После переезда в г. Ярославль сначала при каждом удобном случае ездила в г. Горький домой, сейчас езжу в гости к маме и сестре. Поэтому любая малость, связанная с моим родным Н. Новгородом, не проходит мимо меня, интересует любая информация.

Вот и Ваш рассказ, да и адрес был мной отмечен. В г. Кстове я не была, но слышала много хорошего от своих соучениц.

Наш г. Ярославль имеет пять жилых районов, а наш Заволжский район, где я живу, расположен между двух сосновых боров на левом берегу р. Волги. Я сейчас живу на краю жилого квартала, в больших многонаселенных домах, но в нескольких метрах есть зеленые массивы, где растут кусты, деревья; сейчас май месяц наполнился в этой зелени таким нескончаемым гомоном птиц, а с некоторых пор трелями соловья. Соловьи поют и там и тут. Удивительно мелодичные звуки, трели, токанья — слушала бы их без конца и края.

В молодости с друзьями ходила в туристические походы. Как-то, в конце мая, были на озере Селигер в Калининской области, посещали место, где берет начало наша река Волга. Там дивная природа. Старались разбить лагерь на ночлег в самом живописном месте. Кругом буйное цветение сирени от кипенно-белого цвета до густо-сиреневого, кисти крупные, душистые, запах опьяняющий, а пение соловьев, как оркестр: на разные голоса — от низкого до самой небесной высоты. У всех у нас, участников похода, восторг, настроение ликующее, чувства самые высокие.

Еще один случай в памяти остался навсегда. Когда я оказалась в новом доме, в том самом Заволжского района, еще совсем необжитом, под окнами остался небольшой водоем, а попросту болотце. Весной, когда установилась теплая погода, все распахнули окна. Ночью жители большого многоэтажного дома были свидетелями необыкновенных звуков своеобразной музыки, где исполнителями оказались лягушки; вот уж солисты на удивление, многозвучные и активные. Кто посчитал, что оказался на необыкновенном концерте, а кто-то не спал, сердился за бессонную ночь.

Евгений Павлович, извините меня за многословие. Совсем для меня неожиданно получилось такое письмо, а хотела просто поблагодарить за Ваше чуткое отношение к природе, а значит, и добро к людям. Если посчитаете нужным, напишите мне.

До свидания, всего Вам доброго!

Лидия Анатольевна

27.05.04

Здравствуйте, Евгений Павлович!

Сердечное Вам спасибо за поэтическую миниатюру «Певунья». Единение с природой, прочувствование ее — это состояние души. Много лет преподавала русский и литературу, но оценку «5+» ставлю Вам, уважаемый Евгений Павлович.

К сожалению, я газету не выписываю, мне ее дарит одна добрая женщина, которая своим участием помогает мне жить. Что у Вас есть еще написанное? Пришлите, если сочтете нужным, весточку о себе. Я живу в общежитии, работаю в школе Ленинского района Нижнего.

Доброго здравия!

Творчества!

Понимания и тепла!

С уважением, Татьяна Серафимовна Адамова

29.05.04

Уважаемый Евгений Павлович!

Сердечно благодарим Вас за Ваш замечательный, искренний и очень добрый рассказ! Надеемся, что Вы и в дальнейшем будете делиться с нами Вашими наблюдениями за пернатыми.

Ждем от Вас новых работ. Сообщаем, что птицей 2000 года станет большая синица!

С уважением,

вице-президент Союза охраны птиц России

Галушин В.М.

Письма в мой адрес бывают разные: с благодарностями за написанное, с предложениями новых тем. А вот это, из Москвы, связанное с моей фамилией, — само по себе художественное произведение, которое я и решил включить в книгу (даю с незначительными сокращениями).

Здравствуйте, Евгений Павлович!

Оказалось, что написать о Жене непросто. Ну что тут такого — дали мне после стольких лет ожидания комнатку на семью из четырех человек в 1959 году. В квартире еще 6 семей, 24 человека.

Но дом и квартиры полны тайн и легенд. В конце теперь уже позапрошлого века построил миллионер Рябушинский для своей любовницы. Она жила в соседнем подъезде и тогда еще, правда, в одной комнате. А в нижней квартире жил адвокат. В 17-м году бежал, осталась только его домработница, жила в маленькой комнате, бывшей детской. В квартиру вселились самые разные люди: тетя Паша, ее муж, отличившийся на баррикадах в 1917. У них самая лучшая комната. Слесарь-сантехник вселился из подвала — ему чуть похуже. И так далее — Володя, рабочий с завода с семьей, врачиха недавно перед нами прибыла.

Сантехнику, по фамилии Молостов, было сказано, что на одного такой роскоши слишком, женись, а то выселим. И он привел жену — ходила бездомная с узелком. Бывшая провинциальная артистка. С гордостью уже старой старухи, с клюкой, парализованная, говорила мне: «Я была наложницей графа Лесовского». Сантехник спился и умер, а бывшая артистка с двумя детками, Ириной и Женей Молостовыми, продолжала жить в этой квартире. Ирина, когда я приехала в квартиру, жила в Киеве и была единственным в Союзе режиссером-женщиной в Киевском театре оперы и балета. Женя служил 6 лет на флоте, окончил МАИ и преподавал там же.

Квартира была похожа у нас на булгаковскую. Каждое утро просыпались от мата из кухни, не простого, а «фигурного» и длинного. Это Володя. В 6 утра вставала врачиха, помешанная на старости лет на микробах, кипятила большой чайник, выливала его на единственный кран и шла в туалет (тоже единственный). Следом вставал Володя, ему раньше всех на работу, хватался за кран, далее шел мат. Потом врачиха освобождала уборную и опять поливала кран, и опять Володя хватался за кран и опять — длинная «очередь» из мата. И так каждый день. Будильник был не нужен.

Когда в комнате Молостовых плакал двухлетний Алеша, тетя Паша ехидно замечала: «С голоду ребенок плачет, опять Светка (жена Жени) на обед готовит чай с колбасой». Вся квартира обожала Женечку и терпеть не могла Свету. Все по очереди рассказывали, как жила семья Молостовых после смерти слесаря-сантехника. Каждую субботу вечером устраивался прием. Собирались «гости» — человек 20, на стол подавались на блюдах жареные гуси и удивительные блюда — как у графа Лесовского. Пеклись пирожки, удивительные и невиданные. И это все в 30-е годы. Приглашались цыгане. Веселье на всю субботнюю ночь и воскресенье, с игрой в карты, под цыганский хор. Три дня семья доедала остатки, а потом мать начинала готовить для следующих «гостей». Ни один ресторан в то время ни такого угощения, ни развлечения предложить не мог. Отдавали полполучки, чтобы повеселиться, «как раньше», и весь месяц ждали «гости» возможности придти хоть еще разок к бывшей провинциальной артистке. Женя, уже будучи преподавателем, с тоской говорил: «Эх, у матери не было денег, а ведь меня брали в цыганский хор, нужно было заплатить».

Я познакомилась с Жениной матерью, когда она приехала из Киева от Ирины уже старой парализованной старухой на костылях, с распущенными седыми космами, ну точь-в-точь ведьма. Вот тогда она с гордостью представилась: «Я была наложницей графа Лесовского». И тотчас по телефону собрала стариков — человек 15, оставшихся в живых. И опять был пир, но, по свидетельству соседей, совсем не то, что раньше, но с гитарой, с пением и игрой в карты на всю ночь.

Света ненавидела свекровь и в дни ее приезда уходила из дома… Женя заходил в такие дни на кухню со словами: «Женщины, как у вас вкусно пахнет!» Все сразу веселели, говорили: «Женечка, ты только купи в “Рисунчатом” (магазины были по-своему именованы, вместо продмага №…) кусочек мяса, остальное мы дадим». И в кухне собирались все, кроме врачихи. В кастрюльке кипел суп, а Женя руководил удивительным хором. «На речке, на речке», — Женя только пальцем покажет, а Володя запевает. Дальше все: «На т-о-м бережочке». И тетя Паша с подголосками: «И-и-и-ой». Задействованы все, и мой муж, начисто лишенный слуха. А алкоголик Володя сразу трезвеет и басит. Дальше у Марусеньки моют и тело, и груди, но не вкладывая в это никакой сексуальности. Наверное, на флоте, где Женя руководил всей самодеятельностью, смысл воспринимался иначе. На кухне было особое единение, хотелось, чтобы мне разрешил подголосок или строчку пропеть. Песня была великолепная, хотя никаких репетиций не было. Без Жени никто не пел.