Из кляксы выросла фигура. Она не вырывалась руками, как предыдущие, не вселяла ужас появлением, а как будто просто воспарила снизу. Это была женщина в разорванном домотканом платье с истлевшей истрёпанной петлей висельника на шее. Антон на неё не смотрел, продолжая следить за девочкой.

На лице ребёнка на миг отразилось удивление, быстро сменившееся промелькнувшим испугом.

— Ну, чего ты, — как ни в чём не бывало продолжил Тёмный. Уголки его губ дрогнули в намёке на усмешку. — Тебе же нравятся эманации души, ты питаешься страданиями. Поэтому и не убил ребёнка сразу. Наслаждался её ужасом, метаниями, острой надеждой, что кто-нибудь придёт её спасти. И чёрным отчаянием, когда Светлый в панике унёс оттуда свою трусливую задницу, бросив ребёнка умирать. Что ж, — он обвёл комнату взглядом. — Приятного аппетита.

Его глаза закатились, вновь становясь абсолютно белыми, а женщина перед ним вдруг ласково запела. Звук мягкого голоса, казалось, звучал прямо в голове каждого. Её тело пошло рябью, будто тронутая ветром гладь воды.

Она приветственно распахнула руки, и души умерших, что призвал астральный сонм, пошли к ней, опустив головы, как нерадивые дети, возвращающиеся к матери. И она принимала их, продолжая манить песней, сотканной из обещания покоя.

Лебедева поражённо наблюдала, как трупы исчезают в её объятиях, а Хризалида за спиной Антона окаменела, но при этом её глаза странно блестели.

Собрав жатву и приняв в свои руки все ожившие трупы, призрак сложила ладони в молитвенном жесте и исчезла, растаяв в воздухе.

Дом пошёл ходуном, со стен посыпалась штукатурка, по ним пролегли глубокие чёрные трещины. Закачалась люстра, бросая на людей ломаные тени.

Девочка заметалась, но раскаленная нить держала её не хуже цепи. Она задёргала рукой, пытаясь вырваться, попробовала даже перегрызть нить, но это лишь добавило ей боли. Тварь внутри неё билась и кричала. Наконец девочка упала на пол, не в силах вырваться, её тело выгнулось истерической дугой, касаясь пола лишь пятками и затылком.

Бледный рот распахнулся, откуда-то изнутри раздался такой визг, что захотелось зажать уши руками. А через мгновение тело обмякло, упало на пол. Лебедева вытянула шею, наблюдая, как девочка начала меняться. На щёки вернулся лёгкий румянец, исчезла сетка вен под глазами, сами распахнутые глаза начали приобретать цвет, из них уходил туман.

Ресницы пришли в движение, девочка моргнула раз, другой.

— Мама? — раздался её слабый жалобный голосок. — Мама!

— Я тут, милая! — вот тут уж ничто не могло остановить или напугать Меньшикову, когда она со всех ног, поскальзываясь на полу, кинулась к дочери.

Женщина заключила девочку в объятия, приподняла над полом, укачивая и заливая вновь хлынувшими слезами. Только на этот раз уже слезами облегчения и радости.

Прошло несколько секунд, прежде чем Меньшиков почувствовала на себе чужое пристальное внимание. Подняв голову, она заметила уставший взгляд юноши, что непослушными пальцами отвязывал от своего запястья красную нить. Она оставила глубокий след на его коже.

— С ней же всё в порядке? — с испугом в глазах спросила Меньшикова.

— Да, — опустил веки Антон. — Теперь да. И простите за беспорядок, — он окинул взглядом разбитые окна и потрескавшиеся стены. Не говоря уже о сплошном хаосе, творившемся в комнате.

Не сдержавшись, Меньшикова поднялась и потянулась к нему, заключая его в крепкие объятия вместе с мало что понимающей дочерью.

— Спасибо тебе… Спасибо… — шептала она, а Антон чувствовал, как по его шее текут её горячие слёзы.

Лебедева приблизилась к отошедшей в сторону целительнице.

— Что это было? — спросила она с жадным интересом. — Кем был этот последний призрак? Он что-то значит?

— Значит, — тихо ответила Хризалида, смахивая слезу. — Он значит, что, достигнув дна, Антону пришлось от него оттолкнуться.

Духи любопытны, их мир бесконечно огромен и бесконечно мал одновременно. Не имея собственной жизненной силы, они подсматривают за жизнью, текущей в обоих мирах: и в мире инферно, и в нашем мире.

На первый взгляд духи кажутся беспорядочной разрозненной массой, которая просто существует в пустоте, атакуя тех, кто рискует потревожить её безмятежный покой. Но это лишь обманчивое первое впечатление новичка, впервые вышедшего в межмирье. Те, кто бывал в астрале не один раз, знают, что среди духов существует определённая и довольно строгая иерархия, они не одинаковы между собой. Как и в любой общности, здесь тоже был тот, кто являлся центром, точкой притяжения духов в каждой конкретной области.

Разлом Меньшиковых ещё в тот первый раз показался мне крайне любопытным. Энергия, которая там собиралась, искала выход, и я дал ей его, появившись в нужное время в нужном месте. Сколько это спасло жизней, сказать было сложно, но тот разрыв мог стать гораздо более существенным, нежели последние два в студенческом городке и императорском зале во время бала. Духи которые могли вылезти из него это не преследующие свои цели демоны, это ураган, неконтролируемый неукротимый.

Но процесс накопления энергии я остановить не мог, и по какой-то причине он ускорился, расширился, довольно скоро прорыв стал неизбежен.

Ветви мироздания, нити, которые плотной сеткой пронизывают всю планету, похожи на океанические течения. Они могут не менять своего маршрута и расположения веками, тысячелетиями, но когда это всё-таки происходит, создаются места пересечения, где концентрация силы становится такой высокой, что открываются окна в другие измерения. Если пересеклись тонкие нити, отлично. Если же пересекуться целые потоки… Что ж, когда-то они пересеклись. Человечество запомнило этот день навсегда, обозвав его «лучом заката», первым днём «эпохи заката», когда люди поняли, что гегемонии конец. Пришли демоны и разрозненным народам пришлось установить перемирие.

Именно такое окно и открылось в разломе Меньшиковых, прорывы здесь были делом постоянным, другой вопрос, что подобных по силе раньше не случалось, видимо гнойник давно не чистили.

Количества духов, что тут собралось, хватило бы на то, чтобы не оставить от Новгорода камня на камне. Стоит выпустить всё это колышущееся море злобных голодных духов, и всё население города и ближайших земель будет разорвано на части и банально сожрано.

Уверен, даже инферны не сунулись бы сюда сейчас, слишком опасно. Дураков среди них тоже было немного.

Но появился я, вторгнувшись в измерение сущностей, которые считают таких смельчаков десертом. А до этого Светлый, чей скормленный общности дух взбаламутил и так неспокойных жителей астрала.

Сейчас вокруг меня кружили тени тысяч и тысяч существ, от мала до велика. Я чувствовал исходящую от них злобу, больной неутолимый голод, но они пока лишь летали рядом, обжигаемые магией плаща.

Ненавидели они меня не только за это, а ещё за то, что я не позволял им продолжать атаковать девочку. Духи растягивали удовольствие, пытали, а, может, просто практично выжимали всё из духовной части этого маленького человека. Сначала страх, затем боль, а на десерт они бы поглотили саму суть ребёнка, высосав досуха. В этой энергетически бесплотной пустоте любая сила была для них на вес золота.

Я обновил кокон, тени сгустились вокруг меня, раскрыли пасти, засверкали горящими глазами. Духи могут принимать любую форму, но эти почему-то придерживались классики, создавая себе образ, способный вызвать мурашки у любого здравомыслящего человека.

Только вот здравомыслие и мой характер — это те слова, которые не встречались в границах одного предложения уже очень и очень давно.

Я парил в пространстве, отделяя собирающийся сонм от девочки, повязанный с ней красной нитью, что привела меня сразу сюда, в слои третьего мира. Хоть не пришлось метаться по всему ближайшему астралу, и на том спасибо.

Духи кружили вокруг, осторожно пробуя новый кокон на зуб и вкус. Видимо, запомнили, что произошло при прорыве прошлого, и закономерно опасались, но голод гнал и на свет моей магической энергии. Проклятый плащ продолжал развеваться за моей спиной клубящейся тьмой, сверкающей росчерками силы внутри, как грозовое облако.