— Именно. Но всё не так просто. Я теперь понял. Я всё понял благодаря тебе, моя дорогая, и не хочу терять момент, когда готов это сделать, — загадочно глядя на меня, произнёс он.

Гелиодор

Оставив светоча в безопасности, дал ей время прийти в себя. Хотя нападки Октября были обоснованы, я не мог допустить скандала. Признание светоча ничего бы не дало, а лишь усугубило бы и без того сложное положение. И как он только догадался? Могу предположить, что этот дар он получил потому, что истинно любит её.

Сложно будет девочке теперь. Очень сложно.

Но, пришло и моё время. Больше нельзя бегать и делать вид, что ничего не происходит. Слишком долго я игнорировал правила и взамен их, придумывал свои. Я пользовался своим положением так, что это привело к почти непоправимым последствиям. Я осознал. Я понял. И не намерен больше прятаться от правды.

Поднявшись в самую высокую башню Игмеральда, закрылся изнутри. Я молчал, чтобы она ничего не слышала, но подозреваю, что она уже всё поняла. Что меня ждёт? Я готов принять её гнев, её боль, её слёзы.

Она столько раз пыталась со мной поговорить, а я игнорировал её. Больше не могу.

Я понял, что чувствовала Аделина, при встрече с Октябрём. Это вина, у которой нет начала и конца.

Встав по центру круглой комнаты, крепко зажмурился. Всевидящая матерь, мне страшно. Нащупав заветный ключ спрятанный за пазухой, шагнул прямо к стене, вставив его в замочную скважину под синим камнем, что очнувшись от долгого сна, вспыхнул свечением и звуки водной стихии наполнили комнату. Осторожно достав ключ, сделал шаг назад, и вновь шагнул вправо к зелёному камню. Поворот ключа, и он ожил, расправившись как дивный цветок. Вернувшись в центр, развернулся к третьему, жёлтому камню. Как только ключ отпёр замок, вспыхнувший светом камень, выпустил на волю стихию воздуха, что едва не снесла меня с ног. Четвёртый и последний камень красного цвета, стихия огня. Открывать его сложнее всего. Осторожно вставив ключ, затаил дыхание, ожидая мощного всплеска. Стихия вырвалась на волю, объяв всю комнату пламенем, но не причинила боли. Другие силы уравновесили её и, открыв глаза, мне представилась идеальная картина баланса энергий.

Выдохнув, спрятал ключ на место. Теперь дело за малым. Очертив тростью магический круг вокруг себя, три раза стукнул по его центру. От каждой стихии отделилась линия, что соединилась с кругом, смешиваясь в единую энергию. Готово.

Взяв свою трость, сделал надрез на руке, выпустив лиловую кровь. Она сразу же впиталась в светящийся камень на трости, а затем началось. Стихийный круг вспыхнул, отделив меня от прежнего мира. Камень жадно впитывал в себя мою кровь, пока я произносил освобождающее заклинание. Материя вибрировала и вспыхивала яркими огнями на каждом слове.

— Я освобождаю тебя, моя любовь! Ты свободна, Эйфирия! — торжественно произнёс заключительную фразу в ожидании.

Камень ярко вспыхнул, обдав меня неслыханно сильным потоком энергий, что я едва устоял на месте. Стоя в круге вибрирующих стихий, я ждал, но дальше ничего не происходило. Разве я что-то упустил? Нет. Тогда что не так? Я даже на мгновение растерялся, как вдруг, услышал её голос.

— Моя любовь, говоришь?

Обернувшись, ожидал её увидеть, но никого не было.

— Стареешь, любимый. Ловкость сходит на нет, — засмеялась она, и я вновь обернулся на её голос, но не успел поймать взглядом. Она играет со мной.

— А ты не изменилась, — процедил я, пытаясь поймать ловкую женщину, что потешалась надо мной в такой ответственный момент.

— Так что, любовь моя? Зачем всё это? — коснувшись моей щеки, раздался её голос над ухом.

Я не пытался ухватить её, а просто закрыл глаза в ожидании, когда она наиграется, и предстанет передо мной. Я ненавидел её игры, хотя любил её всем сердцем. И всё, чего мне не хватало, было терпением, которое с ней испарялись в момент. Я по-другому представлял эту встречу, но видимо, наши представления как всегда по разные стороны медали.

— Уже жалеешь, что пошёл на этот шаг? — раздался рядом её весёлый голос.

— Почти, — ответил ей.

— Обожаю твоё серьёзное лицо. Ты такой красивый, когда в гневе. Всегда любуюсь, — прозвучали слова почти в губы, и я открыл глаза.

Она была так близко. Смотрела на меня, как в первый день нашего знакомства.

— Ты свободна, Эйфирия, — ласково сказал ей, хоть всё ещё был раздражен её выходками.

— Ты забыл добавить, любимая, — положив руки мне на грудь, выдохнула она.

— Любимая, — прошептал я, чувствуя, что её ладони прожигают моё тело.

— Твои слова искренние? — спросила она, ещё пуще заглянув мне в глаза.

— Нужно было ещё подержать тебя взаперти, может, тогда бы ты поверила в мою искренность, — фыркнул я, желая отвернуться от этих хитрых, но таких красивых глаз.

— О, милый мой, я ошиблась. Ты ни капли не изменился. Всё такой же упёртый, как и раньше, — хихикнула она, обняв ладонями моё лицо, не давая мне его отвернуть.

Невыносимая женщина, но… любимая. И как меня угораздило?

— Прошу тебя, довольно игр, Эйфирия. Я хочу серьёзно поговорить с тобой, — взяв её руки в свои ладони, старался не отходить от намеченного плана.

— И о чём же таком серьёзном может идти речь? Я думала, что ты наконец-то всё осознал, а ты как обычно, всё просчитал и действуешь согласно плану, — обижено сказала она.

— Послушай, сейчас не время выяснять отношения. Ты и я…

Глаза её вспыхнули горячей обидой, и она попыталась вырвать свои руки из моих, но я её удержал и прижал к себе.

— Не время значит?! — ударив меня кулачком в грудь, воскликнула она. — У тебя всегда так! Уходи и оставь меня. Ты так всегда поступаешь. Ты трус, Гелиодор! Признайся в этом и уходи, и не возвращайся! Ты занят всем миром, но для меня у тебя никогда нет времени!

Она горько расплакалась, уткнувшись лицом в мою грудь. Это было искренне. Живые эмоции вибрировали на стенах стихий, отражаясь обратно в нас, не находя выхода в пространство. Я молча гладил её по волосам, принимая весь поток эмоций в себя, чтобы ей стало легче. И когда плач её стих, решил сказать то, что давно хотел.

— Я люблю тебя с первого взгляда в твои бесконечно прекрасные глаза. О, милая моя, если бы ты знала, как же я ревновал тебя к любому, кто находился в твоём обществе. Эта любовь к тебе, делала из меня призрака мести. Я постоянно желал терзать тех, кто вызывал твой заинтересованный взгляд или улыбку. И тем более тех, из-за кого она исчезала с твоего лица. Я болен тобою. Моё существование превратилось в муку, постоянно сопровождаемую желанием унести тебя в другое измерение и спрятать там ото всех. Я жадный, когда дело касается тебя, любовь моя. Я отдал тебе часть себя, но и это ты не сочла за доказательство. Ты играла со мной, испытывала, и я не прошёл твоих проверок, выбрав путь отшельника. Я ушёл из родного города, потому что не в силах быть рядом с тобой. Ты разрушала меня, когда я готов был на всё. Ты играла мной, пока я страдал. А теперь, ты говоришь, что у меня нет на тебя времени. Всё моё существование завязано на тебе, но ты этого так и не поняла. Ты говоришь, что я трус, но сама слепа, уж прости. Ты смотришь в себя, любовь моя и не видишь меня. Для тебя я лишь незаконченный проект, который ты не довела до совершенства своих взглядов.

На этом моменте я смолк. Плач Эйфирии стих, но она продолжала ждать от меня слов, и я продолжил.

— Когда мы вошли в город спустя столько времени, я испытал такую смесь чувств и эмоций, что трудно описать. А ты была всё такой же, как и в первый день нашего знакомства. Ничто в тебе не изменилось. Мне казалось, что моё отсутствие тебя не смутило. А потом происшествие в саду… ты показала то, чего я не видел в тебе никогда. Разве не было у тебя времени сказать мне обо всём? Ты решила всё по-своему, потому что всегда так поступала, и уверен, будешь поступать. Ты такая, какая есть, и я не требую от тебя никаких доказательств иного. И если бы не светоч, то мы бы сгинули. Она помогла мне вернуться.