелья, вместо традиционных кваса или рассола. В славном клане Раскаленной Кирки таких еретиками не объявляли и бороды им не брили, они не настолько традиционалисты, но смотрели, конечно, косо.