Этот маршрут он знал на память, даже после стольких лет не забыв его. Прямо, поворот, пригнуться, подняться вверх, снова поворот и еще раз прямо, после чего ворваться в центральный зал управления, понемногу оживающий и запускающий иллюзорные панели контроля, и бешеным голосом заорать такое привычное:

- Хаааааанц! - Если бы здесь были вещи из обычного, а не закаленного алхимической ковкой, а после зачарованного, стекла, то они бы имели некоторые шансы разлететься на осколки от вопля подобной мощи.

- Сию минуту гэр барон! - Привычным движением помощник бежит в неприметную угловую кладовку, доставая оттуда шикарные и даже за все эти годы заключения в божественной тюрьме не выцветшие галифе.

Одежды и ему, и остальным погибшим во время штурма понадобилось много - полный комплект, потому что Купель Возрождения, несмотря на все усилия, продолжает возвращать к жизни только тела, причем исключительно в том же наряде, в каком ты появился под взор божий. Мимо него уже пролетают левитируемые носильщиками (кто-то работал своей магией, а кто-то использовал амулеты) трупы, среди которых он узнает и свой собственный. Ресурс купели, конечно, очень серьезный, но долгие десятилетия и множество военных конфликтов без возможности подкормить пруд обычной кровью немного его просадили.

Во времена Травяной Кампании они поголовно отдавали свои бездушные и мертвые тела Купели, чтобы скомпенсировать почти все затраты на восстановление, а сверху добавляли регулярные вливания крови, чтобы потихоньку наращивать запас ресурса для сотворения своих же тел. Но пусть воскрешение работало все эти годы, позволяя членам экипажа вылезти снова живым из ближайшего пруда или грязевой лужи, минуя запечатывающий эффект Эдикта, но восполнить запасы возможности не имелось.

Годы не слишком сильно истощили ресурсы мифического артефакта, но все же нужно будет когда-то потом заняться восстановлением его вплотную. И, почему-то, Генрих не сомневался в том, что это "потом" обязательно будет. Он не оборвет свое бытие сейчас, не после всего пережитого, не после всех лишений, не после того, как обрел свое сердце вновь. Даже если ему придется проехаться железным катком по всему Пеклу, он это сделает и глазом не моргнув!

Они все это сделают!

Вместе, как и тогда.

- Прости меня, мое сердце. - Шепчут его губы, пока ладонь оглаживает холодную поверхность командирского пилотного ложа. - Я не отрекусь от тебя вновь.

- Гэр барон! - Ханс, как всегда, уже приготовил все отчеты, какие только можно вообразить и даже немного невообразимых. - Атака культа отбита без вашего присутствия, силами Жрача и Бухача при поддержке части абордажного состава и автоматических систем Погибели. Потери незначительны, а неустранимых потерь пока еще нет.

Неустранимые потери...

Их очень сложно убить, потому что суть и души связанных с Купелью успевает выдернуть почти мгновенно, пока еще только распадаются внешние оболочки. Но, конечно, абсолютной защиты не бывает, а потому можно преодолеть и защиту экипажа Железной Погибели, всю мощь Купели Возрождения. Их, наверное, и не хотели убивать насовсем - не знать о том, что Железная Сотня не умирает обычным способом изверги не могли. Пусть в отрыве от своей машины весь экипаж потерял способность развивать умения и повышать уровень, но свою долю известности они имели - слишком слабые, особенно без Погибели, чтобы стать действительно опасными для настоящих боевиков, но зато неразменные. И способы устранить их навсегда давно известны - от изначального состава осталось едва ли треть (теперь нужно будет добирать экипаж).

Раньше они были курьезом.

Да, убить их очень трудно, но толку от того же Наводчика в бою с мечником равного уровня? Они все воевали, развивая навыки - единственное, что они могли развивать в отрыве от Купели и Погибели, с которыми связаны не слабее, чем Командор. Именно через его цепь командования они и сумели тогда давно подключиться к сущности боевой машины, став такими же связанными, как и сам Генрих. Но пользы от них было все равно не очень-то и много, и это даже без учета трат на артефактные патроны и заряды боевых жезлов. Без своих пистолей и свинцестрелов даже Барон был почти беззащитным, не говоря уж о его соратниках.

Он вообще был уверен, что ему и воевать-то разрешали только для того, чтобы истощить ресурс Купели, а потом, когда они подохли бы все скопом, жадные шакалы рассчитывали на то, что Погибель уснет навсегда, снова став простым куском стали и сосредоточием магии, а они смогли бы немного пошатнуть Эдикт, договорившись о временном раскрытии домена ради изъятия Купели. Дикари дикарями, но повторить это чудо ритуалистики зус'улл так ни у кого и не вышло.

- Времени вам десять минут. - Гаркает он, вдыхая полной грудью спертый и пыльный воздух, потихоньку наполняющийся нотками дыма и работающих движителей. - Потом я хочу если не использовать систему левитаторов, то хотя бы направить траки в центр столицы. Всегда мечтал промахнуться мимо какого-то вражины и снести какой-то храм покрупнее.

Ответом ему был дружный рев наконец-то поверившей, что это им не снится, команды.

Они тоже успели попросить прощения.

И тоже стремились отплатить тем, кто вынудил его просить.

На территории Вечного имелось множество храмов, посвященных самым разным божествам, начиная от светлых и нейтральных, заканчивая полуофициальными и, фактически, незаконными капищами темных сущностей, не всегда даже божественной природы. Но среди всех них жемчужиной коллекции, алмазом среди простеньких кристаллов выделялся Первохрам Гримментрея. Один из самых почитаемых в простом народе, повелитель Небес и Вод, хранящий равновесие и справедливость во всех его проявлениях, покровительствующий праведному возмездию - этот Вознесенный имел, пожалуй самый сбалансированный и эффективный клир на континенте. Не сильнейший и не самый многочисленный, а именно эффективный.

Воины поклонялись несущим Войну, пейзане и землепашцы тоже молились, преимущественно, своим собственным Богам, торговцы и вовсе были готовы продавать свою веру, а у них ее регулярно покупали... Но отдавая дань уважения всему пантеону сразу, несомненно, первым воспоминали о Гримментрее. Во многом это было связано с грамотной, как сказали бы призванные из иных миров, пиар-кампанией. Жрецы, адепты и послушники этой сущности с радостью записывались в армии, воевали на алишанской границе, шли в авантюристы, не вылезая из логовищ или гробниц, давили орков и гоблинов. Занимались, в общем, преимущественно благими и легко рекламируемыми делами.

Главной же козырной картой всех слуг Гримментреевых было одно из крайне редко применяемых иными богами чудес. Любой из жрецов или паладинов, выполняя просьбу восстановить справедливость, покарать злодея или рассудить ссору, никогда не брал за это плату. Платило им их "начальство", увеличивая скорость набора ступеней и даже давая, пусть и редко, свободные атрибуты за каждый успех. Иные сущности тоже умели так делать и делали, но лишь немногие достигали в своей филантропии такого масштаба.

Стоит ли говорить, что хороших детективов, превосходных юристов или отличных дипломатов среди клира Гримментрея было немногим меньше, чем боевиков? Эти мужчины и женщины занимали нишу не только поборников справедливости, которых власть имущие точно терпеть не стали бы, будь они совсем непримиримыми, а еще и отыгрывали роли судий и мастеров разрешения конфликтов. Именно к ним шли тогда, когда войны и крови не хотелось, но решить противоречие было невозможно без постороннего и желательно авторитетного вмешательства.

В общем, даже Император Веков прислушивался к Первосвященнику Иерему Стайру, а среди аристократии, торговцев, авантюристов и прочих слоев населения хватало тех, кто искренне и с радостью жертвовал "на храм". Любая ссора или противоречие есть нарушение равновесия, и слуги того, чьей сутью было подобное нарушение разрешить, со своей работой отлично справлялись. Нельзя сказать, будто они не были коррумпированы, что они не брали взятки и не совершали зла - потому что все это имелось в наличии и еще сверху. Но, знаете ли, трудно косячить слишком сильно, если дарованные свыше и усиленные классом умения позволяют крайне тонко чувствовать грани конфликта, осознавать, чем и кто готов пожертвовать и в чем уступить, заодно зная, где и когда давить уже не стоит, ибо опасно.