Волна плотного, молочно-белого тумана ударила из пролома, прямо навстречу вражеским атакам, целой волне этих атак, которые направляли не успевшие осознать трюк Дарящей бойцы. Следом за этой волной рвались в бой специалисты по близкому контакту, стремящиеся добить тех, кто переживет каким-то чудом оную волну. Нас не собирались недооценивать, раз уж даже Косновение не смогло этих странных диверсантов остановить.
Атаки ушли в туман, атакующие шагнули туда же и тоже ушли. Из по меньшей мере полутора десятков тварей околосорокового уровня каждая, лишь шестеро успели выпрыгнуть спинами вперед из туманной волны, словно ошпаренные. Да и выглядели они соответствующе - покрывающие их тела защиты едва тлели, оболочки бурлили от резкой просадки резерва, из сонмов исчезла немалая доля имеющихся там душ и даже память, основа их извращенного разума, зияла прорехами. Они даже не помнили толком, что именно с ними случилось в туманном вале, да и не могли вспомнить. Спасли их только те самые инстинкты, отточенные веками сражений, что задавили любые мысли одним коротким приказом бежать без оглядки.
Те, чьи инстинкты до мозгов не докричались, крик чьих инстинктов был слишком тихим или просто не сумевшие вовремя совету своего нутра последовать, больше проблемой не являлись. Что-то около пятой части собравшейся элиты уже было выведено из строя, а ведь мы только начали и останавливаться не собирались.
Гестия не стала продолжать атаку, хотя еще могла многое - ощетинившиеся своими техниками и выпущенными сонмами твари были не самым удобным противником для нее, даже после всей отданной эссенции. Вместо удара, туман взмыл вверх, к потолку, освобождая путь для второй волны, которую представляли старые добрые Тени.
Выйдя из тумана, выйдя точно там, где и хотел, в отличие от невезучих извергов, я тут же спускаю с цепи свое творение. Кусочек чего-то запредельно холодного, абсолютная чернота в обличии бесформенной кляксы направлена точно по центру вражеского строя. Лишь мощь Проявления держит этот кошмар, этот овеществленный пролом на глубину Тени, закутанный в обертку боевых чар, в одном куске, не давая ему разорваться и всосать в этот пролом все и вся.
Пожалуй, эта атака сравнима по силам с предыдущей, которой я добивал Косновение, только принцип ее действия совсем другой. Атака спущена, направлена и не приносит ничего. Убаюкивающая Песнь шестидесятого уровня ровно встречает мой сюрприз собственным ударом, состоящим из нескольких громадной силы душ, скрепленных контрактной магией и силой Пекла в единый механизм. Он сумел разглядеть под покровом тумана мои приготовления, создать контрмеры и спустить их с цепи ровно в момент моей наибольшей слабости, полной открытости, ведь Костенька так любит пренебрегать защитой в пользу атаки, полагаясь на третье око...
Пяток вопящих и стонущих сфер цвета аквамарина окружают кляксу, оборачивают ее собой и просто исчезают вместе с ней, унося мое творение туда же, куда должны уходить души мертвецов. Еще десяток шариков выстроены в атакующую формацию, сплетены в сеть, центральными узлами которой эти сферы и являются. И эта формация уже рядом со мною, почти меня коснулась, направляемая волей Легенды, готовясь завершить мою историю с той же легкостью, с какой Песнь нивелировал мою атаку.
Я вижу свой финал и улыбаюсь ему под маской, скаля нелюдскую пасть полную игольчатых зубов.
Выстрел из Валериума, оружия хаотичного и оттого очень труднопредсказуемого любым типом ясновидения, проходит прямо над левым плечом. Распадается покров иллюзий, обнажая шагающую следом за мною танцовщицу, а Песнь, слишком раскрывшийся в атаке, как раскрылся и я сам, невольно получает снарядом в восхищенное лицо. Он не сдерживает стон радости от собственной ошибки, а я успеваю шагнуть навстречу своей смерти.
Нет смысла уклоняться или пробовать пересилить эту атаку - слишком она могуча, заточена против даже более крепких, нежели один попаданец, противников. Эти сферы... они уникальны и дарованы были Песни лишь для самого крайнего случая, когда без их использования, без необратимой траты невосполнимого сокровища будет даже хуже, чем было бы, потеряй он вверенное. Мне не нужно уклоняться, мне нужно было время его рассеянности - когда он преисполнен восхищенной радости от того, что павший враг сумел перехитрить и задеть его, Убаюкивающую Песнь, даже в момент бесславной гибели.
Эгида укрывает меня своим покрывалом, только теперь так мало осталось того, что можно отдать Одиночеству, оттягивая неизбежное, особенно после того, как отдал почти все, а может и без "почти". Сферы слишком изощренны, слишком сильны заключенные в них несчастные. Каждый из пленников когда-то был контрактным магом чудовищной силы и столь же истовым верующим, а теперь вся их вера обращена в последнюю их сделку, последний и самый страшный договор. Они оборачивают сеть вокруг ставшей двумерной фигуры, но даже не пытаясь к этой фигуре прикоснуться.
Если бы сеть все же задела активированный форсаж, то пустота Одиночества проглотила бы атаку точно так же, как может она проглотить вообще что угодно. Души покорны вложенной воле, стремясь исполнить сделку так, как она должна быть исполнена. Этакая система автонаведения, дожидающаяся момента, когда Эгида выйдет из форсажа, чтобы завершить удар. Только теперь, когда они так близко, избежать своей судьбы нет ни единого шанса.
Двумерная фигура продолжает рывок к глотке Песни, словно в тщетной надежде забрать его с собой. Песнь движется на встречу с почти дружеской улыбкой, желая поближе разглядеть, запомнить этот миг... Удар одной из кукол в спину остановлен призрачным силуэтом активировавшейся души, а ответная атака куклу просто испаряет. Вторая и третья кукла из тех, которые успели заметить и среагировать на действия Песни против меня любимого, даже ударить не успели - души видящих подсказали твари, куда стоит ударить на опережение. Но, как и выстрел Валериума, это предательство потребовало отвлечься, потратить время и внимание.
С каким бешенством Песнь расправился с куклами, что прервали его зрелище, передать словами просто нереально, но он покончил с ними очень быстро, одновременно тасуя свой и нескольких убаюканных союзников сонмы с дикой скоростью, выпивая души ближайших культистов, создавая новый комплекс защиты. Потратился, гаденыш, но еще один бастион, в этот раз завязанный только на него, отчего куклы его разрушить не смогут, он создал. Тварь умная, понимает, что даже после моего финала останутся еще те, кто идет за мной, да и создательницу Тумана не стоит недооценивать.
Три десятка, пожалуй, вообще все оставшиеся сферы теперь проявлены в реальность, заключая с оной реальностью еще одну сделку. Пока действует сей договор, никто не может, не имеет права атаковать ни саму Песнь, ни его союзников. Тяжелее артиллерию придумать сложно, а ведь эта сделка не уничтожит сферы, а только даст им коротенькую передышку. Ну да, конечно. Это на Костика можно окончательно потратить невосполнимый ресурс, а остальным и того не нужно.
Куклы и возродившаяся Дарящая, только-только успевшая нанести несколько успешных предательских ударов, вынужденно прекращают бить и начинают обороняться. Без особого результата - не имеющие необходимости тратить силы на оборону и вообще не опасающиеся ответочки изверги методично пеленают и кукол и саму Дарящую Ласки. То ли желают попробовать обратить процесс перезаписи, то ли просто хотят подробнее изучить этакий феномен.
Сердце еще не сделало ни одного удара с момента нашей контратаки, а нас почти поимели. Какая грусть, право дело - ни тебе ударить, ни тебе отступить. Я и не атакую, сближаясь с Песнью и, будучи по-прежнему двумерным засранцем, просто пробегаю сквозь него. Тень остается просто тенью, ей нельзя причинить вред, но и ее прикосновение не может этот вред принести. Это ведь не атака, не попытка сделать больно или плохо, верно?
Просто на тот короткий миг, когда наши тени слились воедино, я сумел, сам не поняв как именно, частично проявить себя на реальность. Не применить Проявление, ведь для этого нужно выйти из форсажа и умереть, а проявить себя самого, ставшего обычной двумерной тенью. И пусть этот трюк стоил мне особо болезненного удара по остаткам психики, когда Одиночество усилило свое присутствие еще больше, хотя в который раз уже казалось, что дальше некуда.
