– Вкусненькая моя, – говорит он с усмешкой. – Крис, вставай уже, скоро проснутся близнецы. Я пойду пока поставлю кофе. И хватит смущаться. Ну переспали, что такого…

С этими словами он проводит пальцами по моей макушке, поглаживает, прямо как собачку. И уходит!

Я тут же вскакиваю с кровати, заворачиваюсь в одеяло и принимаюсь искать свою одежду. Параллельно пыхчу как закипающий чайник.

Что он там сказал? Переспали, что такого? Действительно, что тут такого? Для него это наверняка обычное дело. Небось, прямо как Максим, он только и делает, что скачет с девки на девку. А я так, удачно подвернулась под руку.

Я без труда нахожу джинсы, футболку – они валяются на полу.

С лифчиком выходит сложнее. Товарищ Давидян зашвырнул его зачем-то аж за кресло.

А вот трусы… Они вообще под кроватью!

Когда достаю их, долго пялюсь на белое кружево. Они разодраны в трех местах! Чем он их с меня стягивал? Зубами? Обалдеть не встать.

Быстренько одеваюсь, сую трусы в карман джинсов и спешу в ванную. Долго стою над раковиной, умываю лицо холодной водой в попытке смыть с себя жуткий стыд. Но когда вода помогала в таких делах? Тщательно чищу зубы, чтобы убрать вкус вчерашней ночи, но даже это не особенно получается.

Я выхожу из ванной, как раз когда в коридоре один за другим появляются дети.

– Мама, хочу кушать, – ноет Таня.

– Не хочу чистить зубы, – это уже Саша.

– Можно я сегодня в школу не пойду? – просит Ева.

А за ними показываются Артур с Тиграном.

Умыв и одев всю честную компанию, я приглашаю детей за стол.

Рафаэль достает хлопья, предлагает сегодня не париться с завтраком и залить их молоком. Я так некомфортно себя чувствую, что соглашаюсь даже на это.

Плюхаюсь на стул, получаю из рук Рафаэля чашку кофе. Ароматный какой, зараза! Делаю глоток и убеждаюсь, что кофе не только обалденно пахнет, но и на вкус очень даже ничего. Впору поблагодарить хозяина дома, но я не делаю этого, сижу и молча наблюдаю за тем, как он рассыпает хлопья по тарелкам, заливает их подогретым в микроволновке молоком.

Только-только дети рассаживаются за столом, как раздается беспокойный голос Евы:

– Мамочка, что с твоей шеей? Ты ударилась, да? У тебя синяк!

Со мной вчера много чего случилось, но вот шеей я точно не стукалась.

– Где? – настороженно спрашиваю.

Ева подходит, осторожно указывает пальчиком на левую сторону шеи ближе к затылку.

Я ставлю кружку, спешу в ванную.

Когда оказываюсь у зеркала, поворачиваю голову и действительно вижу здоровенный синяк, который, впрочем, очень похож на засос.

– Вот это да-а-а, – тяну на выдохе.

И тонального крема у меня здесь нет.

Резко оборачиваюсь, когда слышу шаги.

В ванной показывается Давидян.

– Кристин, все хорошо? – Он явно обеспокоен.

– Обязательно было это делать, да? – возмущаюсь тихо и поворачиваюсь к нему левой стороной.

Ведь понятно же, что засос – его губ дело.

Я-то надеялась, он как-то извинится, но вместо этого Давидян лишь улыбается. Рад, что оставил на мне отметку, что ли? Или, того хуже, сделал это специально?

– Ты еще свою грудь не видела, – нагло ухмыляется он.

Посмеивается и уходит очень собой при этом довольный.

Нет, он просто невозможен. Похоже, Давидян всерьез гордится всем, что между нами произошло.

Гад, нахал и сволочь! Обалденно сексуальная, эротичная, нежная… Ненавижу! Прибила бы…

Быстро запираю за ним дверь, поднимаю футболку, лифчик, разглядываю грудь.

И там засосы!

Но их-то никто никогда не увидит, а вот шея – другое дело.

Как я так на работу пойду? И зачем Давидян все это со мной провернул? Ему спать не с кем, что ли?

Кристина

Я оглядываю спящих детей, внимательно присматриваюсь к каждому из десяти подопечных детского садика. Хочу понять, вправду спят или кто-то симулирует. Их на дневной сон еще попробуй уложи.

Киваю сама себе, убедившись, что действительно спят, и тихо выхожу из комнаты.

В коридоре меня поджидает Светлана.

– Долго ты, – причитает она. – Я уже сделала кофе, разложила по тарелочкам эклеры. Домашние, между прочим, вот этими вот руками сделанные.

С этими словами она демонстрирует мне свой маникюр с ярко-розовым лаком.

– Иду, иду, – шумно вздыхаю и ковыляю вслед за подругой.

– Крис, что с походкой? – она кривит губы.

Что-что? Страшная тайна, вот что.

У меня болят все мышцы. На бедрах так уж точно. А все потому, что вчера было с перебором непривычных активностей. И внутри такое ощущение, что во мне побывал не один Давидян, а рота солдат.

К слову, ощущения один в один с теми, что я испытывала после выпускного. С той лишь разницей, что теперь-то я точно знаю, что причина тому вовсе не насилие, а неуемные хотелки. Причем как Рафаэля, так и мои.

Мы вчера, что называется, дорвались. Такое ощущение, что годами не занимались сексом, настолько сильно прорвало. Все потому, что у кого-то волшебные губы, руки и то, что в штанах тоже. Устоять было нереально. А впрочем, к своему стыду, я должна признать, что не особенно-то и пыталась.

– Все у меня в порядке с походкой, – ворчу на подругу.

Иду за ней до приемной.

Мы обе устраиваемся за столом перед монитором, где сразу включаем трансляцию с камеры наблюдения из детской комнаты. Бдим за спящими детьми.

Света пододвигает ко мне чашку кофе и бумажную тарелочку с симпатичным на вид румяным эклером.

– Угощайся, – говорит она. – Может, подобреешь. А то какая-то ты сегодня смурная.

– Спасибо, – пытаюсь улыбнуться.

Сама же гадаю, неужели это настолько очевидно, что я сегодня не в своей тарелке? Да и кто бы после такого остался в своей?

Делаю глоток кофе, хотя вкуса практически не чувствую. Откусываю кусочек от эклера. Сладкий, нежный крем хоть на секунду позволяет забыться.

– Кстати, с чего ты напялила эту уродскую водолазку? – не унимается подруга. – Я еще полгода назад говорила, что она тебе не идет.

А что я поделаю, если в гардеробе у меня водолазка только одна?

Да серая, да неказистая, но одна.

Не знаю, у кого как, а у меня нет сотни-другой вариантов одежды, я же была мамочкой в декрете, какие уж тут наряды? Но эту водолазку я и вправду чуть не выбросила после слов подруги. Однако хорошо, что не выбросила, потому что тональный крем, за которым я все же сбегала утром в свою квартиру, совсем не помог замаскировать ночное безумство.

– Вот, смотри, – оттягиваю ворот, показываю ей засос на шее. – Больше вопросов нет?

Глаза Светланы моментально круглеют.

– Оу, вау, это то, что я думаю? – спрашивает она. – Смачный засос. И кому это сегодня ночью так повезло? Только не говори, что ты переспала с мужем!

– С Давидяном, – горько вздыхаю. – И то, что он сделал с моей шеей, еще цветочки. Я свое тело не чувствую…

Подруга моментально пугается, потом злится и поднимает указательный палец, трясет им в воздухе:

– Я прямо сейчас звоню в полицию, а ты снимаешь побои и пишешь заявление об изнасиловании. Он что, охренел, опять к тебе лезть?

Тут-то я соображаю, что подруга не так меня поняла.

– Не было никаких побоев, Свет, – спешу ее разубедить. – И изнасилования тоже не было, все произошло по согласию.

Света замирает с открытым ртом. Целых несколько секунд переваривает услышанное, а потом спрашивает:

– То есть тогда изнасиловал, а сейчас сама дала, что ли? Что-то я запуталась в твоих показаниях. Кристин, ты себя ведешь непоследовательно…

Шумно вздыхаю и признаюсь:

– По ходу дела, не насиловал он меня, и вправду согласилась под влиянием эндорфинов.

– С чего вдруг? – хмурит брови подруга. – Ты же сама говорила, что он тебе неприятен.

Неприятен, еще как. Точнее, был до вчерашнего вечера.

Делаю новое признание:

– Он целуется как бог. Тебя когда-нибудь целовал бог, Свет? Прям чтобы вот так – раз, и ты в тумане…