Когда сияние упало, открыв вид на внезапно ставший удивительно чистым внутренний парк, из которого испарило большую часть трупов и часть еще живых, перед лицом Старшего предстало зрелище, заставившее изверга, привыкшего получать оргазмическое наслаждение от чего угодно, страстно желать любого исхода, позорно растеряться, буквально не зная, что ему вообще нужно испытывать. Но с каждой секундой склоняясь к совершенно особому, характерному только для обитателей Пекла, типу бешенства. Бешеной злобы на того, кто посмел лишить его законной страсти, положенного ему самим мирозданием экстаза.

В центре парка, сейчас лишившегося всей растительности и напоминающего чистую, разровненную и словно бы оплавленную, а после разглаженную и утрамбованную площадку, стоял человек. Огненно рыжие волосы резко контрастировали с бледной кожей, едва укрытой обрывками одежды, от которых остались только закрывающая половину лица и один глаз часть маски, укороченные до колен штаны, кусочек левого рукава и носок правого сапога. И казался бы невзрачным этот человечек, ведь в этом храме хватало куда более впечатляющих во всех отношениях личностей. Чего стоил один только милашка Иерем, ради клеймения которого в качестве четвертого своего дитя он сюда и прибыл!

Но именно этот выродок, этот никчемный, подлый, бессердечный и жестокий смертный, лишил его той, чьи два лика столько веков дарили ему все оттенки Похоти и Отчаяния, столь очищенные, многогранные и выпестованные, что одни лишь мысли о том, что он их лишился, заставляли Старшего над Клейменными клокотать от распирающей нутро злобы.

Он бы уже бросился вперед, прикрываясь собственными творениями, своими детьми, лишь бы самолично отплатить этой мерзости за его поступок, если бы не... если бы не клинок в его руке. Синий, как Небо, тонкий, как перышко, будто бы сроднившийся с держащей его рукой и даже не обращаясь к сонму и его видящим, изверг знал, что никто, кроме единственного человека во вселенной, этот клинок в руки взять не сможет.

Если бы не парящая за его спиной фигура, незримыми нитями связанная с клинком и его хозяином, черпающая право пребывать в реальности, не выпадая из нее, не исторгаясь подобно всякой твари обратно в свое Небо, прямиком из этой связи. Огромного роста, покрытая десятками крыльев, больших и малых, она словно обнимала человека, укрывала от любых невзгод, дарила покой и надежду.

Его Дева была Героем, настоящей Легендой своей эпохи.

И она пала, пала добровольно и навсегда.

Но связь, связь клинка и его владельца позволила стать чем-то большим, сохранить больше, чем позволено иметь тварям, сохранить часть умений всех ее классов, переведя их в таланты твари, сохранить часть отточенного разума с вековым опытом и, конечно же, сохранив часть так и не растворившейся в Синеве памяти.

Из-под сколотой маски было видно одно из очей человека, что неотрывно следил за Старшим над Клейменными.

Над плечом его парила Дева, чье лицо само стало маской, словно вылепленной из камня, на котором не удавалось различить глаза.

Но изверг знал, что она тоже смотрит и тоже на него.

Тварь была древней, невероятно древней и помнящей такое, что не мог выдержать людской разум. Тварь мыслила иными категориями, не имея ничего общего с мышлением смертных и наделенных. То, что творилось в сознании этой сущности нельзя облечь ни в слова, ни в образы, не потеряв себя в этих потоках патоки и меда. Одного взгляда твари хватило бы, чтобы убить и переродить, одним касанием она могла поменять и перековать, одним дыханием совратить и развратить. Вокруг нее стояли клейменные слуги. Вокруг были готовые к битве сородичи. Рядом стоял перекованный в нечто невозможное гигант, что примет на себя все раны и удары, все невзгоды и боль.

Но когда человек сделал шаг вперед, обычный человеческий шаг.

Когда вслед бесшумно двинулась вперед застывшая за его плечом крылатая фигура.

Могучая тварь, давно переросшая ранг простой Легенды, входящая в десятку, а то и в пятерку сильнейших сущностей своего домена, подчинявшая и клеймившая на своем долгом веку и Героев, и другие Легенды, и Вестников божественных, способная в одиночку захватить и забрать хоть целую страну... Улыбка, радостный оскал, украшающий уста Старшего над Клейменными дрогнула.

А сам он неожиданно, словно против собственной воли, сделал шаг назад.

В жизни любого разумного существа, наделенного властью над какими-то другими разумными, будь то король, армейский сотник, главный артельный мастер или вожак варварского племени зеленокожих, полным-полно таких моментов, когда одного из своих подчиненных хочется взять ласково на руки, да как зашвырнуть в омут болотный, чтобы и не выплыл никогда. Даже если раньше этот самый подчиненный вообще не вызывал нареканий своей службой, даже если раньше ты мог считать его если не другом, то надежным соратником, даже если ты и сейчас продолжаешь его таким считать, но, сука, он дико бесит! Способ надругательства над жизнью отдельно взятых подчиненных может разниться, потому что не везде есть болота и не все станут с этими болотами возиться, предпочитая старый добрый кулак в зубы.

Или топор в зубы.

Или боевые чары в зубы.

Или вообще не в зубы.

- Шчепан, ну ебрык-дыгрык, уже почти неделя прошла! - Возьма имел только одну восьмую полуросликовой крови, но ругался их народным матом, словно чистокровный в надцатом поколении. - Кругом не протолкнуться от ищеек, а если они нас тут поймают, то отгыркают до самых глазниц.

Возьма, несмотря на любовь косить под идиота, на голову блаженного, а потом и контуженного, что очень помогает в общении с высокопоставленными господами, глупцом не был, а потому его слова являлись вполне разумными и обоснованными. С того момента, как столицу их могучей и благой империи наглым образом спи*дили, действительно прошла почти целая неделя, даже если не считать тех самых первых часов, когда никто еще не подтвердил страшной новости.

Просто в какой-то миг люди, подъезжающие к Вечному со всех сторон непрерывным потоком, поняли, что мощеные укрепленным камнем дороги начали либо вести куда-то не туда, либо вообще обрываться. Часть путей просто срослась с такими же дорогами, только подходившими ранее с другой стороны, а часть просто оборвалась, словно срезанная громадным клинком. Пространство, как уверял их всех Джаж, их отрядный маг, обучавшийся в одном из Академиумов, словно стянулось подобно жопе только посравшего коня. Словно кто-то вырезал из карты привычного мира кусок полотна, а потом, чтобы не оставлять дыры на этом месте, притянул края открывшейся раны друг к другу и крепко их зашил.

Словами "поднялась паника" не описать и сотой доли того абсолютного безумия, какое разверзлось в те дни, но очень скоро порядок начали наводить пришедшие полки окружных гарнизонов, прибывшие в невероятном числе Вестники Божьи, а уж Слуг Их и вовсе считать сбились еще с самого начала. Маги, дознаватели, гильдии, аристократы и все прочие высокопоставленные козлы с баранами едва не передрались в отсутствие связи с Императором и его ближайшими наследниками. К счастью, имелись у военных инструкции на случай похожих (но намного менее масштабных) бедствий, да еще некоторое количество носителей крови правящей династии, что хоть и не входили в основную семью и в списках наследников не отображались, но полномочия и кое-какие мозги имели, так что не дали оставшимся без хозяев псинам вцепиться друг другу в глотки.

Точных версий происходящего Шчепан не знал и знать не мог, несмотря ни на что. Да, он высокопоставленный авантюрист, имеющий серьезные такие связи в гильдии, личный отряд опытных головорезов и тридцать восьмой уровень, но таких как он и даже более "достойных" в округе сейчас собралось столько, что хозяева местных трактиров и постоялых дворов то ли озолотились, то ли поголовно поседели от ужаса. Самой популярной версией, которую разделял и Шчепан, была диверсия Алишана, но приходило подспудно запоздалое понимание, что даже для Алишана происходящее как-то чрезмерно... просто чрезмерно.