— Болевой порог высокий? — коснулся пальцами руки. — Процедура неприятная, предупреждаю сразу.

— Выдержу, надеюсь. По крайней мере, тебе придётся выслушать меня, пока ты занят.

— Странный способ говорить с кем-то, — бросил в мою сторону недовольный взгляд. — Тогда, тебе повезло, что я не патологоанатом. Но знаешь, если ты пришла сюда, чтоб снова втягивать меня в твои сомнительные аферы, я пас. Не трудись, мнения своего не изменю. Ты больше никогда не переступишь порог моей квартиры.

— Вашей квартиры, — поправляю. — Но, всё же, попробую.

Я сняла пиджак, повесила его на спинку стула, и умостилась на уже знакомом кресле.

— Я сделаю тест на переносимость краски, — перчатки прошлись по коже. — И, надеюсь, ты алкоголь и обезболивающие препараты сегодня не принимала.

Надо признать, его манипуляции заставили меня напрячься. Неужели я серьезно решилась на это? Я была уверена, что он остановит меня. Ну, или вытолкает взашей из салона.

— Твой брат и я…

— Не желаю слушать. Сделай милость, посиди молча.

Фырчит и недовольно морщит нос. Найк нанёс небольшое количество краски на моё предплечье, снял перчатки и отодвинул свой стул от кресла. Ладно, зайдем с другой стороны.

— Я нашла твой рисунок, — долго всматриваюсь в знакомые черты, ища ответы на многочисленные вопросы.

— Какой ещё рисунок?

— Мой портрет.

Найк отвернул голову и оставил мою руку в покое. Очень не вовремя. Направился к шкафчику с баночками, мазями и инструментами.

— Не понимаю, о чём ты.

Голос даже не дрогнул, вот это выдержка у парня. И если бы сейчас этот рисунок не лежал в сумке, в самом деле, поверила бы ему. Надо же, врёт и не краснеет. Я встала, вытянула листок и положила его на стол, предварительно развернув.

— Вот он. Сходство поразительное. Смотри, даже родинка маленькая на щеке есть.

Мозг парня скрипел, придумывая оправдания. Я видела, как крутятся шестеренки в его голове.

— Где ты это взяла?

— Да какая разница, где? Где взяла, уже нет. Но его точно рисовал ты.

— Это абсолютно ничего не значит.

— Для тебя, может, и нет. Хотя, думаю, лукавишь, — сердце вдруг отчаянно громко забилось. — Не хочу, чтоб это был просто рисунок. Иначе мой стих будет казаться невероятной глупостью.

Наконец, Найк заметил, что на бумажке что-то написано. Забегал глазами по строчкам. Я видела, как его брови сошлись на переносице.

Случилось то, чего я ожидала меньше всего. Он резко порвал рисунок на мелкие-мелкие кусочки, бросил их в мусорную корзину и направился к выходу. Смотреть на это было невыносимо больно. Я здесь, понимаешь, гордость свою хороню, а он, значит, такие номера выкидывает? Ладно, последнее слово всё равно будет за мной. Даже если оно будет неприличным.

Я быстрым шагом направилась следом за ним. Нет, пусть он объяснит, за что он так злится на меня? Что я сделала ему?

Застала парня на лице, с сигаретой в руках. На минуту мы сцепились друг с другом взглядами, не произнося при этом ни звука. Лишь спустя время, я сделала шаг в его сторону.

— Нет! — вытянул вперед руку, будто я собиралась броситься ему на шею. — Уходи. Ты одна большая избалованная и эгоистичная проблема. Ты не думаешь о чувствах других людей. Не интересуешься чужим мнением. Захотелось тебе мной поиграть? Не получится. И брата в обиду не дам, даже не рассчитывай.

Глаза злющие, колкие. Ощетинился. Смотрит, как на ядовитую особь.

— Не шипи на меня, — топнула ногой. — Я тебе, между прочим, ничего плохого не сделала. Тебе не за что меня ненавидеть. Я пыталась понять твой мир и даже с братом подружилась. Ты же дружбу мне свою предлагал, а теперь что? Обиделся на меня, не пойми за что! А я хотела бы, может, стать ближе к девушке на портрете. Зря ты его порвал. Я нравилась себе на нём.

— Тебе не стоит принимать его близко к сердцу. Смысла в нём нет, не ищи.

Злость закипала внутри и клокотала в висках. Держать себя в руках становилось всё сложнее, но я старалась сдерживать свой порыв послать его к чертям. Потому, что он мне оттуда даже не позвонит.

— Как скажешь, — процедила сквозь зубы. — Так ты сделаешь мне тату?

— Несмотря на то, что я сказал?

— Да. Я едва решилась на это, а я привыкла идти до конца.

Одним резким движением Найк отправил окурок в урну и жестом пригласил меня вернуться в салон. Шёл молча, в таком же полном безмолвии привел меня в кабинет и тут же деловито начал натягивать перчатки. Как-то мне не понравилась эта резкая перемена настроения. Не дай бог, конечно, сейчас ещё придушит меня этими ручками в чёрных латексных перчатках.

Найк подошел ко мне вплотную и потянулся к руке. Провел пальцами по коже, которая тут же покрылась мелкими мурашками.

— На первый взгляд, аллергии нет. Лучше, конечно, последить за реакцией пару недель, но ждать ты, как я понимаю, не собираешься? Так что ты хочешь, чтоб я наколол?

— Фразу на латыни: «Через тернии к звёздам». Вот здесь, — показываю место на руке. — Ты не смотришь.

Я видела, как зрачки в глазах парня расширились, хотя на его лице не дрогнул ни один мускул. Он втянул нижнюю губу в рот и едва заметно прикусил. Я наивно полагала, что вот-вот стена, ним воздвигнутая между нами, падет, и он сделает шаг навстречу. Но, нет, этого толстокожего упрямца выковырять из его раковины не так-то просто.

— Ты можешь выбрать другую фразу. Я покажу тебе каталог.

Найк сделал шаг в сторону, чтоб взять со стола эскизы, но я успела перехватить рукав его черной футболки и остановить.

— Не хочу другую, мне нужна эта, — заупрямилась. — Мне с нею всю жизнь потом ходить. Это ведь не смывается, да?

— Вывести её будет не просто.

— А я и не хочу… просто.

Я ждала его дальнейшей реакции, как приговора. И это было так странно. Я ведь всегда была такой горделивой, даже надменной. Никогда и вида не подавала, даже если мне кто-то нравился. Сколько же я тайно томно вздыхала по Нагорному, одной лишь моей лучшей подруге известно. А тут… стелюсь перед ним, выпрашивая снисхождения. И мне даже ничуть не стыдно или неловко. Наверное, это потому, что я понимаю, что я сама перед ним виновата.

— Ты не должна этого делать. Мы можем просто поговорить, если ты за этим пришла. Ты ведь всё равно не уйдешь просто так, верно?

Уйду, конечно, если прогонишь. Но мне этого совсем не хочется.

— Не отговаривай меня. Я всё равно это сделаю. Тебе деньги разве не нужны?

— Нужны, конечно, — Найк придвинул к креслу небольшой столик и уселся со мной рядом, на стул. — Будет больно первые десять-пятнадцать минут. Я не знаю твоего болевого порога, поэтому будь готова, что процедура эта может быть неприятной. И постарайся не дергаться.

Он бережно протер небольшой участок кожи тампоном, который резко пах антисептиком, и распылил на кожу средство из ярко-голубой баночки. Когда кожа немного подсохла, Найк склонился над моей рукой с прибором, больше похожим на пистолет и принялся за работу. Слезы брызнули из глаз, когда тонкая иголочка проникла под кожу. Терпимо, но всё же болезненно. Надеюсь, эта фраза на латыни достаточно короткая.

— Не смотри на иглу. Лучше говори о чём-нибудь. Не сосредотачивайся на боли.

Его пальцы уверенно приносили мне боль. Кажется, ему это даже приносило удовольствие.

— Я не знаю, что говорить.

— Правду. Что за игру ты затеяла. Жажду подробностей.

Найк на секунду оторвал внимательный взгляд от моей руки и в упор посмотрел мне в глаза. Мол, врать бесполезно. А я и не собиралась вовсе. Лисьи глаза прожигали, а их холодный блеск пробирал до костей.

— Ты первый мужчина, кому я позволяю делать себе больно, — поморщила нос и вцепилась пальцами в ручку кресла.

— Это честь для меня. Дата в календаре будет отмечена и повешена над кроватью.

Скалится. Ёрничает. Даже если злится на меня, уже хорошо. Всё же лучше, чем холодное равнодушие.

— Как Дэн поживает? — спросила, вполне миролюбиво.