Мои ожидания были крайне неприлично нарушены, когда двойка высокоуровневых противников, вместо мгновенной атаки по злому хоббиту, что должна была бы выбить меня из создаваемой техники, наоборот, отступили, закрылись защитой, причем перевертыш тоже под ней скрылся. Так и не понятый мною второй отбросил в сторону крайне неприятный защитный артефакт, поддерживающий незримый барьер, что отсекал хлопки крыльев и давление грезы. Сияющая белым светом пирамидка просто зависла над левым плечом его, а сам он встал на одно колено и принялся готовить нечто нехорошее, от чего моя чуйка начала покалывать иголками прямо в мозг, даром что колола-то, как и всегда, точно в задницу.

Перевертыш и вовсе запрыгнул на перевернутую механическую крепость, все так же пребывая в людской форме, и всем своим видом говорил, что он чего-то ждет, явно провоцируя на атаку. Барьер пирамидки был в своей природе не планарным, а наоборот - антипланарным, подавляющим любое отклонение от привычного миропорядка, нивелирующим любую активную магию. Сильная штука, давить которую нужно чем-то вроде Тени, но никак не рассредоточенным по площади воздействием Грезы, да еще и замаскированным под то ли астральную атаку, то ли какой-то трюк из арсенала высшего шаманства. Завершали картину редкие и не слишком меткие удары культистов, что были достаточно живучими и защищенными, чтобы не сдохнуть от одновременного давления сразу на мозги и суть. Разум у них априори повернутый наглухо, а душу крепко держит, и тем самым защищает от всего остального, влияние Порока.

Внезапно, уклоняться не пришлось, как не понадобилось и применять защиту на основе пары припрятанных в карманах иллюзорной одежды зеркалец, потому что за мое прикрытие, молча и без лишних слов, взялись сразу один из Очей, обладающий каким-то мощным амулетом и то ли перком, то ли титулом, да сразу двое магов из зверолюдов-наемников, при поддержке вооруженного еще одним артефактом полурослика. Если я правильно помню те куски перерытых воспоминаний, то этот чел приходится Пыпыщу троюродным внучатым племянником.

Ухмыляюсь нехорошей улыбкой, усиливая давление, делая хлопки крыльев совсем уж оглушающими, заодно меняя полярность оного давления. Вместо страха и ужаса приходит полная апатия, депрессия, распад любых мыслей и желаний в ничто, полная пустота. И там где Похоть побеждала Страх, слишком сложно оказалось их защите противодействовать пресыщению. Можно сказать, я использовал природную уязвимость подобной защиты, хотя, признаюсь, будь она получше, имей напитку посильнее и познай они эту Похоть глубже, хрен бы у меня получилось.

Количество атак снижается и даже те, кто раньше с горем пополам били в моем направлении стрелами, арбалетными болтами и простейшей (сложную под прессингом не выдать) магией, сейчас пытались просто не умереть, когда остановившийся разум забудет о необходимости дышать и даже жить. Вот только скрывшаяся под барьером парочка еще сильнее успокоилась, а в выражении лица оставшегося безымянным коленопреклоненного появилась этакая облегченная насмешка, которую за экстазом было не скрыть. Ведь усилив мощь своей атаки, я не приблизился к границе пробития барьера, и, как они верили, не пробьюсь.

В чем-то они правы, разумеется.

Но не во всем.

Пусть кража тени на моем уровне и позволяет использовать техники иных планов, но только до определенной границы. Ведь нет никакой возможности одновременно давить Грезой и восстанавливать теневую, на минуточку, технику. Сейчас украденное и после обработанное Созиданием нечто надето на меня, но перегни я палку и маскировку смоет, чтобы миг спустя окружающие увидели на моем месте не Пыпыща Попятчева, а человеческого племени мужика, что нежелательно. В таком состоянии я совершенно точно не соберу достаточной силы или искусности грезу, чтобы этот барьер проломить. Вот без маскировки, да еще и с использованием зеркал, справлюсь, хоть и будет сложнее, чем с Тенью.

Впрочем, была у этого барьера не слабость даже, а так, легкая уязвимость, которая позволяла его обмануть, не прилагая слишком раскрывающих меня и мою природу усилий. Все еще поддерживаемая клетка из эссенции, не дающая активироваться сжимаемой в руках иголке, мною удерживалась совсем не зря. В иной ситуации, владелец иголки, тот самый гад, что в меня ею запулил, мог бы активировать ее дистанционно, заставив его артефакт раскрыть хранилище и окатить меня эссенцией Пламени. Вышло бы не так эффективно, как при прямом вливании внутрь тела, но и без того мне стало бы грустно.

Как же хорошо, что прямо в момент моей атаки по площади, третий из командующих офицеров высшего звена, пусть и слабейший из их троицы, словил одновременно выстрел в голову из Валериума, расплескавший укрывающую его артефактную защиту, да легкую царапинку Кривым Корнем, что превратила его в гниль парой секунд позже. Этого далекого от понятия "боевик" мужичка явно тащили для вскрытия какой-то стационарной защиты или, возможно, сейфа, потому что нехер Магу Барьеров и Ритуалисту делать на передовой, культист он там или нет.

Иголка же, без приказа со стороны покойного, продолжала выполнять заложенную команду - двигаться в сторону моего сердца, вернее, в сторону создаваемого маскировкой образа сердца Пыпыща, так что держать ее было не слишком проблемно. То ли заклятие, то ли молитва скрытого за барьером товарища перешла в откровенно непристойные завывания и стоны, когда я наконец-то нащупал нужную мне идею, посмотрев прямо в глаза все так же сидящему на броневике перевертышу.

Затихли хлопки крыльев.

Пропала сводящая с ума апатия.

Начали приходить в себя несколько выживших противников, еще не добитых меткими ударами моих "союзников".

А я, смотря прямо на немного напрягшегося беорга, указал на него перстом, закатывая глаза, словно пародируя какую-то гадалку из дешевого сериала про настоящую любовь, начал, опираясь на душу насмешника и неоформленные видения о судьбе этого маньяка, декламировать неумирающую классику, потому что все равно нужно было как-то занять уродов, пока сумею воплотить очередной шизоплан.

- Идешь ты лесами, но над миром летишь. - Греза в голос добавляется отнюдь не лично, а за счет одного из карманных зеркал, парой секунд ранее переработанного в простенький амулет, но со стороны вполне может показаться, будто я использовал какой-то аналог очень специфического боевого пророчества, как бы странно ни звучало это словосочетание. - Ты видишь Машину. Ты - медведь. Ты сгоришь!

И в последних словах было столько силы (аж амулет треснул), что резко вставший, после первой, что-то в нем задевшей, строчки на ноги перевертыш прямо так и сел на остывшее железо Боевой Машины.

Сел на нее, да и сгорел.

Я бы сказал, что могу собою гордиться, но вызвать гордость за себя очередным безумным поступком я не могу уже довольно давно. В любом случае, мне удалось не только задержать эту парочку на месте, не дав ни отступить, ни перекроить защиту более приемлемым образом. Совместив эссенциализм, Созидание и банальный контроль мелкой тварюшки моего "любимого" плана, я выкачал всю имеющуюся в игле эссенцию, тем самым угробив оную иглу, заключил эту эссенцию в крепкую клетку из эссенции нейтральной (при этом сохранив высочайшее "давление" в новом сосуде), прикрепил получившуюся бомбу к несчастной зверушке, тем самым смертельно зверушку искалечив, да и выпнул ее пинком в реальный мир. Выпнул прямо внутри барьера, размазав сущность твари по тому самому барьеру, тем самым освобождая заключенную бомбу.

Тень выпала в реальность и лопнула как раз внутри мертвой машины, подпалив задницу перевертышу до самого мозга. С его регенерацией и обеспечиваемой татуировками сопротивляемостью, он имел все шансы пережить сжигание до костей, причем даже не один раз. Но поражение эссенциями, да еще и с планарной поддержкой считается одним из самых нелюбимых регенераторами трюков. Именно отсюда вытекает, например, уязвимость болотных огров перед алхимическими кислотами или даже неприятие серебра нежитью. Бедный мишка-каннибал, - вот не сомневаюсь, что людишек он сожрал в своей жизни как бы ни больше, чем я бургеров, - вопил секунды полторы, а потом испепелило легкие, глотку и все остальное тело. К тому моменту, когда вопль затих, пламя залило разом все пространство барьера, превратив надежное убежище в образец крематория, но радовался я рано.