А ведь недавно она также сидела на крыльце и плела Ярику оберег от всякой хвори, с любовью завязывала каждый узелок, подбирала самые сильные камушки, чтобы точно оберег сработал, уберёг…

На колени забрался кот, уткнулся мордочкой в ладони, привлекая к себе внимание. Он не мяукал как обычно, не тёрся о ноги, а просто тихо уселся на коленях, будто чувствовал, что его хозяйке сейчас непросто.

Чуть улыбнувшись, Власа ласково провела рукой по мягкой шёрстке.

— Хороший ты мой. Вот действительно меня любишь, не то, что другие. И не предашь никогда, — тихо прошептала Власа, поглаживая кота, который довольно заурчал. Рядом с Мурчиком даже на душе как-то посветлело, верно же говорят, что всегда легче, если рядом есть живая душа.

— Если бы ты знал, Мурчик, как я хочу уехать отсюда, сбежать навсегда. От всех этих людей, от тьмы, что преследует по пятам… Вот если бы не наставница, ни за что не осталась здесь! Уехала в город, а там глядишь и жизнь новую начала, где никто меня не знает, не смотрит косо вслед. Может счастье своё нашла, — тихо рассказала Власа и вздохнула. — Хотя, что я болтаю? Как будто в городе я кому-то нужна. Без родни, без приданого.

Власа замолкла, увидев Зарину, которая медленно брела к дому. Вид у знахарки был на редкость угрюмый.

— Что староста решил? — встрепенулась Власа, когда Зарина миновала калитку.

— В деревню тебе больше хода нет. Ещё раз там появишься — самосуд устроят без жалости всякой, так и знай, — мрачно бросила Зарина и прошла мимо Власы в дом.

— Вот как…

Власа некоторое время постояла, обдумывая услышанное, а потом решила:

— А ну и леший с ними! Не хотят и не надо, мне и самой не больно хочется ходить в деревню. Обойдусь.

— Ну и дурёха же ты… — услышала она укоризненный вздох Зарины из дома. — Думаешь, хорошо всю жизнь на отшибе сидеть? Я думала, ты знахаркой будешь как я, людей лечить станешь. Да только люди к тебе идти не станут, лучше за рекой знахарку другую найдут, чем в твой дом постучат.

— Ну и пусть. Не хотят и не надо.

— Вот же глупая! Мы живём за счёт знахарства, нам люди еду дают, вещи, утварь какую… Без этого тяжко здесь будет, очень тяжко. А, что ты понимаешь, — устало махнула Зарина рукой и скрылась в доме.

— Не моя вина, что люди с рождения ненавидят меня. Будто я и вправду проклятая, и не дитё человеческое вовсе, — с обидой крикнула Власа. — А тебя они принимают. И не говорят так, как обо мне!

— Потому что я не ведьма. Нет у меня силы такой, крохи одни. А у тебя есть, и они это чувствуют.

Чёрная ночь сомкнулась над Власой, ветви деревьев скрыли небо, тьма заклубилась по краям поляны. До боли, до ужаса знакомой поляны, где уже не было белоснежных цветов, только колкие растения впивались в кожу.

Власа лежала поляне, глядя в чёрное небо, и сил не хватало подняться. Их не было даже для того, чтобы пошевелиться — тело её не слушалось.

С другого конца поляны послышалось знакомое шипение — неведомая тварь из леса приближалась.

Задыхаясь от страха, Власа судорожно дёрнулась и почувствовала, как корни снова начали оплетать её, мягко, но крепко спутывать в плотный кокон.

«Вот ты и в ловуш-ш-шке… Теперь не сбежиш-шь».

Власа попыталась призвать силу через серебряную птицу, которая спаса её в прошлый раз. Оберег не отозвался. Словно и он решил отречься от Власы, лишив её силы рода…

Со стороны леса послышался смех, холодный, нечеловеческий, торжествующий.

Власа закричала, рванулась из пут, в который раз призывая силу оберега, но внутри была только пустота, а серебряная птица на груди холодила кожу словно лёд.

Смех повторился совсем рядом, над Власой нависла могучая тень. Она увидела два жёлтых пылающих глаза и лицо похожее на маску, выточенную из древесной коры. Волосы были сплетённые из тонких ветвей, а рот, полный острых треугольных зубов, растянулся в жуткой, коварной усмешке.

«Теперь ты моя… навечно!»

Власа проснулась от собственного крика в холодном поту. Знакомые стены дома с развешанной утварью, лунный свет разливается по полу через приоткрытые ставни.

Она и вправду дома…

В панике поднявшись, Власа дрожащими руками закрыла ставни, чтобы лунный свет не проникал вовнутрь. Словно зло какое в этом свете таилось… Переведя дыхание и успокоив колотящееся сердце, она в потёмках стала наощупь зажигать лучину.

Только перед Власой вспыхнул огонёк света, как за спиной раздался скрип половиц. В страхе отшатнувшись, она, защищаясь, выставила перед собой лучину, как будто меч.

— Ты что творишь⁈ Чуть рубаху мне не подожгла! — прищурилась Зарина, невольно отшатнувшись, чтобы лучина не подпалила ей ворот рубахи. — Рассудком повредилась⁈

— Ой, наставница, — виновато опустила руку Власа, потупив взгляд. — Я думала, в дом кто-то чужой забрался.

— И потому так раскричалась средь ночи? — Зарина смерила Власу хмурым взглядом.

Тени отступили, спрятались в тёмных углах от света лучины. Вроде и не страшно уж совсем сделалось. Устыдилась Власа, что разбудила знахарку, кивнула убито.

— Мне сон дурной приснился.

И вот ведь странно, в комнате и амулеты, и обереги от дурного сна висят, от духов тёмных, всегда помогали, а тут…

Власа застыла. Только теперь она увидела, что те обереги, что лежат на полу, как будто кто-то сорвал их неведомой рукой. А ведь ещё с вечера они все были на месте.

— Защитные обереги будто уронил кто-то, — Власа растерянно подошла к кровати. Подобрала один, что сплетён был из тонких нитей и украшен перьями для защиты от кошмаров.

Зарина следила за её действиями, застыв на месте, как истукан. Лицо её напряглось, глаза расширились то ли от страха, то ли от изумления. Медленно двинувшись вперёд, знахарка подошла к упавшим оберегам.

— Что тебе снилось? — голос Зарина прозвучал неожиданно глухо.

На мгновение Власа замялась с ответом, потом призналась.

— Черномар и поляна, где я нашла ведьмины слёзы, — со страхом ответила Власа. Поведение Зарины начинало не на шутку её пугать.

— Зовёт он тебя. Говорила же, если жертву выберет — просто так не отпустит. Только вот не думала, что Черномар такую силу имеет, — последние слова наставница произнесла еле слышно и тяжело вздохнула.

По спине Власы прошёл мороз. Внутри всё сжалось от ужаса. Неужто это чудовище было где-то здесь, так близко? Нет, нет… даже думать страшно.

— Наставница, что же делать? — всхлипнула Власа, чувствуя, как её начинает колотить мелкая дрожь. Только сейчас она осознала, в какую беду угодила. Что же теперь делать-то?

Власа вспомнила про домового, который должен был оберегать дом от всякого зла.

— Запечник, где ты? — тихонько позвала она, приблизившись к печке. — Запечник, беда на пороге, где ты?

Она заглянула за печку, но там никого не было. Вспомнив про сахарок, Власа спешно взяла кусочек и попыталась выманить домового на угощение, только е отозвался он.

— Не покажется он сегодня. Эта нечисть не по силам ему, не сдюжить, — со вздохом заключила Зарина, наблюдая за отчаянными попытками Власы найти домовёнка. — Как бы не ушёл он от нас… Дом-то наш сейчас поди опасней, чем лес.

— Запечкин! — последний раз позвала Власа и, всхлипнув, села на стул. Не хватало только в такой тяжёлый момент домовёнка потерять… неужто и правда уйти может, так его Черномар напугает?

Неожиданно кто-то осторожно забрал из её опущенной руки сахарок.

— Здеся я, куда ж без вас-то? — услышала она грустный, чуть испуганный голос Запечкина. — Только права она, не сдюжить мне с тьмой этой… не по силам дом защитить…

Послышались удаляющиеся к печи шажочки.

Зарина тяжело вздохнула, потёрла переносицу и решительно сказала Власе:

— Через два часа рассвет. Собери все обереги и отнеси на речку, промыть их надо в проточной воде. Смыть всю тьму, силу недобрую и зарядить заново, — распорядилась она и сняла со своей шеи оберег с алым камнем посередине. — Это тебе. Без него из дома не выходи.