В 1952 году Зенон Филимонович окончил Томский политехнический институт по специальности «Теплоэнергетические установки». Через шесть лет защитил кандидатскую диссертацию без отрыва от производства, работал на Томской ТЭЦ-1. Позднее защитил докторскую диссертацию.

Зенон Филимонович опубликовал 160 научных работ, в том числе выпущенную Калининским политехническим институтом в 1969 году монографию «Тепловая экономичность энергосистем». И учебник «Теплоэнергетические установки и теплоснабжение», изданный в Москве «Энергоиздатом» в 1982 году.

Впервые придя к Зенону Филимоновичу, я увидел его двухкомнатную квартиру, как склад забитую книгами. Все стены в комнатах заставлены от пола до потолка полками, стеллажами и шкафами. Почти все книги и журналы технические, по специальности — теплоэнергетика, термодинамика. И всего несколько десятков книг поэзии и прозы.

Сейчас Зенон Филимонович работает профессором в Нижегородском государственном архитектурно-строительном университете. Он в хорошей творческой форме: за последние три года опубликовал 15 научных работ. Является автором 17 изобретений.

С 1982 года его основные усилия и научные публикации посвящены коренному обновлению основ термодинамики.

Зенону Филимоновичу Немцеву, доктору технических наук, профессору Нижегородского архитектурно-строительного университета, прислали из Международного биографического центра (Кембридж, Англия) Почетный диплом — «как признание выдающихся достижений в сфере молекулярной термодинамики и теплоэнергетики».

Об этом ученом я дважды писал в газете «Нижегородская правда». Его имя в энергетике известно еще с 50-х годов прошлого века, когда он сначала в кандидатской (1958 г.), а потом в докторской (1969 г.) диссертациях и, соответственно, в многочисленных публикациях доказал эффективность своих научных разработок, которые стали применяться и применяются до настоящего времени повсеместно. О своих научных исследованиях последнего времени З.Ф. Немцев регулярно докладывал на научных конференциях в Москве, Санкт-Петербурге, Волгодонске, Казани, Воронеже и других городах.

О сути своего открытия он говорит так:

— Еще в конце 19 столетия Фридрих Энгельс пришел к выводу, что появление молекулярно-кинетической теории составило эпоху в науке. По уравнению первого закона термодинамики можно заключить, что термодинамика держится на трех «китах»: энергии, работе, теплоте. А теория многие годы имела молекулярно-кинетические формулы только для одного из этих «китов» — для энергии, в разных ее частях и видах. Но не было молекулярно-кинетических формул для работы и теплоты. Эти формулы удалось наконец получить мне с соавторами только в конце XX века. В связи с важностью этого обстоятельства вопрос сейчас рассматривается на предмет выдачи мне с соавторами диплома на научное открытие.

— Зенон Филимонович, а что можно сказать о количестве изобретений и открытий в стране?

— На тысячи изобретений приходится примерно одно научное открытие. За всю историю существования нашего вуза разработано около тысячи изобретений и пока не было ни одного научного открытия.

«Нижегородская правда», 7 февраля 2004 г.

Стоял солнечный майский день. Я спустился от Высоковской церкви по лестнице вниз и на автобусной остановке услышал разговор пожилого мужчины с молодым человеком. Мужчина был небольшого роста, на вид не такой старый, но ему оказалось 74 года. Прислушался к нему и присел рядом. Он говорил, что живет сейчас на улице Овражной. Рядом с церковью. Родился и какое-то время жил в деревне Доёнки Линдовского района (теперь Борского), в четырех километрах от реки Линда.

Звать этого мужчину Сергеем Васильевичем Бузиловым, 1928 года рождения. Когда молодой человек, сидевший с ним по другую сторону от меня, сказал, что у нас в стране плохая, бедная жизнь, поэтому он сейчас учит английский язык, чтобы убежать в США, Сергей Васильевич ответил: «Не все знающие английский, мил человек, приживаются в Америке. У меня недавно в соседях сын учителя истории тоже позарился на Америку. Уехал. Занялся там коммерцией, но быстро обанкротился. И отец его оттуда еле вытащил».

Ветеран стал много рассказывать о трудных годах своей жизни. И втолковывал юноше, что не следует бросать свою Родину, тем более в лихолетье. Да, Сергей Васильевич оказался человеком оптимистичным.

На мой вопрос: знает ли он, от какого слова произошло название их деревни Доёнки, ответил: «В нашем колхозе было тогда всего пятьдесят коров, земля на полях бедная. Как ни старались ее унавозить, все равно урожаи были небольшие. А с населения налоги доили как с хорошей категории. Вот поэтому, наверно, и деревню назвали — Доёнки. От слова “доить”.

Рядом с нашей деревней стояла другая — Овсянниково. Она называлась в честь того, что там на каменистой и песчаной почве часто сеяли овес. Поля тоже удобряли навозом, в сухую погоду поливали из бочек и только в отдельный раз урожай овса собирали более-менее. Сеялок в то военное время у нас в колхозе не было. Все сеяли вручную».

Сергей Васильевич встал со скамьи и стал показывать, как он тогда сеял рожь. Свой показ сопровождал объяснением: «Так вот, значит, левую ногу надо ставить вперед, правой рукой лезть в сетево за зерном. Потом правой ногой ступать — равнять ее с левой. Левую ногу опять вперед. И в это время взятую в ладони рожь бросать не на землю, а о сетево, от него зерна и разлетались».

Молодой человек спросил: «А что такое сетево?» — «Да это емкость наподобие лукошка, бечевка, привязанная к нему, одевается на шею сеятеля». — «Да, работенка — не позавидуешь», — проговорил парень. — «Для тех лет работа самая настоящая, колхозная, — сказал в ответ Сергей Васильевич. — А что было делать, какие-никакие, а урожаи собирали. Жить-то надо было как-то. А вот в 1943 году у нас выпал сильный град с дождем, измолотил на поле всю рожь и смыл ее в ближайшую реку Алсома. И все наши труды пошли прахом. Старики, которые меня учили сеять, тяжело переживали это событие. Сейчас каждую беду запивают вином, а тогда страдали трезвыми».

Парень предложил Сергею Васильевичу закурить. «Не-ет, — отмахнулся он. — Не курю и тебе не советую!» — «А как вы жили в неурожайные годы?» — поинтересовался молодой человек. «За картошкой и дурандой ездили в Шахунью и Семеново. Дуранду ели вместо хлеба. Нам всегда старались всучить какую-нибудь устарелую, негодную. Дуранда льняная была самая хорошая, но дорого стоила. И нам она редко доставалась. Чаще всего мы покупали шелуху от пшеницы. Свиньи ее не ели, а мы — за милую душу. Один раз, накопив денег, поехали с дедушкой в Горький за рожью. Нас один гражданин привел на свою квартиру, она у него была рядом с мельницей. Взвесил нам пуд. Мы вышли, чувствуем, чего-то маловато. В другом месте перевесили, оказалось 11 килограмм. Вернулись, а на его квартире уже висел замок. Сосед сказал, что его теперь долго не будет, куда-то уехал. И мы ушли. Мне в ту пору было 15 лет, а деду — под 80. Чего таких-то не обмануть». Сергей Васильевич ненадолго умолк, затем добавил: «Ворюг-то и тогда много было».

«Ты один жил у родителей-то?» — спросил его парень. «Нет. Еще два брата: Леонтий с 1912 года да Тимофей с четырнадцатого. Оба прошли две войны: Финскую и Отечественную. От первой они уже были инвалидами второй группы. Леонтия из миномета ранило в грудь. Когда оперировали, два ребра из спины убрали, чтобы достать осколок. У Тимофея обе ноги очередью из пулемета прострелили».

«Ты мне, дед, мозги-то не пудри, — смеясь, сказал парень. — Как же у тебя братья-инвалиды воевали в Отечественную?» — «А зачем мне, сынок, мозги-то тебе пудрить? Не хочешь, не верь. Но знай, что немец-то на нас напал внезапно. Дошел аж до самой Москвы. Была спешка. Братьев увезли воевать и не спросили. Леонтию приказали грузить бомбы на самолеты-бомбардировщики. И он грузил. Потом увидели, что это ему не под силу, прислали замену, стал с фронта в штаб важные письма на велосипеде возить. Штабу-то надо было знать, как идут дела на фронте. А на Тимофея посмотрели, увидали, что он на обе ноги хромает, сразу же послали учиться на радиста. Выучили и отправили в прифронтовой штаб под Ленинградом. Домой писал, что вернется живым. Но при отступлении озверелый немец разбил их штаб. И похоронен Тимофей где-то у берега Невы. А вот Леонтий вернулся. Умер дома. Так что, сынок, мы Родине отдали все, что могли. И тебе советую».