Первым пришло сияние, идущее откуда-то из самого центра города, где было больше всего людских сил и откуда быстрее прочего выдавливали вторженцев. Сияние такое же пурпурное, как и порочные небеса над нами, такое же бездушное, как улыбка палача. Вспышка его, казалось, просто игнорировала привычные защиты и ментальные барьеры, проникая в саму душу и даже глубже. Флер порока славен подобными эффектами, но это было попросту выше любого флера, несравнимо вообще ни с чем.
Следом за светом пришло присутствие, стоящее за душой ощущение чего-то столь прекрасного, желанного, что никакая мощь, никакой опыт не позволяли считать это хоть чем-то, хоть сколь-нибудь плохим. Уже не промывание мозгов, а переписывание личности на ходу, как научилась делать Дарящая, только не на ограниченное число целей, а сразу по площадям. Возможно, менее тонкое, но предельно масштабное, несравнимо масштабнее всего мною встреченного. Оно только появилось в Вечном, но оборона уже была проиграна, просто по факту прихода пи*деца. Этому не нужно было даже сражаться, достаточно всего лишь быть, ведь сопротивляться этому вне самой природы любого существа, обладающего разумом и душой.
Нельзя сказать, что люди не пытались - в тот же миг, как пришло сияние, по точке его прихода отработали всем, чем только сумели и что имели, рубя без жалости, прямо по позициям собственных бойцов. Потому что, говорило посаженное в самое сердце знание, они не могли не знать, что нет там больше их союзников, друзей или любимых. Потому что они уже воззрели, уже взглянули Похоти в глаза и не смогли отвернуться, никогда не смогут больше.
Кто-то, наверное, мог поверить, хоть на секундочку поверить, что им удастся если не убить, так хотя бы задеть пришедшего, но вера умерла тогда же, когда поменялся цвет неба над городом. Сияние раскрылось восхитительным цветком, чистым восторгом, воплощенным в энергию, бесконечной, необъятной красоты дивом. Каждый лепесток, словно нерушимая стена, состоящая из десятков тысяч душ, непрерывно познающих свое счастье до самого дна, умирающих и возрождающихся, рыдающих и стонущих. А в центре цветка, где осталась Площадь Семи Поэтов с расположенными там беженцами и войсками, остался тот, кто этот цветок раскрыл.
Как было Косновение ожившим доменом, так прибывший в город источник возмущения являлся им же. Только там, где Косновение прорастало само в себя, эта штука легко выворачивалась из внутреннего положения наружу, прорастая уже в реальность, сродняясь с ней и навязывая ей свою волю, обращая доменом окружающий мир. То же самое, что с огромным трудом делало Косновение лишь только через ритуальные контуры и в замкнутом микромире ритуального зала, это нечто творило со всем Вечным сразу. Или, по крайней мере, с его значительной частью.
Как будто уже перечисленного недоставало понять, осознать, кто почтил своим присутствием город, каждая клеточка моего тела на себе прочувствовала непомерную тяжесть, пришедшуюся на структуру удерживающего город Ритуала. Устав тащить свой суперприз в родное Пекло, многомудрый Господин явился лично, чтобы ускорить притягивание. И вот теперь даже самый законченный оптимист вынужден признать, что счастливая концовка стала еще более несбыточной.
Лепестки раскрывались, разворачивались в титанические полотнища разврата, принимая на себя все то, что смогли им противопоставить отчаянно жаждущие выжить люди. Удары стихий, планарных энергий, боевых молитв, чистой магии во всех ее проявлениях, боевых артефактов и чего-то подозрительно похожего на высокотехнологичную систему залпового огня просто растекались по лепесткам этим. Полотно из навечно связанных в колоссальную оргию душ лишь немного прогнулось, даже не сдвинувшись под натиском.
Некоторых, особо везучих пленников ударом развоплотило, лишь для того, чтобы воля Господина обратила их небытие вспять, вернув их на прежнее место и к прежней роли. Воля создателя и творца своего домена отрицала сам факт гибели, опровергала любой вражеский успех или свою собственную неудачу. Долгие секунды длилось это противостояние, пока лепестки держали, без труда держали, натиск защитников. Умирали и возрождались обреченные детали адского механизма, лишь изредка успевая умереть достаточно полно, чтобы не суметь вернуться.
А после, когда державший оборону изверг сполна насладился чужим бессилием, он начал отвечать и больше никто атаковать не смог. Обманчиво медленно перестроились лепестки, уже сроднившиеся с куском отвоеванного мира, соединившиеся с вершиной купола и прорастившие в него свои побеги. Смена конфигурации ознаменовалась неспешными, мерными и смертоносно выверенными, невозможно точными ударами по каждой из засвеченных предыдущей атакой позиций.
Ни единого промаха, ни единого провала - каждая атака была именно того типа, который мог пробить любую имеющуюся оборону, продавить именно те щиты, которые нужно было продавливать. Сколько же порабощенных и падших на самое дно Зрящих направляло удары своего Господина? Сотня? Две? Тысяча? Скорее всего, даже больше, настолько взбурлили вокруг эпицентра прорастания нити вероятностей, затмевая любые попытки прозреть, обращая их в очередную форму жертвоприношения самого себя, если всмотреться слишком глубоко.
Поток стихий и флера захлестнул крупный особняк какого-то лорда, пройдя сквозь защитные купола даже не замедлившись, укрыв все здание и прилегающую территорию огненным и ледяным покрывалом. Фронт схождения двух противоположностей пришелся точно на самую укрепленную часть защиты, разорвав ее в пыль, а потом ударил флер. Занявшие это здание силы, сумевшие на свою беду секундой ранее ударить артиллерийскими чарами по Господину, умирали в чистейшем экстазе, а их души стремительно неслись к стенкам лепестков. Словно удар Господина проложил канал, через который теперь вытягивал приз за удачное попадание. Как в тире, что стоят в развлекательных парках на старушке Земле - попал в мишень, возьми себе плюшевого зайчика.
Черная капелька, только размером с грузовик, падает на вершину магического купола, что укрывает чей-то храм. Концентрированное Безумие съедает оборону, чтобы вспышка фиолетового света непонятной природы выжгла души ровно половины засевших там жрецов и гражданских. Еще одна вспышка и каждый выжженный получает вместо души примитивного низшего изверга, все таланты которого направлены на контроль именно таких бездушных тел. Начинается бойня, в которой еще живые должны повторно убивать надетые тела своих родичей и любимых, а сверху уже падает мощное ментальное воздействие, что в несколько секунд превращает бой насмерть в очередную оргию. Еще живые видят каждый свое видение и отдают этим видениям все, что у них только осталось.
Белесый, с оттенками розового, туман, искаженная донельзя Мгла несется боевым тараном прямо к пойманной на марше сотне элитных столичных стражников, сопровождаемой еще парой сотен наемников и дворянских ополченцев. Их командир, что чуть раньше сумел вовремя распознать пришедшего, в тот же миг разрядив все вверенные ему артефакты в попытке хоть как-то приходу его помешать, попытался отбить этот таран, но не преуспел. Туман укрыл войско, чтобы миг спустя развеяться без следа, оставив лишь несколько десятков одержимых тварей, тела каждой из которых состояли из непрерывно сношающих друг друга кусков мяса, сросшихся в громадные комки. На вершине самой крупной одержимой плоти вопил вполне живой командир, бросивший вызов не тому противнику, каждую секунду сходящий с ума от безумной боли и наслаждения, после чего тут же обретающий разум вновь, чтобы потерять его мгновением позже. Если это была вариация на тему Тумана Порока дорогой моей Гестии, то я немного в шоке...
Боевая магическая башня, с вершины которой до самого последнего момента продолжал бить непрерывный луч астральной энергии, направляемый одновременно тройкой чрезвычайно сильных магов и легендарным артефактом, окуталась дрожащим воздухом, словно попав в пустынный мираж, который, ударом сердца спустя, рассеялся вместе со всей защитой. Полторы сотни полупрозрачных душ, количеством равные защитникам башни, окружили башню и взвыли в последнем порыве блаженства, наконец-то обретя свое небытие. Они, включая тройку особо ценных пленников, сгинули навсегда, но взамен отдали свой плен защитникам башни, которых тут же телепортировало прямо внутрь одного из лепестков. Растворялась плоть и одежда, обнажая призрачные силуэты новых душ, что теперь будут ждать момента, когда смогут передать свою службу новым несчастным.
