— Оля! Ты что! — разморозилась мама Валя, — У нас же дом там, дача, стройка…

— Продать! Продать, пока это стоит хоть каких-то существенных денег. Иначе вы там увязнете.

Не знаю, чего моя дорогая свекровь ожидала от этого разговора, но вывезло меня вот так. И, по-моему, она решила, что я странная. Посмотрим.

ДА КТО К НАМ ПРИШЁЛ, НЕУЖЕЛИ⁈

4 января 1996, вечер.

После обеда наши мамы, как и собирались, умчали на дачу. Надеюсь, не придётся им ниву из сугробов выталкивать, хе-хе. Хотя… с другой стороны, совместный труд — он же объединяет. Так говорил сам кот Матроскин, а он понимал толк в отношениях.

А на утро, оказывается, у мамы Вали уже поезд! Вот она внезапная! Так и не получилось их с папой познакомить. Ну, ничего, летом обещала со всем семейством приехать, там как раз и с Вовиным училищем как-то вопрос решится.

Мы пока про планы уйти из армии никому ничего не говорили. Зачем? Только крыльями зря хлопать будут.

5 января 1996

Проводили мы Вовину маму, и тут приволокся курьер. Здрассьте пожалста, тра-та-та, Ольга Александровна приглашается в Комитет по делам молодёжи (города Иркутска, естессно). И часы приёма.

Подумала, Вове говорю:

— Пошли съездим? Там на сквере горка стоит, давай покатаемся, а? Заодно!

Городская администрация-то рядом. А горку на сквере много лет строили чуть не трёхэтажную, так что и взрослых на ней каталось много, а уж тем более студентов. Я к тому же сегодня модная, маму попросила с дачи кусок линолеума привезти, вместо ледянки. А с изнаночной стороны у него даже типа войлок, кочки не так по афедрону бьют. И народу в будний день явно не много будет, не то что в новогоднюю ночь, сплошная демонстрация.

Поехали. А чего нам, молодым да бодрым? Подорвались да понеслись.

Разговор в этом комитете вышел какой-то невнятный, как будто они сами не знали, чего от меня хотят. Да что, да кого, а где ваш устав?

Какой устав, говорю, это ж неформальный клуб?

Я уж молчу о том, что клуб-то, условно говоря, есть, а меня-то в нём, вообще-то, пока нет, это ж я всё данными из прошлого будущего оперирую. А из всех местных контактов — несколько Вовиных знакомых, именно что сугубо Вовиных, я их никого знать не знаю. Но вот этих «подробностев» я, понятное дело, раскрывать не стала.

— Ой-ой, а как же мы с вами будем работать?.. — застрадала девушка, порылась в бумажках, записала данные моего паспорта (от безысходности, видать), сделалась какая-то облизанная и сказала, что будет разбираться с нашим вопросом. И позвонит. Попозже.

Наверное.

На этом я и пошла. Да и пусть разбираются, хрен с ними. Вообще сейчас голову забивать не хочу. Хочу с горки кататься. Вот.

Вечером я вызвонила (наконец-то!) Анну. Припылила домой, неуловимая наша!

— Алло, — говорю, — Смольный! Ты, мать, где была? Я, панимаишь, с новогодней ночи начиная телефон обрываю. Хотела тебя на горку позвать, да на лыжах. А тебя всё нет и нет.

— С горки я могу! Хоть щас пошли. А на лыжах — ой, не-е-ет… Да мы Новый год у Зинки встречали. Потом маман сопровождала по гостям. А вчера на дачу к Ирке ездили.

Ой, точно, был же разговор про эту дачу. Все силы мне пришлось собрать, чтобы вежливо отказаться от столь привлекательного мероприятия. Ну не могу я с тупыми девицами общаться…

— Ну вот, а сейчас попу в горсть и несёшься к нам. А то все каникулы пройдут!

Анна рассказывала мне, как они встречали Новый год. Главное, откровенно не креститься. Я ж помню, каким мудаком становился Зинкин странный муж, выпимши. Мог внезапно орать начать, стёкла ломать. Мда. И на какой почве они с Димкой сошлись, они ж совершенно разные? Димка умный, уравновешенный, с юмором, а этот… А, они же в одном дворе выросли, точно.

Ну, короче, не суть. Главное, что у Ани с Димкой составилась симпатия. Но они прям не как мы — порядочно дружили, держались за ручки. Я даже не знаю, они вообще целовались-нет, мне что-то неудобно было спрашивать.

— А мы в сам новый год здесь гуляли, на горке, — поделилась я, — Даже подрались слегка.

— Чё, серьёзно? Прямо подрались? По-настоящему?

— Ну, Вова подрался.

— Да какое там «подрался»! — крикнул от компьютера Вовка, — Так, выползло несколько пьяных утырков…

А ещё я пожаловалась, что времени на всё не хватает, атас просто. Особенно с этими зазывальными брожениями. Сейчас каникулы закончатся — и что, снова ползать? Часа два-три ведь съедается каждый день!

Аня на минуту задумалась:

— Слушай, а ты не хочешь девчонок позвать?

— Каких девчонок? — что-то я не сразу въехала.

— Ну, девки наши. Наташка, Ленка Семёнова. Они же постоянно на Урицкого подрабатывать бегают. По четыре, по пять часов ходят. Но им платить, конечно, придётся.

— С матюгальниками, что ли?

— Ну, да, я тебе про что говорю.

Надо же, а я и не знала. Я вообще, честно говоря, особо не стремилась внутри институтской группы отношения завязывать, поэтому и не в курсе была, кто чем дышит. И нельзя сказать, что это из-за моей странной ситуации. Я, в общем-то, и раньше такая была — вещь в себе. Книги интереснее людей и вот это вот всё. Одна единственная подруга полностью перекрывала мою потребность в общении. А теперь у меня ещё и Вовка есть — я прям, считай, вдвойне была счастлива, так что институтские друзья не возникли.

Отвлеклась.

Нанять кого-то, чтоб зазывалки кричал?

Эта мысль почему-то была совершенно новой. Как работодатель я себя осознавала с трудом.

— Слушай, а сколько им платят?

— Ну-у… Не знаю. Вроде бы пять тысяч в прошлом году было.

— Пять тысяч?.. — сумма казалась до смешного нереальной.

— Ага. В час.

— Чё-то совсем уж даром.

— Ну, я не знаю, сейчас, может, и больше. Надо спросить у них, да и всё.

И так, товарищи, меня это заусило, что мы дозвонились нашей старосте, взяли у неё телефоны девок и одной таки дозвонились. Семь-восемь тыщ в час, говорит. Да ещё и очередь из желающих поработать, прикиньте.

Так ведь это совсем меняет дело! Договорилась с ними на двенадцатое в магазине, буду конкретно беседовать.

На этом я успокоилась, и мы переползли из зала в кухню, чаи гонять и шушукаться о своём, о девичьем. Интересно же мне было, как у них с Димой роман развивается.

Остаток наших с Вовой каникул прошёл в полнейшем умиротворении. Мы-таки сходили в лес пожечь костёр и пожарить хлеба с салом. Ещё пару раз бегали на лыжах. Совершенно лампово встретили Рождество. И просто батонились, читали книжки спина к спине. Ну и Вовка играл, конечно. Что-то такое стратегическое, типа «Цивилизации», строился, развивался… А я шила ему шёлковую рубашку. Чёрную! И плащик. Игровой, конечно. Большой тёмный плащ с капюшоном всегда пригодится.

Я старалась погрузиться в этот тихий домашний уют, отключиться от переживаний, даже записи свои забросила, тем более, что провалы в будущее стали немного реже — как будто мир решил, что информации я пока начерпала достаточно.

И мне это почти удавалось вплоть до девятого января. До дня Ч.

СИГНАЛ

Девятого января я полночи не могла уснуть, гоняла тяжкие мысли. Не могла отделаться от тех памятных по старой жизни жутких фотографий… Проснулась ни свет ни заря с содроганием сердца. Сделает ли он что-нибудь? Поверил до конца? И поверят ли ему?

С утра пораньше врубила в зале телевизор. Если что-то случилось — сразу покажут. Про Будённовск новости каждый час показывали.

И Вова, и бабушка страшно удивились. Я. Телевизор. Добровольно! Так не бывает.

Но я настроила звук, чтоб чётко всё слышать, но по ушам не долбило, и предупредила:

— Этот канал не переключайте, будет важное!

Господи, лишь бы пронесло, Господи. Умом я понимала, что как бы ни сложились события — они уже произошли, но…