Я застала её за перебиранием альбомов. В смысле — фотоальбомов. Хранение фоток было тогда делом масштабным, что ни говори.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что она их не перебирает, а подписывает. Как-то вот ценили тогда люди такие мелочи: чтобы каллиграфическое оформление. У Ани это всё классно получалось, и разные родственники и знакомые периодически просили её подписать что-нибудь на память. Открытку на юбилей. Книгу. Благодарили преимущественно шоколадками.

Аня кивнула на один из альбомов:

— Ты Зинкины фотки-то со свадьбы видела?

Я, конечно, двадцать лет назад видела. Ярче всего в память врезалось платье Зинкиной свекрови, дико ей не идущее. Но здесь тоже посмотреть не грех. А вдруг по-другому что?

— Что-то я не помню.

— Смотри. Ты посмотри, какое её свекровка платье надела!

Ха! Предчувствия его не обманули!

— Слу-ушай-ка, а ты-то со своим гипюровым так и не пришла?

— Ой, мать, и не говори. Мы же с реколлекций приехали поздно. Туда-сюда, а здесь всего три дня осталось, всё бегом. Кошмар, короче. И я, главно, про него забыла, прикинь⁈

— Да ты что?

— Но! Последняя ночь перед свадьбой, я такая — платье⁈ — очень она наглядно всё это изображает, ага, — А потом думаю: Ольга же мне всё подробно рассказала, как чего. Ну и — я его вывернула, маму попросила заколоть — и прямо руками прошила. Ничё так, на день хватило, а на второй день я блузку с юбкой надела, так что нормально.

— Так давай мы его сейчас подколем? Я домой возьму да прошью.

Такие вот простецкие девчачьи посиделки.

Натрепались мы до отвала. Домой я пошла уже в густых черно-синих зимних сумерках. И Анька меня провожать — до мусорки, с ведром. Там ещё ржали полчаса.

Около подъезда, на удивление, никаких серых личностей не тёрлось. И внутри никто по углам не сидел, и даже шприцы отсутствовали. Генеральную уборку, что ли, в честь восьмого марта домоуправление устроило? Ты глянь, какие молодцы!

Назавтра я почувствовала в себе достаточно сил, чтобы выползти в институт. Мало того, что я месяц не появлялась, передавая через Анну загодя заготовленные распечатки конспектов и прочие бумажки, относительно прикрывающие прогулы, так теперь ещё и началась какая-то очередная практика. Пришлось «выпускать кракена» и принести им для промежуточного отчёта красиво распечатанный фрагмент диплома. Вот тут на меня конкретно накатило дежа вю. Как сказала бы госпожа Лоис Макмастер Буджолд, всё это напоминало ажиотаж на Хассадарской ярмарке, когда туда привезли медведя на велосипеде.

«Ах, посмотрите, как красиво сделано!» — «Напечатано, как будто книгу читаешь!» — и всё в таком духе.

Эти учёные (и очень пристрастные обычно) дамы, по-моему, вообще не смотрели в текст. Великая сила, панимаишь, искусства. Фубля! Какого искусства? Принтера! Девяносто шестой год. Высший пилотаж — печатная машинка. А тут я. Всё мне сразу простили — прогулы, задержки. Пришлось для красоты соврать, что сижу в научной библиотеке, готовлю к публикации исследование. В конце концов, оно же у меня есть? Допустим, я как будто только что его написала, а не полгода назад… Конечно, могу показать! И даже в конкурсе поучаствовать, почему бы и нет?

Ха, если в прошлом будущем две тысячи девятом она серебро среди студенческих научных заняла, то и сейчас не хуже выступит.

Вот так бешеный аврал оказался пережит практически без потерь. Зато, отлежавшись три дня, я открыла свой эксель, внесла все данные, подбила бабки, потом для верности дважды пересчитала кубышку — и поняла, что мы таки можем начать не только в клубе красоту наводить, но и начать строить большой пристрой! Тем более что температуры позволяют. На коробку хватит, а там потихонечку и нутро доделаем.

ТУСОВКА

17 марта 1996.

В очередное воскресенье мы, наконец, пошли знакомиться с нашей ролевой и околоролевой тусовкой. Вовкин приятель позвал его на некое сборище клуба любителей фантастики. Ладно-ладно, не сборище. Собрание, так лучше? Хотя я бы определила всё происходящее словом «тусня». Народ занятный, все страстные читатели (люблю такое). Тут, главное, не проколоться и не начать рассуждать о книгах, которых пока ещё нет. А вот это при моём увлекающемся характере довольно-таки сложно.

Сие собрание происходило на квартире у совершенно феерического товарища по имени Слава Восток. Сперва я думала, что Восток — это типа кличка такая. Оказалось — нет! Фамилия! В доказательство своей подлинности Слава носил на руках часы. На обеих! На правой — «Слава». А на левой, как вы, наверное, уже догадались — «Восток». Человечище это был изрядного роста и такой, я бы сказала, подавляющей наружности. И при этом — знатный тролль.

Перезнакомились мы с целой кучей любопытного народа. Были тут люди мне, в моём прошлом будущем, приятные, неприятные и практически неизвестные. Я как-то решила себя искусственно не ограничивать предубеждениями. Мысль ещё такая появилась, знаете — возможно в этом изменившемся мире всё сложится так, что и они тоже изменятся? Не то что бы прям станут «чище и добрее» — я что, образец праведности и братолюбия, что ли, судить кого-то? Но, может быть, конкретно наши взаимоотношения сложатся лучше? Может, я, наученная горьким опытом, вовремя скажу нужное слово, и человек не подскользнётся? Может, я не догоняю, и на самом деле я здесь и ради них тоже?

Между делом, мы с Вовой поделились, что есть вот такое помещение, в котором можно было бы собираться, если привести его в божеский вид. Народ оживился страшно! Это же мечта любого неформального движения — иметь свой постоянный угол!

Короче, чтоб не мучать вас длинными диалогами и спорами, договорились в следующее воскресенье встретиться в десять у нас в «Белом вороне». К этому дню, кстати, как раз должны будут вывеску привезти и закрепить, мимо двери не промахнутся.

ВСЕ РАВНЫ КАК НА ПОДБОР…

Март вступил в свою последнюю декаду. Зелень попёрла изо всех щелей. Ну, в смысле — из почек, с газонов. Как там этот попугай говорил? «То свекла заколосилась, то куры понеслись…» Вот. Заколосилось всё прям буйно.

К моему глубочайшему удивлению, с пятачка в верхней части длинной лестницы (я говорила, от Областной и до самого края микрорайона) исчезли наркоманы. Вот всё время были — и не стало. Не то что бы они переползли в пределах обозримого расстояния — нет. Вообще в нашем околотке исчезли. И по подъездам никто больше не толокся, и шприцев окровавленных не оставлял. И что самое поразительное, теперь в подъезде всегда горел свет и было чисто! И даже почтовые ящики никто не ломал!

Это просто феномен какой-то.

Потом внезапно со мной начали знакомиться замечательные молодые люди. С честными, открытыми лицами и хорошими спортивными фигурами — хоть сейчас на вдохновляющий плакат строителем коммунизма позировать! Знаете, такие: «плечистый и крепкий, ходит он в белой футболке и кепке, знак ГТО на груди у него, больше не знают о нём ничего». Только роста они были не среднего, а все как на подбор гренадерского. Ищут пожарные, ищет милиция, короче. И ваще он молодец.

Первого я вежливо отшила. Так-то я счастливо замужем, вообще-то. Второго тоже. Но потом появился третий, и я начала что-то подозревать. И в подходе у них было что-то неуловимо одинаковое. Я такие штуки чувствую, причём совершенно неосознанно. И движения у них тоже… одна школа, явно. Недоработочка. Вот что значит, КГБ закрывать! С другой стороны, расчёт-то на девочку, а не на сорокалетнюю с копейками тётю.

Вот тебе, кстати, и ответ — куда наркоманы делись и почему такая красота внезапно вокруг наступила. Пасут. И чистят зону вокруг, что ли? Типа обеспечивают безопасный пятачок? А попытаются ли, как предполагал мой старший Владимир Олегович, предложить мне кандидатуру «луДЧшего мужа». Правильного, тысызыть. Вот и Вовка что-то хмуроватый ходит, не иначе как с ним некие проникновенные беседы проводили о правильных выборах и ты ды. Там, может даже, опять Эля вылезла в качестве привлекательной замещающей кандидатуры.