Позже, когда нам привезли новый набор посуды — мастер Вурдус не скупился на чистейшее серебро, — мы и узнали, почему так осторожно вела себя чужестранка.

Хозяин таверны никого не предупредил, что посуда серебряная, никто и не подозревал, что среди нас мог быть дракон. Как оказалось был. И довольно красивый, милый и очень спокойный.

Никто не осудил Нессу за сокрытие своей истинной расы — все понимали, чем это могло обернуться для нее и ее семьи. А раз мы против ее расы ничего не имели, то и поклялись держать ее тайну при себе.

С тех пор девушка заметно изменилась. Стала более открытой, улыбчивой. Перестала шептать под нос и больше говорила с нами. Конечно, не все в таверне были осведомлены древностью ее крови. Достаточно того, что мастер Вурдус, я и Лиран знали.

Когда она проходила обучение в Школе Чародейства, постоянно что-то новое нам рассказывала про свой дар, про зелья, их состав, травы и многое что еще, чего я не запоминала. Но видеть горящие глаза, нисходящую с лица улыбку было приятно.

Лишь один месяц в году она ходила поникшей. И чем ближе приближался этот день, тем темнее было ее лицо, а глаза краснея. Ее мучили кошмары, как и большинство, кто пережил ту ночь. Она меньше ела, меньше говорила, больше была погружена в себя. Призраком передвигалась по таверне, пугая молодых посетителей.

Но в один из дней, когда мастер Вурдус решил на день закрыть таверну (а такое случалось крайне редко) и устроить маленький праздник, она не пришла. Мы с Лираном очень за нее переживали, а потому тем же днем пошли к ней домой.

Дома летало все. От посуды до мебели. Вар — брат Нессы — пытался угомонить свою сестру, поглядывая в сторону закрытой на втором этаже двери, за которой как выяснилось позже сидела его жена.

— Она не виновата, Несса, — мужчина, больше похожий на темного, спокойно, выставив руки вперед, говорил с девушкой. — Она не знала.

— Не знала, что именно сегодня год назад на нас напали?! Это знает каждый ребенок. Не оправдывай ее, Вар! — Несса схватила попавший ей под руку стул и запустила в брата. Тот увернулся, а стул, пролетев мимо него, раскололся возле головы Лирана. — Она могла бы хотя бы спросить, готовы ли мы праздновать день рождения.

— Она спрашивала, — видно было по лицу молодого офицера темной стражи, что он пожалел о сказанных словах.

— Ах, спрашивала? И ты дал добро?! А обо мне, Вар, обо мне ты не подумал? Готова ли я праздновать в день похорон дочери?

Тогда-то мы и узнали, почему в этом месяце она ходила ни живой ни мертвой. Почему избегала вопросов про дни рождения. Почему, видя детей, у нее наворачивались слезы.

Нам удалось успокоить Нессу. Да и сама она долго не сопротивлялась. Достав из сумки перевязанный синей лентой сверток, она протянула его брату.

— Помню, о чем мы договаривались, но я не смогла пройти мимо, — после этого она поднялась в свою комнату и не выходила до самого утра.

Никто не осуждал ее за выплеснутые эмоции. Никто не напоминал ей о разгромленной гостиной и перепуганной невестке. Все слишком хорошо знали Нессу. В глубине души она чувствовала, что была не права. И это чувство до сих пор не давало ей покоя.

***

— Этот день сегодня… — протянул Жан, глядя мне за спину.

Вампир был на полголовы выше меня, не такого широкого телосложения как оборотни или драконы — мышцы только замедляли нас, придавая телу лишний вес. Среди нашей расы считалось, чем стройнее вампир, тем аристократичнее были его корни, тем быстрее он был.

— Да.

— А ведь она впервые за долгое время решилась отпраздновать свой день рождение, — грустная усмешка коснулась губ жениха. — Видно, сам Разлом против какого-либо веселья в день скорби.

— Как в управлении? — спросила мужчину, зная, что у него везде есть свои глаза и уши.

— Спокойно. Пока. Жалоб и заявлений об убийствах не поступало. Но офицеры до сих пор обсуждают произошедшее после казни.

— Нельзя это как-нибудь остановить?

— Они ни о чем не догадываются и не догадаются. Слишком мало улик, и доказательства отсутствуют.

— Но…

— Женская истерика, а тем более чародея могла быть связана не с ней лично, — напомнил Жан о даре нашей подруги.

— Надеюсь, все именно так и восприняли ее боль, — поглаживая дрожащей рукой живот, прошептала.

Жених бережно обнял меня за плечи и уткнулся носом в шею за ухом. Его холодные губы коснулись мочки и слегка прикусили.

— Я слышал он снова прибег к кровной магии, — понизил он голос до шепота. — У их расы это вообще законно так управлять девушками?

— Несса рассказывала, что данная магия — некое средство защиты. И в некоторых случаях я бы с ней согласилась. Кто знает, что она успела бы рассказать, не вмешайся Вар.

— Ее истерика была слышна на всех уровнях управления темной стражи. Если там и стояла какая — то защита, она ненамеренно ее разрушила. Могу предположить, что и всех находившихся тогда в кабинете она с легкостью могла бы порвать. — Жан тяжело вздохнул.

— Не знаю, как я бы себя чувствовала, если бы в который раз видела, как моих детей убивают. Что сейчас твориться в ее душе одному Разлому известно. — дрожь пробежала по телу. — Я боюсь, как бы она чего не натворила в порыве чувств.

— Будем надеяться, что этим Вар сейчас и занимается.

Измир де Рандар

Огонь. Кругом дым и черный пепел. Со всех стороны слышны крики детей и женщины. Над головой пролетали столбы древнего пламени, уничтожая все живое на своем пути. Рев гончих, загоняющих свои жертвы в тупик, только усиливался. Рычание псов резко превращалось в чмоканье, хлюпанье, когда пасть диких, непокорных никому и вечно голодных существ Разлома смыкалась на теле дракона. Их острые зубы рвали загорелую плоть. Когти раздирали лица и превращали красивое вроде бы человеческое тело в рваный мешок. Кровь летела во все стороны. Она не успевала впитываться в землю, а потому под ногами текли искрящиеся ручьи.

Она выбежала ко мне сама. Бежала, оглядывалась. Маленькая в рванном поношенном платьице. Ее босые ступни по щиколотку были окрашены кровью. Я видел страх в больших синих, почти черных глазах. Весь тот ужас, творящийся вокруг хрупкой девочки, пугал ее. По ее розовым щекам текли слезы. Никогда не думал, что драконы умеют плакать. Но их вода отличалась от нашей. Она была холодной. Нет. Ледяной.

Когда ребенок врезался в меня, я хотел было смахнуть его слезы, успокоить и даже спрятать (если удастся). Но клятва, данная за день до императорского указа, связывала меня по рукам и ногам. Я не хотел этого. Но сопротивляться не мог. По моим венам текло то, что не рушиться ни волей Разлома, ни магией. Клятва на крови — самый беспощадный, жестокий, а порой и абсурдный ритуал, который после лишает тебя права выбора.

Не помню, как схватил девочку, как представил лезвие к ее тонкой шее, как она вырывалась, кричала, звала маму на помощь. В тот момент я молился, чтоб меня убили. Чтоб пришла ее мама и оторвала мне голову, чтоб даже сама смерть не смогла меня воскресить обратно. Но никто не появился. Никто не пришел на помощь трехлетнему ребенку.

Рука дрогнула. И тонкая струйка потекла по моим рукам. А тело когда-то живой девочки прахом облетело вокруг меня.

Тело налилось свинцом. Ноги подкосились. И упал на колени. В голове стоял гул. Крики и ругань слились воедино. Я больше не видел и не слышал никого. Кроме глаз, скопивших в себе глубину Разлома…

…В тот день я задержался на охоте. Меня не было дома, когда на деревню напали.

Выходя из леса, услышал крики. И тут же сорвался с места, поспешив домой. На улицах стояла неразбериха. Люди кидались из стороны в сторону, пытаясь как можно скорее покинуть свои дома. Не обращая ни на кого внимания, я бежал к своему дому, из которого навстречу мне выбежала дочка.

Увидев меня, она ускорилась. В ее глазах на мгновение исчез страх. Она уже собралась что-то сказать…