Идти в лес искать лося решили со стороны Дубенок. Стояли последние весенние дни. Как цыплята, всюду разбредшиеся, желтели одуванчики. Цвели сирень, рябина, акация. После утренней прохлады ярко блестела на солнце молодая листва. На радостях, что встретил человека, сведущего в природоведении, я задавал ему множество вопросов и удивлялся, что на каждый он давал исчерпывающий ответ.

Войдя в лес, Иван Селиверстович замечал всякую мелочь. Он сорвал ландыш, понюхал и рассказал мне о нем целую историю.

«Поскольку у ландыша листья похожи на уши лани, народ и назвал его таким именем — ландыш, то есть “оленье ушко”. Понюхайте, как он приятно пахнет, — хитро улыбнулся Иван Селиверстович, — а ведь от его нежного запаха погибают многие цветы. Но некоторым он на пользу. Например, жасмину. Он по соседству с ландышем не так быстро вянет. В свою очередь, и у ландыша рядом с жасмином запах усиливается, — и уже как бы с наставлением продолжил: — У ландыша очень сложная корневая система: выдернув один цветок, можешь нарушить питание других. Поэтому рвать его надо с осторожностью, иначе он может исчезнуть. Ландыш ведь ценен не только из-за своей красоты и нежного аромата. В народной медицине его употребляют как лекарство от многих заболеваний».

Весь большой и малый лес мы прошли, но лося так и не встретили. Я думал: «Не поверит мне Тарасов, что водятся тут лоси». Однако мой спутник, как мудрый и много поживший на свете человек, заметил следы пребывания зверя и предупредил: «Сохатый только с виду кажется мирным животным, но не надо забывать — это зверь. Увидев его, надо быть осторожным. Мне тоже приходилось встречаться, — сказал он, — и с лосем, и даже с медведем, но, слава Богу, расходились с миром».

И.С. Тарасову в ту пору было уже за семьдесят. Спускаясь к долу, я старался поддержать его под руку, но он, вероятно, чувствуя в себе еще достаточно силы и ловкости, пренебрегал моей помощью.

Так завершилась наша первая встреча.

Потом я узнал, что Иван Селиверстович родился в г. Горьком 1 мая 1906 года. Окончил педагогический институт, два года отработал в одной из школ города Горького преподавателем русского языка и литературы. Затем работал в многотиражных заводских газетах, в свободное время увлекался охотой и рыбалкой. Вел дневник. После выхода на пенсию стал чаще ездить в ветлужские и семеновские леса и на озера. Любил собак. Часто рассказывал о своем ирландском сеттере Джеке. Свои зарисовки-миниатюры публиковал не только под своей фамилией. Был у него псевдоним Д. Ольгин, что означало «дедушка Ольгин». В честь своей маленькой внучки Оленьки, в которой души не чаял. Теперь у Оли сынишке уже четыре годика.

Ушел из жизни Иван Селиверстович в 1985 году, не дожив одного месяца до своего восьмидесятилетия. Если бы Тарасов был сейчас жив, он бы обязательно издал за свой счет книгу зарисовок. Однажды он мне показывал около сотни газетных публикаций. Я тогда, в доперестроечное время, писал по этому поводу в наше книжное издательство письмо. Но ответа не получил.

4.11.2000 г.

3 августа — день рождения известного актера театра и кино Вацлава Яновича Дворжецкого.

Много фильмов с его участием видел я за свою жизнь. Восхищался его талантом. И не чаял, что посчастливится мне познакомиться с ним.

В 1989 году в фойе Нижегородской телестудии я впервые увидел его — выше среднего роста, с ухоженной бородой. Он оживленно беседовал с какими-то должностными лицами. Я в восторге затеребил Юрия Михайловича Прохорова, диктора областного радио, с которым разговаривал: «Мне необходимо сейчас же познакомиться с Дворжецким! Иначе я больше его не встречу!» И был крайне удивлен, когда узнал, что Вацлав Янович живет не в Москве, как я думал, а у нас в Нижнем. Юрий Михайлович пообещал узнать его адрес. Через неделю я послал Вацлаву Яновичу письмо и в конце привел свое четверостишие.

Примерно через полгода получил от него фотографию, на которой он написал: «Дорогой Евгений Павлович! Опять перечитал Ваше письмо и стихи. Хороший Вы человек. Я в людях разбираюсь! Жизнь научила. Очень Вы мне симпатичны! Я был бы рад с Вами встретиться».

Предварительно созвонившись с известным артистом, я приехал к нему на квартиру. Жена Вацлава Яновича была в отъезде, он дома один. С ходу, без всяких церемоний, пригласил меня к столу.

В то время ему было без одного месяца 80, но производил впечатление бодрого и крепкого не по годам человека. Свой разговор начал с рыбалки. Сказал, что раньше ездил недалеко — на пруд к одной колхозной ферме. Природа там красивая. Но председатель колхоза взял и запретил ловлю. «А я рыбак только для удовольствия посидеть на бережку». Возмутившись, я начал говорить Вацлаву Яновичу, что напишу об этом факте в «Нижегородскую правду». «Ну, этого еще на хватало», — остудил меня артист.

За столом Вацлав Янович вспомнил сыновей Владислава и Евгения. Порадовался за младшего и пожалел старшего, который умер в молодые годы. «Вы же знаете, что он у меня был великолепным артистом! У него было большое будущее!» Говорил он о своих предках и о работе. «Вот отснимусь в последнем фильме и уйду куда-нибудь в леса или в горы. Постарел я. И жизнь для меня теперь стала неинтересной». Потом улыбнулся и рассказал случай.

«Недавно мы снимали фильм в Киеве. После съемок я ехал в автобусе и обратил внимание, что на меня одна женщина смотрит. Интересная такая. Я вышел, и она за мной. Подошла ближе и умоляюще произнесла: “Батюшка, благословите меня, пожалуйста!” Я сразу нашелся — благословил ее. Она меня с такой бородищей за священника приняла! Ну и пусть. Надо же было сделать ее душе облегчение!»

Вацлав Янович попросил меня почитать что-нибудь из моих стихов. Я начал:

Увидев удивленное лицо, я прекратил чтение.

«Вы верите в коммунистические идеалы?» — спросил он. (После от него узнал, что он отбывал 14 лет в лагерях). Я ответил: «Воспитан на них!» — «Ну, это все наносное и на вас не похоже. А вообще-то, каждый вправе жить как хочет. И так же выражать свои мысли».

Только закончил чтение, он мне сказал: «Природа, любовь, душа. Вот здесь — это вы! И не уходите от себя».

Позднее я, с разрешения Дворжецкого, это стихотворение посвятил ему и опубликовал его в многотиражной газете завода им. Орджоникидзе.

Мы заговорили о судьбе, о Боге. Вацлав Янович достал откуда-то книжку и дал мне прочитать цитату. Поскольку шрифт был очень мелкий, я без очков плохо разбирал буквы. Он, улыбнувшись, сказал: «Дайте-ка — я сам!» — и без очков прочитал. Для восьмидесятилетнего возраста зрение у него было сносное.

Вторая встреча с В.Я. Дворжецким у меня произошла года через два. Прочитал объявление: в областной библиотеке для слепых на ул. Варварской, д. 8 состоится встреча известного артиста России В.Я. Дворжецкого со зрителями, и пошел. Вацлав Янович сидел за столом недалеко от входной двери. Я заметил во взгляде актера лишь едва уловимую реакцию на мое приветствие.

«Почему он на этот раз холодно отнесся ко мне? Может, обиделся на что?» — этот вопрос я задал вслух своему приятелю, а сидящие рядом молодые девушки ответили: «Он же не видит!»