Я взвесил в руке небольшие тёмные камни и уже с интересом глянул на преподавателя. В моём времени минералами особенно никто не интересовался, не до них было. Так что информация была для меня новая.

— На трёхгранный камень вы должны будете завязать по одной функции. Каждый из вас, одарённых, как бы разносторонне развит ни был, всё равно больше тяготеет к чему-то одному, будь то огонь, астрал, вода, земля или ещё какая-нибудь стихия. Постарайтесь записать на камень проявление своего дара именно через эту стихию. Для работы вам будет необходимо взять камень в руки и запечатлеть на нём действие, то есть функцию, напитать её силой. Три грани камня — это возможность заложить три действия.

Я слушал, привыкая к новым определениям. В моё время подобные вещи назывались плетением, ещё раньше — заклинаниями, а в совсем тёмные времена — заговорами и проклятиями. Нынче вот, стали называть функцией.

— Действия, которые вы заложите в грани камня, могут быть как разными, так и одинаковыми, — продолжил профессор, вынимая реквизит: учебный камень, в котором талантливый в иллюзиях студент когда-то заложил образ плетения.

Потёмкин установил камень на стол, и перед нами развернулась сияющая проекция. Полупрозрачное изображение трёхгранного камня, медленно поворачивающегося в воздухе. Приятный мужской голос начал свой рассказ о том, что каждый камень обладает определённой ёмкостью, от которой зависит объём артефакта, а значит и сила функции, который можно в него заложить. Также, оказалось, что не все стихии закладываются одинаково, для каждой был свой определённый алгоритм, чем-то похожий на остальные, но с некоторыми отличиями. Причём только одарённые высшего уровня могли создавать стихии из чистой энергии. Нам же, студентам первого курса, планировалось раздать источники стихий — зажжённую свечу, чашу с водой и прочие необходимые вещи.

— Дамы и господа, вопросы есть? — уточнил Потёмкин, когда запись закончилась, а камень вновь исчез в складках плаща профессора.

Вопросов пока что ни у кого не было. Так что каждому из нас достался источник стихии, лично мне на стол поставили свечу с колыхающимся язычком пламени. Что ж, огонь я действительно любил, поэтому не прогадали. Не то чтобы я собирался ею пользоваться, но всё-таки, чтобы сэкономить энергию, можно и лицо сделать попроще.

Взяв холодный камень в руки, я постарался отбросить посторонние мысли. А они так и норовили забраться в голову: за всю лекцию я время от времени бросал взгляды на телефон, но ни звонка, ни ответного сообщения от Лебедевой не приходило. Этот факт начинал нервировать меня всё больше. Частично успокаивало, конечно, что ушла она не одна, а с тем же Светлым. Даже тот факт, что он когда-то повернулся ко мне спиной, никак не сказался на его способностях, он оставался паладином с девятью звездами. Не думаю, что за прошедшие годы Светлов стал неспособен постоять за себя и за пару смертных, но всё равно было как-то тревожно.

Усилием воли, я заставил себя мысленно вернуться к заданию. Повертел камень в руках, отмечая, как быстро он нагрелся от моих прикосновений. Сжал, прогоняя через него силу, представил огонь, свеча дрогнула и погасла, но вместо типичного воплощения, поместил кусочек стихии в камень. Тот ощутимо прибавил в тепле.

Потёмкин, медленно обходящий студентов и наблюдающий за процессом, дошёл до моего одинокого стола в тот момент, когда я уже вдоволь налюбовался помещённым в камень огнём и принялся за следующий носитель. Довольно хмыкнув, профессор продолжил своё шествие. А я до конца занятия заполнил ещё три камня огнём и, в качестве эксперимента, ещё и водой. Для меня такое было в новинку, процесс работы с трёхгранными камнями приносил какое-то странное успокоение. Это как заправлять автомобиль… Хотя странная ассоциация, тут если уж развивать мысль, мы заполняем автомобиль топливом для того, чтобы взорвать. Чем больше и чище бензин, тем сильнее будет взрыв.

Вторым занятием был как раз урок самого Потёмкина, который устроил нам допрос по бестиарию. Мне повезло, что профессор при выборе жертвы для очередного вопроса старательно обходил меня взглядом, за что ему большое человеческое спасибо. Всё занятие я успешно прикидывался ветошью и не отсвечивал, поэтому звонок воспринял как манну небесную.

Телефон всё молчал, на звонки Лебедева не отвечала, я уже сжимал несчастный аппарат до побеления пальцев. Кажется, я стал одержим одержимыми, иронично, ничего не скажешь. Надеялся, что немного сброшу напряжение у Серебрякова, к которому далее следовал наш курс, но был послан. Причём буквально, преподаватель открытым текстом заявил, что в этом лягушатнике мне делать нечего, специально задание мне выдадут позже, а сейчас я могу быть свободен и топать на все четыре стороны.

Под завистливые взгляды однокурсников я покинул тренировочный полигон.

Не зная, куда себя деть, рванул в порт, надеясь, что там смогу загрузить себя работой. Но, добравшись до кабинета и сев в кресло управляющего, понял, что ошибся. Голова просто трещала от мыслей об одержимой девочке. Что там такое происходит, что даже при наличии паладина с девятой звездой они до сих пор не справились⁈

Я пытался что-то делать, вставать, ходить, но в итоге метался как тигр в клетке. Предчувствие о чём-то мрачном, надвигающемся на всех нас, не опускало.

Поэтому зверем кинулся к вдруг звякнувшему телефону. Хвала всем тем богам, в которых я не верю, это была Лебедева! Я открыл сообщение и нахмурился.

«Всё плохо, девочку не спасти».

И даже в этом коротком тексте я иррационально чувствовал усталость Оксаны. Почему-то мне показалось, что она до сих пор не ложилась. Меня такая обречённость не устраивала. Правда, если девочка там уже прахом опала, то и от меня толку не будет. Но, судя по сообщению, всё ещё не настолько плохо.

— «Пришли фото» — написал я и принялся ждать.

Спустя полчаса, в ответ прилетел снимок. На фотографии было видно тело девочки лет так восьми, может, десяти, я плохо разбирался в возрасте маленьких детей. Но суть была не в этом, а в том, что всей видимой бледной коже расползались отвратительные тёмные пятна с рваными краями и жёлтой окантовкой. Очень характерный признак одной старой болячки, которую мне приходилось видеть в былые времена. Только вот даже тогда неизлечимой она не была. Стоило прояснить только один момент. И то так, больше на всякий случай.

— «Опиши её глаза», — попросил я Лебедеву.

— «Глаза у неё закрыты», — прилетел короткий ответ Оксаны.

— «Подними ей веки!» — мой зубовный скрежет, должно быть, было слышно из-за закрытой двери кабинета.

— «Здесь Светлый».

Спасибо, а то я не помнил, кто с тобой пошёл!

— «Я не об этом просил».

Через несколько минут, в течение которых я чуть не начал посылать молнии в стены, наконец телефон звякнул в очередной раз:

— «Белесые, как будто бельмо на них, зрачки еле угадываются и очень широкие».

Да, вот и он, последний недостающий штрих и то, что мне нужно было, чтобы исключить вторжение моих новых змеиных знакомых.

— «Я знаю, что это!».

Подождав пару минут, пока Лебедева выйдет из помещения, позвонил ей.

— Слушаю, — раздался её полный надежды, но невероятно усталый голос.

— Скажи Светлому, что астральное тело девочки находится в другом измерении, и атакам подвергается именно оно.

Оксана тут же сбросила звонок, я вернулся в кресло и сел ждать, уставившись невидящим взглядом в окно. В голове было тяжело и пусто одновременно. Тяжело от того, что девчонку было по своему жаль. Пусто же потому, что эта одержимость хоть и страшна по своей сути, но не имеет ничего общего с моими случаями.

Детская была буквально завалена всевозможными куклами и мягкими игрушками. Но при этом они не валялись, а были расставлены в особенном порядке, чтобы ни одна из игрушек не сидела одна. Сразу становилось понятно, что хозяйка очень любит своё плюшевое население.

Но сейчас небольшая, некогда светлая комната была переполнена скорбью. Бледная, почти сливающаяся с белыми простынями девочка лежала на кровати. Её тело с проступающими пятнами на коже мелко сотрясалось, дыхание было рваным и коротким, глаза закрыты, голова завалена набок.