Поэтому злорадство Мингли Дэмин не оценил, но предпочел промолчать, дабы не перенаправить свой гнев на неповинного в этой ситуации мечника.

— По крайней мере, это мое первое относительно серьезное дело. И это тоже хороший опыт, — постарался себя утешить Дэмин.

— Второе, — поправил его Мингли.

— Что?

— Я говорю, второе. Разве наша встреча — это не твой первый опыт?

Дэмин поморщился от неуместного выражения, — что ожидать от того, кто читает такие отвратительные романы? — и предпочел проигнорировать сделанное замечание.

— Расстраивает больше всего то, что мне велено закрыть это дело как решенный вопрос о выплате грузчику причитающейся награды. И в записях будет числиться, что я столько времени занимался простым разбирательством, которое следовало бы направить в торговую палату.

— Твое тщеславие ущемлено? — ударил по больному Мингли.

— Таково решение моего отца.

— И он же решил передать дело Гувэю?

— Думаю, что тут имеется в виду, что оно пойдет под управление градоначальника, как вышестоящего судьи. В письме указана лишь фамилия. Просто из-за того, что ты весь день мне напеваешь в уши о Гувэе, я сразу подумал о нем.

— И правильно подумал.

— С чего ты так решил?

— Подожди и увидишь, — коротко отрезал демон.

— В таком случае, — выдохнул молодой судья, — я сделаю все, как велит отец. Направлю в судебную залу посыльного, дабы тот передал, что дело отложено до выяснения обстоятельств. С господина Ши я снимаю обвинения и, — он взглянул на уже сделанные записи, — вероятно, мне следует это передать в городскую канцелярию верховного судейства?

— Что-то мне дурно, — внезапно сказал Мингли, — похоже, вот они, последствия перегрева на солнце, о которых ты говорил.

Дэмин отвлекся от терзавших его мыслей и внимательно взглянул на мечника. Не поэтому ли тот, пока не достиг кабинета, был столь молчалив?

Молодой судья поднялся, открыл дверь и выглянул в коридор. Мальчишка-слуга мгновенно подбежал к нему. Дэмин распорядился подать гужевую повозку и направить послание о вызове врача в его поместье.

— Мы едем домой, — обратился молодой судья к Мингли.

Поместье семьи Каведы занимало приличного размера участок земли в черте города. Так того требовал статус и позволяли финансы. Внутри высоких стен пряталось все, что было необходимо для жизни господина: основное здание, сад для отдыха, тренировочный зал, места проживания слуг и домики для личной стражи, а также несколько дополнительных построек, включавших в себя небольшую конюшню и склад.

Семья Каведы своими корнями уходила в провинцию Тиям. А там придерживались иных нравов, в частности, отношение к женщинам было более строгими к их положению в обществе. Потому дома богатых тиямцев всегда разделялись на две территории: женскую часть и мужскую. Тому же правилу следовал их предок, когда возводил поместье в столице Синторы.

Сейчас дом опустел, сыновья разъехались строить свою карьеру и налаживать жизнь. И лишь Дэмин продолжал по-прежнему жить здесь. Как старший сын, он обязан был перенять не только дело своего отца, но и все имущество, включая слуг, животных и женщин, что останутся в доме после смерти главы семьи. Поэтому он не видел смысла обзаводиться отдельным поместьем или снимать жилье, как поступали более младшие отпрыски в кругу богатого сословия.

Мингли в самом деле захворал и после того, как его посетил врач, предпочел оставаться в своих покоях. Скрюченный под тяжестью возраста седой медик после осмотра мечника сообщил обо всем Дэмину. Так полагалось по правилам: тот, кто был хозяином, имел право знать обо всем, что происходило с его слугой. Знахарь заверил молодого судью, что ничего страшного не случилось, и судя по ровному пульсу Мингли, тому надлежит лишь хорошенько отоспаться.

За те полгода, что они притирались друг к другу, Дэмин уже привык, что вечерами, находясь в тренировочном зале, учась в библиотеке, либо просто просиживая в комнате за чтением, подле него всегда находился Мингли. Кто бы мог подумать, что можно привыкнуть к столь парадоксальной вещи — обществу демона. Сначала молодой господин опасался подлости со стороны мечника. Даже более того, он отказывался пускать в поместье привязавшегося к нему Мингли, который появился у ворот дома Каведы спустя несколько дней после скверного дела. Дэмин приказал тому убираться, ощущая тревогу и страх, ибо своими глазами видел, как это существо покидало тело другого человека. Но демон заверил молодого господина, что не оставит его теперь никогда. Хочет он того или нет.

Мингли провел почти неделю у входа в поместье, промерз и простудился от отвратительной погоды, но продолжал ждать или следовать за Дэмином, когда тот покидал дом. Он, как тень, от которой невозможно было убежать, всюду оказывался подле и раздражал своим шмыганьем носом или жутким кашлем. И именно простуда, отразившаяся на лице демона бледной кожей и румянцем на щеках, пробудила в Дэмине чувство того, что он сам ведет себя хуже любого демона. Он сжалился и позволил Мингли войти в поместье, выслушал объяснение и, поняв, что тот настроен более чем серьезно, преследовать его всю жизнь, даровал Мингли статус мечника.

На протяжении следующих нескольких месяцев Дэмин страшился, что позволил злу переступить порог и тем самым подверг опасности всех, кто находился в доме. Он даже несколько раз просыпался от кошмаров, в которых Мингли обнажал острые клыки, доставал клинок и, смеясь, подобно безумцу, рубил всех направо и налево. Благо, что сны оказались только снами. Мингли действительно не собирался никому здесь вредить. Если не считать его странного поведения, обусловленного полным непониманием, как живут люди, то он был безвреден.

Дэмин бросил взгляд на пустующий стул у окна своей комнаты, на котором любил сидеть демон. На губах скользнула улыбка от мысли, что будь тот сейчас здесь, непременно бы начал насмехаться над беспокойством молодого господина по поводу самочувствия мечника. Способность Мингли к чтению людских эмоций Дэмин раскрыл не сразу. А когда узнал, был крайне возмущен и рассержен, ибо свои чувства он считал сокровенной вещью, и тот факт, что кто-то залезал ему в душу, считал оскорблением и посягательством на личную жизнь. Он выразил свое негодование демону, но тот лишь пожал плечами и сказал, что не считает себя виноватым в этом:

— Разве холод виноват в том, что ты щёлкаешь зубами? Или виноват ли голубь, что испражняется на головы людей, потому что те ходят по земле, а он летает в небе? Так и я не виноват в том, что ощущаю чужие эмоции. С такой же радостью, как ты ругаешь меня за то, что я их чувствую, я могу ругать тебя за то, что ты их испытываешь. Тебе стоит подумать, что ты не единственный, кому неприятно находиться в такой ситуации. Так как не все чувства людей благоухают ромашками.

Именно с этого злополучного разговора и начались их непрекращающиеся диалоги и споры. Дэмин тяжело вздыхал, негодовал или хмурился, когда Мингли высказывал свою очередную точку зрения. Но на самом деле он, живущий с детства в окружении своих братьев, привык к шуму, раздорам, глупым вопросам, постоянным заботам и чтению нравоучений в их адрес. И сейчас, когда те выросли и разъехались в разные стороны, Дэмин ощущал какую-то пустоту в душе, которую с успехом, полностью и без остатка заполнил Мингли. Он это четко осознавал, как и помнил о том, что скорпион своих привычек не меняет, а следовательно, при всей постепенно образующейся симпатии к демону, стоило не терять бдительности.

Дэмин перевел взгляд на лежавшее на столе дело о похищении госпожи Сюэ. Он планировал поговорить об этом с отцом, но тот лишь коротко описал ситуацию, явно не желая углубляться в детали. Это сильно ударило по самолюбию молодого господина. Мало того, что у него отбирали дело, так еще и не желали беседовать с ним о причинах и подробностях таких обстоятельств. Будто он несмышленый ребенок. Поэтому Дэмин не отдал сразу отцу необходимые документы, чтобы был второй шанс поднять разговор на эту тему. Проблема еще в том, что он пока не решил, с чего начать и как завести беседу так, чтобы отец захотел поведать все, что ему самому известно.