Представь, что ты — кружево на двух челноках.

Непонятно?

Есть такое кружево — фриволите. Да, и это я тоже умею, но суть не в том. Можно плести его на двух челноках, и сделать так, что сперва одна нить идёт основой, а вторая вокруг неё выплетает узор, а потом — наоборот. Если нити одного цвета, даже не всегда угадаешь, когда они меняются.

Вот так и здесь.

И всё это — я…

ТОРГОВЕЦ ИЗ МЕНЯ ПРЯМО УХ…

Утром я вспомнила, что собиралась устанавливать стаканчик с бумажкой-датой — и благополучно об этом забыла. Да и пофиг. Не будет «обратного раздвоения», теперь я это ощущаю стопроцентно. Иначе откуда бы взяться памяти о всех этих специфических книжках со второго филфачного курса? И кто такая Лена Д. я теперь вам чётко могла бы рассказать, и о всех прочих моих однокурсниках. Две памяти слились в одну. Это было странно. Но два потока воспоминаний (в той части, в которой они были разными) однозначно ощущались своими.

Мир странен и удивителен.

Собралась. Убедилась лишний раз, что в сумке лежит статья для университетского издания. Прихватила оба сшитых вчера комплекта, упаковала в пакеты но в большой непрозрачный складывать не стала, чтоб не оставлять себе путей к отступлению. А то ведь с меня станется протаскать и постесняться достать. Вышла на остановку: стоит муниципальная двойка за тысячу и частная девяносто пятая маршрутка за четыре. Спросила себя: Оля, готова ли ты идти два километра за три рубля? Честно себе ответила, что нет, и села на девяносто пятый. К тому же, он стоячих не берёт. Сейчас по Юбилейному заполнится — и ласточкой полетит.

Всю дорогу себя уговаривала, что отступать некуда, позади шестьдесят четыре рулона бязи и шесть с половиной лямов долга. Я же не воровать иду, продаю свой труд, услуги и хорошую вещь на долгие годы. Ой, блин, коряга… назвался груздём — не говори, что не дюж, в таком вот акцепте, как говорил Модест Матвеевич.

В деканате народу практически не было, и я испытала от этого дурацкое облегчение. А должна была наоборот, озаботиться!

Секретарша страшно обрадовалась. Оказывается, три материала уже накрылись медным тазом, и если б я ещё не явилась — ну вы понимаете…

Хотела у неё спросить по перевод на заочку, а потом подумала: а не упала бы она мне нафиг, эта заочка? Сессия у меня закрыта на отлично, до января я ещё стипуху получать буду. Мелочь, и всё же — копейка к копейке, проживёт семейка!

Пока она меня записывала в какой-то там журнал, в деканат забежала наша преподша по русскому фольклору, дама забавная и несколько экзальтированная, в толстых-претолстых стеклянных очках. Пока она у нас курс читала, я всё думала: какое ж у неё зрение? Минус восемь, наверное. Или минус десять.

— О! Олечка! А что вы тут делаете? — не успела я ответить, что статью принесла, как она подскочила ближе, хищно пригнулась и уставилась на мои пакеты, — это где ж вы купили такую красоту?

Легенда сложилась в моей голове внезапно, сама собой, из кусков и возможных вариантов правды:

— Ой, вы знаете, родственники поучаствовали в открытии нового бельевого ателье. «Лунный свет» называется. Под девизом «Элитное качество — в массы». Вот, предложили мне принести, показать, вдруг кто заинтересуется. Ценник пока небольшой, пробная партия.

Секретарша привстала из-за своей стойки и тоже с любопытством разглядывала мои пакеты — до пришествия фольклористки она и не подозревала, что у меня есть что-то в руках:

— Оля, а цена какая?

Я положила пакеты на столешницу:

— Вот этот на полуторную кровать — семьдесят тысяч. Этот — двуспальный, евростандарт, под большое одеяло, и простынь увеличенная — девяносто.

— А наволочки две? — живо уточнила фольклористка.

— В обоих комплектах по две.

— Я полуторный беру! Мне как раз маме подарок надо! — она начала рыться в сумочке, отсчитывая деньги.

Дверь деканата хлопнула.

— Что это вы тут покупаете? — женское любопытство неистребимо!

— Всё, уже ничего не покупаем! — секретарша живо утянула второй пакет, — Я двуспальное беру!

Амалия Иосифовна, профессор филологии, так укоризненно на меня посмотрела, что мне прям стыдно стало:

— Оля. А мне? Я такое красивое тоже хочу.

— Амалия Иосифовна, дорогая, вы завтра будете? Я посмотрю, что к вечеру будет готового, и привезу вам.

Она задумчиво потёрла переносицу.

— А знаешь что, Олечка, я тут хотела… — она помялась, не желая вслух декларировать, что хотела, видать, слинять на пару дней, — А ты знаешь что, в пятницу привози. Заседание кафедры будет в три часа, я точно буду.

Так-так, заседание кафедры — это хорошо.

— А вам какой? Полуторный? Двуспальный? Можно не один большой пододеяльник, а два стандартных.

— Во! Такой мне попроси.

— Такой сто десять тысяч. Вам, по блату, за сто.

— Ну, раз по блату, тогда давай два!

— Разных?

— А ещё есть цвета? Какие? Розы есть? Я розы люблю.

— Из цветов — розы, ромашки и вот такие маки. Розы крупные и мелкие.

— Вот давай мне роз, разных.

— Хорошо.

Я сунула свой первый гонорар в кошелёк и радостно поскакала на выход.

И совсем не страшно.

Ну вот, теперь в моём скромном кошелёчке лежало не двести семьдесят с копейками тысяч, а четыреста тридцать. И мелочь на проезд. Шесть тысяч рублей мелочи. Звучит?

КАК ПОЛУЧИТЬ КАРТИНКУ ИЗ НИЧЕГО

Я всё шла и думала, как же мне организовать свой шикарный бизнес-план при отсутствии не то что цветной печати, а даже элементарной чёрно-белой.

Рисовать что ли образцы изделий?

И тут меня осенило.

Фотографии! Не знаю, в советские времена, наверное, типографии не брали заказы у частных лиц (или как уж?) но у бабушки в комоде лежал список дней православной Пасхи (это вообще отдельно удивительно, поскольку бабушка была пока ещё некрещённая татарка, получившая своё имя вполне в духе мусульманских традиций, но Пасху у нас праздновали все и всегда — традиция же, и вообще прикольно, яйца крашенные…), так вот этот список пасхальных дат был не распечатан типографским способом, а вычерчен табличкой и отфотографирован! Такие фотки продавали почему-то только цыгане.

Можно же нафотографировать и составить портфолио!

А печать фотографий сделалась делом плёвым, ибо на рынок пришёл… Кодак!!!

А-а-алилуйя!

И он у меня даже был! Была! Потому что фото-бандура для таких лошариков, как я, с одной кнопочкой, называлась «мыльница». И служила мне эта мыльница со школы, исправно, верой и правдой, до тех пор, пока у меня не появился цифровой фотик! На каждом углу были эти пункты проявки. В девяносто седьмом, когда Галя родилась, печать одной фотки стоила что-то около пятнадцати рублей. Это, считай, уже с учётом произошедшей за два года инфляции. Ну, и нули обрезали. Вряд ли сейчас будет сильно дороже. Уж десять-пятнадцать фоток на развитие бизнеса я могу себе позволить!

И, снова почувствовав себя буржуинкой, я бодро почапала на маршрутку. С полдороги развернулась и пошла на Сквер (сквер имени Кирова, в просторечии — просто Сквер, «имени» обычно выкидывали, чтоб покороче, да и другого такого большого сквера в Иркутске элементарно не было). У отца в «Меркурии» (это такой торговый центр, преимущественно обувной) точка была. Надо проверить — есть там она сейчас или нет, и как выглядит. Не дома же мне парадные фотографии этих постелей делать? Есть ещё, конечно, вариант в лесочке на травке. Кстати, в воскресенье как раз в лесочек пойдём. Ну, это если с помещением не выгорит. Посмотрим.

МЕРКУРИЙ

В «Меркурии» меня, что характерно, узнали. Главное, сперва я пришла и попыталась восстановить в памяти: куда я тут заходила, да как поворачивалась. Поднимаюсь по лестнице, а женщина открывает стеклянную клетушку павильона и говорит мне:

— О, Оля! Решилась всё-таки? Твой размер без каблука последняя пара осталась.