Ну и неделя у меня получилась, товарищи. Каждое утро я ехала в магазин. По мере того, как мои шедеврашки начали оформляться, Алла Алексеевна проникалась всё большим вниманием к моим словам. Ещё я попросила Василича сколотить из обрезков стройматериалов несколько штендеров (одного размера) и по-быстрому сляпала броский макет:

МЫ ОТКРЫЛИСЬ!

Магазин

ЛУЧШИЙ

одежда,

обувь,

домашний

текстиль,

аксессуары

(внизу адрес)

Заказала у соседей-рекламщиков, отдала Василичу и к пятнице получила кучу штендеров, уже оббитых как надо.

А ещё заказала скидочные карточки «любимых покупателей». А что, другим советую а сама не воспользуюсь, что ли?

Три-четыре часа я рисовала, потом мчалась с Василичем торговать вразнос, по садам, институтам и прочим учреждениям, которые на пути попадутся. И гоняли нас иногда, и хамили. А я даже не расстраивалась. Пофиг. Не хотите? Следующий!

Мне нужны были деньги, а тут, как говорится, волка ноги кормят.

Ещё раз ездили за тканями, потому что запасы внезапно закончились…

Вовка по утрам уезжал одновременно со мной. Корпел чего-то в училищных мастерских, однако же заготовок пока домой не приносил. Не иначе, поразить меня хочет. Также бегал на тренировки на школьную спортплощадку, и однажды я его застала за отмыванием кровищи со шпаги.

— Это чего это? — полюбопытствовала я, глядя на красиво расплывающиеся на фоне белой ванны разводы.

— А-а… Явились какие-то. Хотели объяснить мне, что это их место, и я им денег должен.

Я помолчала.

— Они хоть живы? — а то знаете ли, тяжёлой текстолитиной, ребром да по кумполу, например…

— Да-а ладно! Обошлось без тяжких. Так… мелочи…

28 июля 1995, пятница

В пятницу вечером всё-всё-всё, что не удалось на данный момент продать, мы с Василичем завезли к отцу в магазин. Потому как на субботу планировалось открытие.

Не так уж много и осталось — три десятка упаковок. Я красиво разложила свои пакетики. На маки налепила бумажку «ХИТ ПРОДАЖ», а на тёмно-синий с месяцами и солнцами в русском стиле — «ЭКСКЛЮЗИВ».

Папа настраивал музыкальный центр. Купили, всё-таки!

И вдруг я отчётливо поняла: обнесут их, блин. Двое — слишком мало для такого помещения. Уж в день открытия-то точно.

— Слушай, пап. Я, наверное, завтра приду помочь. Я бы и Вову сорганизовала, да у него костюма здесь нет.

— Есть костюм! — отец упёр руки в боки и начал вспоминать, — Погоди, найду!

И он его нашёл. Даже три. И я поволоклась с ними домой, Вовку удивила своим явлением страшно.

— Милый, на нас возложена важная миссия: обеспечить достойное открытие магазина.

— На нас???

— Спокойно, Маша, я Дубровский. От этого и наш с тобой в том числе хлеб с маслом зависеть будет. Ты вспомни опыт из той реальности. Сколько тебе пришлось в охране отпахать…

— И что я должен буду делать?

— Изображать секьюрити. Многозначительно. У тебя хорошо получиться должно. И следить, чтоб никто ничего не стырил. Всё, давай пиджаки мерять…

ОТКРЫТИЕ

29 июля 1995.

Про саму субботу я не очень хочу писать. Она была длинной, суматошной и достаточно тяжёлой. Очень много любопытных, которые не особо хотят купить, но всегда готовы поглазеть. За весь день я, по-моему, ни разу не присела. Устала страшно.

А вечером Алла Алексеевна осторожно попросила нас ещё один день помочь. Ну, а как не помочь, когда надо?

— А дальше вы как будете?

— С понедельника на «Труде» точка закрывается, продавцов сюда переведём.

Ну, всё легче.

А костюм она Вовке подарила. Любит она такие широкие жесты. С другой стороны, он тут два дня безвозмездно изображал суровый вид…

ВОТ И ИЮЛЬ ЗАКОНЧИЛСЯ

Как-то он внезапно, честное слово. Был-был, и вдруг — хоба! — тридцать первое. В понедельник я честно сказала Саше, что вторник — ещё да, а потом мне два дня выходных надо. Во-первых, я третьего замуж выхожу. А во-вторых, у меня даже платья нет!

Про замуж и про платье я, вообще-то, ничего не говорила, это я так, для себя. Так что понедельник-вторник работаем, а потом только в пятницу. А он особо и не возражал.

Во вторник я попросила высадить меня на Горького, там во дворе дома должен магазин тканей быть. Да, во дворе, в подвальном помещении. Прикольно, да? Тканевая оптовка.

Я купила пять метров насыщенно-красного креп-сатина. Настоящего! Тяжёлого, почти как атлас. Вот, как тут не побрюзжать? За двадцать лет ткани настолько испортятся, что креп-сатин две тысячи двадцатого будет больше похож на ранешний подклад. Эх… На всём экономят…

Да, я решила выходить замуж в красном. А почему нет? Не вижу смысла изображать белоснежную невинность. Сошью себе длинное, в пол, с широким летящим подолом. А верх в облипку, и декольте такое, чтоб душа радовалась! Зато потом в этом платье можно будет и в пир, и в мир, и в добрые люди.

Я набрала ниток и прочей всячины для шитья, утолкала пять метров ткани в пакет и радостная поскакала домой.

Интересно, Вовка в чём пойдёт? В костюме этом чёрном или в парадной форме? Что-то я его не спросила. С костюмом вообще отпадно должно смотреться: красное и чёрное.

И вот лечу я такая, мысленно вся в шитье, уже прям представила себе, какая буду красивая, а тут внезапно — соседки. Хорошо, что я их издалека засекла.

ВОТ ЭТО Я ВОВРЕМЯ!

Я спускалась с остановки под арку между домами (нашим и соседним, пятьдесят шестым), и услышала этот разговор. Первый голос, низкий и немного гнусавый, не узнала. А второй, высокий и очень эмоциональный, принадлежал высокой женщине с последнего подъезда соседнего дома, которую непонятно за какие заслуги весь двор звал «Баба Яга». Вполне милая тётка, между прочим.

— Слыхала, Инка-то приехала с Голландии за матерью? — спрашивала первая, — Хотела быстренько квартиру продать, цену заломила в шестьдесят миллионов!

— Да ты что? — удивилась баба Яга, — На первом этаже? Да на остановку⁈

— Но! У самих билеты через три дня уже, заметались, заметались, три раза уже ценник сбили. Каждый день в газете печатают, а никто всё равно не идёт, — в голосе послышалось некоторое злорадство от того, что Инка, которая первые дни задирала нос и кичилась заграничными шмотками, села в лужу.

— Вся гарь, весь дым к ним в окна! — согласилась баба Яга, — Ни одного же окна во двор! Кому она нужна, такая квартира? Вон у Люды на остановку тоже, так только ночью проветривать можно.

Вот вы мне не поверите, а квартиры на первом этаже, особенно рядом с магазином или просто в доме с магазином, считались долгое время ущербными и стоили сильно, сильно дешевле. Особенно выходящие на проезжую часть.

Я резко развернулась и снова вышла на остановку, прошла вдоль дома. Пока из будущего почти сплошного ряда магазинов присутствовали только товарищи кавказской национальности, суетящиеся и что-то ковыряющие в газоне напротив окон посередине здания, да пыльное окно заброшенной автобусной диспетчерской. Кто-то же её, эту диспетчерскую, потом продаст. Тоже вот занятный вопрос — как? Госсобственность? Хотя, чего удивляться, фабрики-заводы распродали, а тут квартирка однокомнатная, подумаешь…

И, кстати, а вот эти ушлые кавказцы чего на лакомый голландский кусок не кинулись? Тупо не знают? Или весь лимит свой и родственников исчерпали? Вот это скорее всего, они ж сразу три или четыре квартиры выкупили. И каким-то образом умудрились подвал под ними тоже прихватизировать. И теперь городили значительное по тем временам сооружение: двухэтажный магазин, первый плюс цоколь. Нехилая затея, если подумать.

Я прошла весь длиннющий шестиподъездный дом. Нету, что ли?

Квартира, по закону подлости, оказалась в самом конце. Ха, ещё и угловая! Как мне, помнится, тогда объясняли: угловая всегда холоднее, поэтому обязательно дешевле. И ещё типа в случае землетрясений они должны обрушиться в первую очередь.