Ой, с этими заварниками столько у них с Димой происходило феерических историй! Ну, в прошлом будущем. Почти каждую неделю или две, придёшь к ним — новый заварник.

— Опять разбили?

— Ага.

То носик, то хвостик, то треснул, то ещё что. Им вообще смело можно было по любому поводу заварники дарить.

Раз прихожу — они такие довольные, новый заварничек моют. Металлический!

— Ну, всё! — сказала Аня, — Это нам навечно!

Через неделю прихожу — опять фарфоровый! Надо было видеть моё лицо.

— А железный, — говорю, — куда дели???

— А мы его уронили и наступили, — грустно сказала Аня, — Теперь он помялся и не закрывается.

Без комментариев, что называется…

Короче, договорились на берегу, что чаи доверим кому-нибудь более везучему на заварники, а Аня возьмёт на себя руководство командой покрасчиков.

Хорошо, что сегодня прям по-майски тепло, окна можно распозить, не задохнёмся.

В прицепе у нас лежал всякий ремонтный скарб: стремянка, валики, палки к ним, кисти, раскатки и всякое такое.

Мама сразу схватила какие-то сумки, ключи и бодрой рысью понеслась по уже знакомым коридорам в наш край. Василич со стремянкой потопал следом.

— Слушай, Вов, — предложила я, — А ты не хочешь к мужикам пойти с плиткой помочь? Ты вообще с плиткой как? Работал?

— Ну… В Железногорске ванную отделывали в новой квартире, но там больше папа.

— Вот. А тут нам кто будет? Я хочу, чтоб аккуратно. Посмотришь, подучишься.

Заодно и отношения завяжешь, кстати, — это я уж про себя подумала.

— А что, давай. Приедут — пойду к ним. А пока пошли белить.

И пошли мы белить. И клей для обоев замешивать, потому что клей я нашла только в одном варианте — такой, похожий на вату, пересыпанную желатиновым порошком. Его ещё надо было водой определённой температуры заливать и сутки настаивать, помешивая.

А Аня осталась за распорядителя-коменданта, потому как в клуб начали потихоньку стягиваться люди.

Через час приехали плиточники-отделочники, и Вовка ушёл туда. И всё равно за первый день мы успели и побелить нашу квартирку (потолок и верх стен «до пояса»), и окна помыть, и даже рамы покрасить.

Сейчас, с пластиком и стеклопакетами, народ уже забыл, что это за прелесть — красить окна. Мало того, что деревянные рамы то рассохнутся, то разбухнут, так ещё и краска на них со временем шелушилась и отслаивалась чешуйками. Так что, чтоб новой краской покрасить, надо было сперва старую слезающую зачистить или хотя бы зашкурить. И столько в этих рамах всяких выступов и выемок присутствовало, просто капец.

А стёкла с двух сторон впритык к рамам приходилось строительным скотчем залепливать. Или хотя бы газетными полосками на мыло — иначе придётся потом бритвочкой попавшую на стекло краску отшкрябывать. И это вам не двухкамерный стеклопакет! Это сложная двойная рама. Для совсем юных и прекрасных: открыл первую створку (ту, которая глядит в комнату), за ней внутренняя часть окна сантиметров в десять-пятнадцать — и вторая створка, та, что глядит уже на улицу. В особо продвинутых старых домах, она ещё и открывается на улицу. Даже помыть — тот ещё квест.

С красками тоже ещё заморочка. Та, которая пахла не очень убойно, сохла минимум сутки. Закроешь окно раньше времени (да ещё, не дай Бог, снизу какая-нибудь капелька натечёт, а в ней, как в пузырьке, краска жидкая) — и всё, засохнет намертво! Отдирай потом и бойся, как бы стекло не лопнуло. А бывало, что и лопалось, видела я такие случаи. Так что мы взяли нитру — а она дико вонючая, натуральный отвал башки. Зато полчаса-час — и уже засохла.

Ну вот, покрасили мы, и мама с Василичем поехали домой, а я осталась — часок хоть всё равно подождать надо, чтоб просохло и проветрилось. А чтоб зря не сидеть, с кисточкой наперевес пошла красить дальше — во всей остальной части клуба добровольцы занимались той же покраской окон. И хоть народу была хренова туча, нам всем хватило.

Когда, наконец, всё было докрашено, внутри образовалась такая газовая атака, что просто караул. Выползли мы на крыльцо, отдышаться. И ещё метров на десять отошли — ну невозможно же.

— Так, я всё равно буду ждать! — объявила я, — Иначе мы завтра сюда зайти не сможем. Пока тепло, пусть проветривается. Кто хочет, может с нами посидеть. Больше на сегодня дел не будет, поотравимся.

— Давайте хоть стулья вынесем? — предложила Аня, — Стоя какой смысл стоять?

Парни долго не думали, вытащили в зеленеющий микро-скверик стулья, стол — навели комфорт, в общем. Мы сходили в соседний магаз за молоком (это чтоб совсем не одуреть), конфетками-подушечками и простецкими печенюхами типа «Сливочное», и стали обсуждать наше приближающееся светлое будущее. Кроме нас с Вовой и Аней осталось ещё человек шесть активистов, которым, по-моему, просто хотелось посидеть и потрепаться в своё удовольствие. В компании сочувствующих людей, что немаловажно! А то знаете как тяжело — я серьёзно! — когда ты увлечён чем-то интересным и даже вроде бы полезным (ну, история же или, как минимум, литература, театр…), а родня и друзья смотрят на тебя как на дебила…

Прохожие косились на нас с некоторым удивлением, типа: а чё это за пикник на газоне?

Да и пофиг.

Обсуждали какие ролевые игры и мероприятия в досягаемом пространстве прошли или планируются, день города и шествие (которое, возможно, будет, но это не точно), что ещё пара недель, и можно будет заниматься, и как будет здорово, когда в обеденном зале появятся столы. А ещё классно бы библиотеку завести!

И, кстати, игротеку тоже — подумала я про себя. Вслух ничего говорить не стала. Хрен знает, настолки вообще появились в России или нет? И всяческие ДНДхи? Может, мы станем первопроходцами в этом отношении? Дело-то прикольное. Но уж шахматы точно можно притащить, у меня где-то аж два набора лежат.

Вот про шахматы можно говорить смело. И, кстати, в среде ролевиков это довольно популярная игра.

А ещё я смотрела на наше импровизированное застолье и думала: занятно как. Моя жизнь — как круги на воде. Есть я. Это бульк. Потом — Вова. Нет, Вова со мной. Вот, мы вместе — это бульк. Эпицентр.

Семья, ближайшие друзья — совсем рядом, ближний круг. Следующий, чуть побольше — дом, учёба, работа (ну, не комфортно мне оперировать словом бизнес, извините). Дальше — шире, вот этот клуб и прочая моя активность, которая выходит на масштабы города, а, может, уже и региона. И, наконец, попытки повлиять на судьбу России.

Мира?

— Ты чего у меня, угорела, что ли? — Вовка похлопал меня по руке.

— Почему?

— Да мы тебя уже минуту спрашиваем: когда про день города будет известно?

— А-а… я задумалась просто. Да надо к ним в понедельник сходить, суббота-воскресенье же выходной.

Вовка слегка нахмурился. Ну что? Ну что? Я теперь всегда под присмотром должна быть, видимо? А он на курсах своих.

— Мы с Аней сходим, да, Ань? После института. Мне так и так за решением и расписанием экзаменов заехать надо. Кто с нами ещё хочет, пошли вместе? А то они в этих комитетах, наверное, подозревают, что я тут одна за всех.

В итоге составился ударный отряд из семи безответственных лиц, которые готовы были на пару часов сбежать с работы или прогулять занятия на учёбе.

Потом — внезапно — к нам подошёл наряд милиции, узнать: не нарушаем ли мы? Я радушно предложила им посидеть с нами, выпить чаю. На меня странно посмотрели все — и милиционеры, и наши. Нда, не было как-то между органами и простыми смертными особо тёплых отношений.

— Ну ладно, — говорю, — не хотите чаю — так, может, вам уставные документы и договор с КУМИ показать? Мы тут порядочные граждане, приводим в порядок выделенное городом помещение, окна красим. Хотите?

Не захотели, ушли.

Народ почему-то начал дружно над ситуацией ржать. А вот тут я, честно, втупила. Чего ржём-то? Или правда я краской надышалась?

Короче, посидели мы до сумерек, проветрили прямо с запасом. Потом ждали троллейбус — восьмёрку в юбилейный не дождались, поехали на попутном до Мухиной. Уже счастье, что через плотину три километра топать не придётся! С Мухиной прогулялись пешком, по ходу дела как раз Аню проводили. Домой заявились чуть не в двенадцать.