Ах, вот о чем он переживал, надо же.

– Да, тебе не нужно было хватать Еву за косу или вообще к ней приближаться! – моментально выхожу из себя. – Как ты сам бросил мне в лицо, она не твоя дочь, ты не имел никакого морального права…

– Прости меня, – вдруг перебивает он. – Я очень неправильно поступил. Мне было потом очень ее жаль. Я перед Евочкой тоже хотел бы извиниться, как-то загладить. Может, в кино ее отвести? Я ведь люблю ее! Искренне… Я помню, что сказал, что не ее отец, но неужели ты не поняла, что я сказал это в сердцах? Просто испугался, что ты от меня уйдешь и поставил тебе в вину то, что ты досталась мне с ребенком в животе. Но я ведь растил Еву многие годы наравне с близняшками, она занимает в моем сердце особое место, как и каждая из вас.

Он этими словами будто припечатывает меня к месту.

Не этот ли человек многие недели вообще не интересовался, как и на что живут его дети? И вдруг для каждой из нас в его сердце особое место. Откуда оно там взялось?

Пока я стою в шоке, перевариваю услышанное, он продолжает:

– Я и перед тобой очень виноват. Прости меня за ту низость, за то, что оскорбил тебя изменой. Только когда ты ушла, только пожив врозь, я понял, насколько ты желанна и нужна мне как женщина… Даже если бы у нас не было детей, Кристина, ты – идеальная женщина для меня. Как я могу загладить свою вину? Учти, я на все готов! Хочешь, я могу финансировать твой стартап с детским садиком? Тебе ведь наверняка нужны деньги.

– Ты всерьез? – у меня вырывается нервный смешок. – Я не вернусь к тебе ради того, чтобы ты финансировал мое начинание.

– И не надо, – заявляет Максим с невинным видом.

Чем окончательно ставит меня в тупик.

Он смотрит на меня честным взглядом и продолжает говорить:

– После того, что случилось, нам ни к чему спешить. Давай для начала заберем заявление о разводе, поменяемся квартирами…

– Что сделаем? – не верю своим ушам.

– Поменяемся квартирами, – повторяет он как ни в чем не бывало. – В самом деле, достаточно вы ютились в однушке, вам пора вернуться домой. Вам же там неуютно и тесно, я ночей не спал, переживал, как вы там. Не предложил этого раньше, в надежде, что ты все-таки вернешься. Но раз так… Я больше не могу позволить вам страдать. Сам туда съеду, уж как-нибудь поживу в неудобствах. Вам нужнее.

Вот он, настоящий шок.

Чтобы Максим решился на такое…

– Ты это серьезно? – хлопаю ресницами.

– Еще как, – кивает он с достоинством. – Мои любимые девочки достойны всего наилучшего.

Я была готова услышать от Максима что угодно. Но не такое.

Граждане, товарищи, кто этот человек? И куда делся мой муж Максим Лапин? Тот самый, который способен беспокоиться лишь о себе.

– Милая, а что ты так удивляешься? Неужели ты вправду сомневалась в том, что я тебя по-настоящему люблю? – Максим продолжает добивать меня вопросами.

– Ну… – тяну не своим голосом. – Когда твой муж заявляет, что не даст на детей ни копейки, такой вывод напрашивается сам собой.

Сказав это, внимательно на него смотрю.

– Кстати, об алиментах, – воодушевленно продолжает Максим. – Кристиночка, я никогда не хотел оставлять тебя без денег. И даже сейчас, когда ты не живешь со мной, я готов ежемесячно выплачивать тебе сумму, равную семьдесят одному проценту от того, что я выдавал тебе в месяц раньше.

– Семьдесят одному? – недоуменно переспрашиваю.

Искренне не понимаю, откуда он взял именно такой процент.

– Ну конечно, – кивает Максим и с энтузиазмом принимается объяснять. – На детей ведь надо меньше, чем на взрослых, так? Считай, один взрослый это как два ребенка. Для простоты будем считать семейный бюджет в долях. Три доли на детей, четыре на взрослых, и того семь. Сто процентов делим на семь, получаем четырнадцать целых, двадцать восемь сотых. Сотые убираем, умножаем четырнадцать на пять, ведь дети плюс ты – это пять долей, вот и получается семьдесят один процент. Теперь, надеюсь, понятно объяснил. Тебе же хватит, да? Ты же теперь живешь без меня.

Я слушаю его вдумчивые вычисления, дивлюсь тому, как он четко все посчитал. И… Теперь уже без труда узнаю в стоящем передо мной человеке своего бывшего мужа. Жадного скунса.

Весь флер очаровательного мужчины, который готов для семьи на что угодно, разом улетучивается.

Семьдесят один дурацкий процент. Не семьдесят пять, а один! Это, наверное, на всякий пожарный, чтобы мы с детьми не начали шиковать на его денежки, которых с трудом хватало на еду. И если он думает, что я тратила на себя больше, чем на детей, то он глубоко заблуждается.

Максим же перемены в моем взгляде не замечает. Сует мне в руки букет роз и продолжает:

– Держи цветы, Кристиночка. Я сейчас достану телефон, в банковское приложение войду…

Что ж поделать, беру цветы. Пристально на него смотрю, жду, пока он справится с телефоном. Неужели и вправду готов расстаться с деньгами, пусть и небольшими?

– Ой, что-то тут у вас интернет паршиво ловит, – чешет затылок Максим. – Никак не могу зайти в приложение.

А нет, все же не готов.

– Тут хороший интернет, – подмечаю, как бы между прочим. – Проблем быть не должно.

– Я попозже переведу, вот перенесем ваши вещи, тогда и… – Максим улыбается мне во всю ширь своей наглой морды. – Мы с тобой договорились, да?

– Ага, договорились, – киваю с уверенным видом. – Завтра пойдем с твоей мамой к адвокату, перепишем на меня трешку, а потом мы с детьми туда с удовольствием переедем. И еще лучше, давай составим с тобой брачный контракт, по условиям которого ты в случае развода оставляешь жилье мне.

Максим замирает с телефоном в руке, внимательно на меня смотрит. Видно, пытается определить, шучу я или серьезно.

Дабы не разочаровывать мужа, я натягиваю на лицо самое серьезное выражение из своего арсенала. Выжидающе на него смотрю.

Спрашиваю:

– Так как насчет договора, милый? Как только ты его подпишешь, я тут же уверюсь в том, что ты действительно дорожишь семьей, что готов на все…

– Кристина. – Максим больше не улыбается. – Ты палку-то не перегибай. Хорош колотить понты. Ты девять лет со мной жила как у Христа за пазухой…

Этой фразой он окончательно меня бесит. Ишь ты, спаситель нашелся.

– У Христа за пазухой проценты на содержание семьи не высчитывают, – хищно на него смотрю. – Любовниц домой не водят, женам не угрожают, детей не обижают, не лгут, не предают…

– Опять завела свою песню… Не надоело, а? – он уже откровенно злится. – Сколько раз я еще должен просить прощения?

– Хотя бы один раз нормально попытайся, без лживых обещаний! – шиплю на него.

Максим меряет меня злым взглядом и вдруг говорит:

– Я ведь и по-плохому могу, понимаешь?

– По-плохому? – у меня вырывается истерический смешок. – То есть до этого у нас с тобой было по-хорошему?

– Вообще-то, при разводе я легко могу отсудить у тебя бизнес, – заявляет Максим с наглым видом. – Все нажитое в браке делится напополам, забыла, крошка?

Мне смешно и на это.

– Что ты тут собрался делить? Съемное помещение? Подержанные детские игрушки? Или, может быть, жирный кредит, который я взяла на открытие садика? А больше у меня ничего нет, поскольку садик пока что – сугубо убыточное предприятие. К тому же если говорить о дележке бизнеса, то давай лучше поговорим о твоей торговой фирме. Которую, хочу заметить, ты создал на деньги, что тебе дала моя мама. Вот что действительно стоило бы разделить. Кстати, я недавно встречала твоего зама – говорит, идете в гору, на рекорд доходов в этом году…

После моих слов Максим багровеет.

– Ты совсем охренела, зариться на мою фирму? Да я тебя за это…

Он демонстративно сжимает пальцами воздух, будто бы душит невидимую меня.

– Я в этот бизнес вложил много пота и крови, а ты… – продолжает он гневно.

– То есть мне на твое претендовать нельзя, так? А тебе на мое можно? – уже откровенно кричу. – Пусть суд рассудит, что кому можно, а что нельзя!